себя.
— Рассказывал ли антисоветские анекдоты?
— А то, да, конечно, товарищ начальник! И гражданин Лопатин и Горохов! Еще какие! Самые антисоветские! Повторить…. Ой, не запомнил!
— Вел ли разговоры, негативно описывающие жизнь советского государства и роль Коммунистической партии Советского Союза?
— Ой, товарищ начальник! Вел, вел, подлец, такие разговоры! Что б им, Ваське и Горохову этому, пусто было… Э-э-э…. А что такое — негативно, товарищ начальник?»
Из всех местных жителей, наверное, несколько человек всего не старались облить предмет интереса приезжих чекистов грязью и помоями. Сам председатель колхоза Бойцов, продавец сельского магазина Наташка и Семен Михайлов с женой Фроськой.
— Да, выпивает Василий Лопатин, но никому зла не делал, передовик, план по заготовкам всегда выполнял… сын герой, погиб недавно, дочка в Смоленске отличница, умница. Милиционер Горохов всегда готов помочь, отзывчивый, принципиальный… О остальном… Не слышал, не знаю, не видела.
Все руководство колхоза «Борец», изолированное от местного населения, сидело в правлении, на крыльце которого нервно курили двое парней-пограничников в камуфляжной форме, с автоматами на плечах.
В приемной томилась секретарь Бойцова. Танечка выбилась из сил, таскать в кабинет председателя поднос с чаем для всего руководства колхоза. Еще дико хотелось позвонить подругам в Хотеичи, Шумячи и Рославль и взахлеб рассказать, какая жуть тут творится. Но первым делом приехавшие в село солдаты отрубили всю связь с внешним миром и тут уж поделать было нечего.
Дверь с крыльца распахнулась. В комнату вошел высокий мужчина в мятой и грязной одежде с усталым, будто почерневшим лицом. Таня, задумавшаяся о своем, мысленно представляла, что и как расскажет своим знакомым о последних событиях, когда появится такая возможность. Поэтому, увидя незнакомого человека в цивильном, привычно вскочила со словами:
— Сергей Иванович занят.
Но на плече вошедшего висел стволом вниз автомат, который сразу не приметила, а когда приметила — рухнула на стул, так и не закрыв рот. Последнее время любой человек с оружием пугал молодую женщину до ужаса.
Следом вошли два офицера, один пожилой, а второй молодой. Высокий, в гражданке, с автоматом, решительно и молча прошел к двери в кабинет, председателя, рванул ее на себя и скрылся внутри, пожилой офицер за ним. Третий, тот, что моложе, окинув цепким взглядом перепуганную женщину, столик на котором на плитке в очередной раз закипал чайник, приподнял бровь и решительно шагнул к ее столу.
— Ну что, вы, гражданка! Не пугайтесь так! Лучше угостите защитника Родины чаем!
Бойцов чувствовал, что сходит с ума. Который уже час запертые в четырех стенах кабинета, с редкими пробежками в туалет на улице под неусыпными взорами часовых, они все находились на грани. От сигарет, окурки которых заполнили все тарелки и единственную пепельницу, уже тошнило. К счастью, сигареты у всех закончились с час назад. И теперь уже кружилась голова от желания закурить. От чая, во рту было горько, но густая слюна заядлых курильщиков, была еще хуже, и в который раз члены Правления ждали новой порции чая. Легче всех переносил вынужденное заключение Хныкин. Как всегда, чуть поддатый, в своей замасленной спецовке, он, подремывая в углу на стуле, склонив голову, вытянув ноги и сложив руки на груди. Милонов и Золотаренко двигали на шахматной доске резные фигуры. Никто не считал количество партий, но ветеринар в игре явно уступал бухгалтеру. За все время Милонов не проиграл ни разу. Все они уже много раз обсудили происходящее, перебрали все возможные причины и само собой, были далеки от истины. Он догадок и рассуждений устали и предпочитали молчать, время от времени бросая взгляды на настенные часы. Только агроном Маргулис, зачитавший до дыр прошлогодний журнал «Крестьянка» с обложкой, красной от кумачовых флагов и вымпелов, то и дело вскакивал и трепал всем нервы.
— А я давно всем говогил! Я сразу понял, что этот Лопатин самый настоящий вгаг! И Гогохов, этот, покгывал его. Заявление мое похегил! Штгаф понимаешь, ему выписали!
— Наум Иванович, полно тебе! — устало, в который раз, сказал Бойцов, — ну сколько можно! Ты же сегодня подробно написал все сотрудникам КГБ, разберутся! Ты бы взял, в шкафу на полке, подшивку «Труда». Почитай газету. Помолчи, сделай милость! И так тошно!
За окном в наступающей темноте взрыкнул двигателем грузовик, все кроме Хныкина обернулись, председатель встал и подошел к окну. На улице, в свете фар, поднялась суета. Бегали солдаты, то и дело слышались крики и команды. Резко отворилась дверь, в кабинет вошел генерал Кожевников, разительно отличавшийся от человека, побывавшего тут утром. С утра он всего парой слов обмолвился с растерянным визитом такого человека, председателем. Генерал излучал уверенность и превосходство. А сейчас, в грязной одежде, с запекшейся кровавой ссадиной на лбу, усталый человек с автоматом на плече, испугал Бойцова намного сильнее, чем в первую встречу. Он молча прошел к столу, сел, почти рухнул на свободный стул, с грохотом положил на стол оружие и потянулся к телефону.
— Городской? — спросил он Семена.
Тот кивнул. Кожевников снял трубку, поднес к уху и устало поморщился.
— Павел Петрович, — обернулся он к вошедшему с ним пожилому офицеру в столь же грязной форме, — дай команду на коммутаторе, пусть обеспечат связь.
Офицер молча вышел, некоторое время генерал смотрел куда-то в угол, а все присутствующие молчали, теряясь в догадках. На торжествующих победителей генерал и его люди явно не походили. Он пару раз брал трубку и не слыша гудка, нервно клал, почти бросал ее на аппарат. На третий раз, услышав сигнал, Кожевников быстро набрал номер и стал отдавать распоряжения.
— Дежурный!? Мать твою, дай быстро дежурного по Управлению! Коровин, ты где ходишь?! Все! Все доклады после! С Москвы? Давно? Сколько раз?! Да и хуй с ними! Операция завершена…. Да, я сам доложу, как приедем. Без подробностей! Да… Просто скажи, что задача в выполнена. Дубровин, да со мной! Не перебивай меня… Срочно свяжись с летунами! У нас раненые! Вертