которую они попали, это было вполне оправдано. Ведь очевидно было, что их русские союзники дома и эти красные, вовсе не одно и то же. А принимая во внимание, совершенно не сопоставимые силы, местные вполне могли захватить хронолет, это привело бы к непредсказуемому последствию. Но приказ, есть приказ. Сейчас стоило обрубить концы без пролития крови.
По его распоряжению гренадеры разрядили оружие красных, сложив патроны, снаряженные магазины в мешки и бегом потащили в лес, там не особо их пряча, свалили в кучу и вернулись. Давно уже присмотрев кой-чего в трофеях, офицер решил прихватить с собой образцы местного оружия. Пусть дома инженеры из «Mauser» и «Erma Werke» разберут их по винтикам, ведь известно, что русские в оружейном деле не уступают немцам. Пистолет, один из автоматов и винтовка с оптическим прицелом уже были на борту их летательного аппарата. Со стороны Киндлера это было абсолютным самоуправством, но он был уверен, что цель вполне оправдывает средства.
— Кудашев, все же нужно попробовать еще раз договориться с местными большевиками, чтобы они не увязались за нами следом, как только мы покинем двор этого имения! — распорядился оберфюрер Рейс.
— Господин оберфюрер, думаю, стоит ограничиться разговором со старым полковником. — предложил Киндллер.
Командир кивнул, соглашаясь.
Дверь сарая распахнулась, вновь на пороге стоял Кудашев в сопровождении двоих солдат.
Все узники, как один, не скрывая волнения, повернулись к двери.
— Господин полковник! Наш разговор остался не завершен. Следуйте за мной! — злосчастный пришелец сделал шаг в сторону, освобождая дорогу и всем своим видом давая понять, что долго ждать, не намерен.
Дубровин словно давно готов был к такому развитию событий, он тут же, словно молодой, бодро поднялся и двинулся к выходу.
— А я?! — вскочил Николай Иванович, — я как старший по званию из присутствующих, требую…
Дубровин резко обернулся, зло блеснув глазами, но сказать ничего не успел, его опередил Кудашев: — Не советую, товарищ генерал чего-то требовать, не в том вы положении!
«Товарищ генерал» он произнес со всем возможным сарказмом, а закончил фразу уже с нескрываемой угрозой. Сбитый с толку, злой и испуганный Кожевников оказался перед закрывшейся у самого носа дощатой дверью.
— Итак, господин полковник, надеюсь, мы договорились.
И на этот раз разговор действительно оказался плодотворным. Дубровин сидел, ссутулившись, на старом табурете посреди комнаты, за столом на стульях, расположились прежние их собеседники. Тот очкарик-ученый, с унылой физиономией ребенка, которого подразнили любимой игрушкой и тут же ее отобрали и начальник немцев, представившийся в прошлый раз как оберфюрер Рейс. Офицер, командовавший частью СС, стоял у окна, то и дело выглядывая во двор, и казалось, слушал их вполуха. За спиной, у закрытой двери, расставив ноги и сложив руки за спиной, стоял причина всех проблем — Юрий Кудашев, чтоб ему провалиться.
— Думаю, вы все понимаете и сможете контролировать ситуацию, а то генерал Ко-жев-ни-ков, — продолжил Рейс, по слогам прочитав фамилию в служебном удостоверении генерала, лежавшего перед ним, — явно неадекватно оценивает происходящее! Мне не хочется, что бы наш отход оказался, омрачен еще какими-то жертвами. Как я и обещал, мы уходим домой, а вы остаетесь у себя, в своем мире.
Старик слушал молча, иногда кивая головой и явно находясь в плену каких-то своих мыслей.
— Позвольте вопрос напрямую! — наконец спросил он, пристально глядя на собеседников, — надеюсь, вы понимаете, мое командование, потребует самого обстоятельного отчета о всем случившемся и главный вопрос, который всех нас интересует, стоит ли ждать вашего появления у нас еще?
Оберфюрер Рейс помедлил с ответом, внимательно посмотрев на своих офицеров, потом сказал:
— Наше появление тут было досадной случайностью, в результате которой мы потеряли летательный аппарат и одного из пилотов. Но, не стану вам врать, теперь мы знаем о вас, а ваше представление о мироустройстве, тоже изрядно обогатилось новыми фактами. Скорее всего без внимания параллельную нам реальность мы уже оставить не сможем, особенно принимая во внимание ваш уровень технического развития, но политика Германского Рейха в данном вопросе — максимальное невмешательство. К тому же, поверьте, нам есть чем заняться в своем мире.
— Политика, говорите, — едко усмехнулся Дубровин, — политика — это известная проститутка, сегодня она одна, а завтра совсем иная!
— Тем не менее, я сказал то, что я сказал, — ответил ему нацист раздраженно, — нам вовсе ни к чему, погрязнуть тут в чужих делах. Это хлопотно, глупо и поверьте, очень, очень дорого!
— И что? Не появится желания переиграть нашу историю на свой манер? Знаете, я неплохо изучил человеческую психологию, чтобы так просто поверить в это! Хм… когда-то, больше тридцати лет назад, я собственноручно написал в разрешенном Берлине на стене Рейхстага: «Сосите хуй!» Не думаю, что в вашем Берлине к этому все отнесутся спокойно! — старик выпрямился, сложил руки на груди и нагло уставился собеседнику в лицо.
Йозеф Рейс побагровел, сжал кулаки, пытаясь сдержаться, отвел глаза в сторону окна. Его взгляд встретился с гауптштурмфюрером Киндлером, который всем своим видом вновь говорил: «А я предупреждал!»
Стоявший позади советского полковника Кудашев почувствовал, как лоб покрылся испариной. Тема разрушенного Берлина для немцев была давно уже больной темой. У оберфюрера, как и у самого Юрия, в Берлине в кровавый сочельник погиб кто-то из родственников, кажется жена, и этот старик-чекист, сам того не зная, очень азартно играл с огнем. Или знает?
— Полковник, — подал голос профессор Вигман, сняв очки и протирая линзы платком, вынутым из кармана куртки, — в вашем мире, увы, Германия уже проиграла мировую войну, и теперь, нам совершенно безразлично, кто кому свернет шею, советские жиды, жидам из Лондона и Вашингтона, или наоборот. К тому же, скорее всего они меж собой договорятся, а кровь лить будут, как всегда гои.
— О! У вас еврейская тема, как любимая больная мозоль! А я-то, старый дурак, уже думать начал, что, может, в вашем мире с этим по-другому. Вы вот все видели моих людей, вам на глаза попался хоть один еврей среди них? А…ну да, славяне ведь тоже, недочеловеки.
— Любопытно, не часто встретишь шабес-гоя, который с одной стороны гордится, что он собственно — шабес-гой, с другой, упирает на то, что не является евреем! — удивился профессор, вновь одевая очки и внимательно, словно впервые осматривая сидевшего перед ним советского полковника, — то, что вы служите еврейским интересам, будучи русским, англосаксом или кем бы то ни было еще что-то меняет?
— Полковник, — дополнил его немного успокоившийся Рейс, — солдат за вашей спиной по отцу самый что ни на есть русский, и, как видите, служит в подразделении СС, вам не кажется это странным для — недочеловека? Не так ли, камрад Кудашев?
— Так точно, господин оберфюрер! Я видел в их ближайшем селе, на стене клуба, плакат с руководством СССР. Некоторым только пейсов не хватает! — ответил Кудашев.
Дубровин повернулся всем телом назад, окинул взглядом Юрия с головы до ног и произнес, вновь обращаясь к офицерам за столом:
— Ну… и у нас тут в то время находились, кто Родину предал и фашистский мундир напялил! Повесили их потом!
Отвечать на колкость этого сопляка относительно плаката Политбюро Дубровин не стал, явно речь шла о товарище Андропове, тут крыть было не чем.
— Мы говорим не о том, полковник! Мне сейчас безразличны перипетии вашей истории. Я должен быть уверен, что нашему возвращению домой, не помешают. Не скрою, есть мнение, что пулеметы во дворе, решат возникшую проблему решительно и бесповоротно, но стоит ли это того? — Рейс, произнеся это, пристально посмотрел в сторону окна, у которого стоял гауптштурмфюрер Киндлер, что не скрылось от внимания Дубровина.
Полковнику еще более очевидно стало, кто тут, кто. Если что, этого гада, валить первым, промелькнуло в мозгу. Но расклад явно не в нашу пользу.
— Мы принимаем ваше предложение. Мои люди выполнят любой мой приказ. — ответил полковник.
— А генерал Кожевников, не станет помехой? — поинтересовался оберфюрер Рейс.
— Еще раз повторю, мои люди, выполнят все, что я вам обещал, господин офицер, — повторил Дубровин сделав особый упор на слове — мои, — генерал командует в Смоленске, а тут я главный!
— Позвольте тогда поинтересоваться, господин полковник, — спросил профессор Вигман, явно пытаясь скрыть волнение, — ведь вам было известно о нас? И не спорьте. Это слишком очевидно! Но… Как? Откуда?
Дубровин, сжав губы, угрюмо смотрел на вражеских офицеров. Мучали сомнения. Начав отвечать на их вопрос, можно было запросто выболтать слишком много. То, что знаю я, и не знают они, основной, да что там, единственный его козырь. На этом стоит сыграть! С другой стороны, история сорок пятого в Восточной Пруссии, в их мире еще не произошла, возможно, и не произойдет, если о ней рассказать этим…
— Мы заключили сделку. Вы уходите, мы остаемся. Мы не препятствуем вам. Мне более нечего добавить. — он постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более непреклонно.
Профессор скривился разочарованно, хотя особой надежды, что командир красных так просто все выложит, все равно не было.
— Решено! Мы освободим вас перед нашим отходом, вы сможете вернуться к вашим солдатам. Оружие ваше останется во дворе, но без патронов. Их вы найдете… в общем найдете неподалеку. Как мне доложили, вашему раненому обер-лейтенанту оказана необходимая медицинская помощь, но чем быстрее он окажется в госпитале, тем лучше. На этом наш разговор окончен! — оберфюрер Рейс надел лежащую на столе фуражку, поднялся и отдал честь советскому полковнику.
Кудашев в сопровождении двух солдат сопровождал старика до сарая. Дубровина же каждая ступенька крыльца, каждый шаг к их узилищу заставляли разрываться в сомнениях. Если нацисты не врут, а с них, конечно, станется, действительно у них установка не вмешиваться в дела иных миров. А если так, то если они узнают, о том, что произошло летом сорок пятого в Кенигсберге, может и не случится этого? А смысл?! Голова идет кругом! Ведь у нас это уже произошло. Что изменится, если в каком-то другом мире и в другом времени все случится иначе? Наших солдат, погибших в те дни, это точно не воскресит! Перед мысленным взором полковника встали лица его бойцов, которые погибли в боях с диверсантами в столице Восточной Пруссии. Будь что будет! В память о них я должен это предотвратить, даже в другом мире и в ином времени. К тому же нам это точно уже не навредит…а вот о бабе в Норвегии им знать незачем.
— Молодой человек! — обратился он, остановившись. Стоял, не доходя нескольких шагов до сарая. — Давайте без званий… Все же есть в вас что-то от русского, хотя мы тут ненавидели русских, вставших на сторону оккупантов, намного больше, чем самих фашистов. Мне действительно есть что сказать на вопрос, откуда мы о вас знаем, к тому же, надеюсь, польза в этом будет обоюдная. Давайте отойдем на пару шагов в сторону.
Молодой эсэсовец на мгновение призадумался, потом кивнул сопровождавших их солдатам, и они с полковником отошли к колодцу, под
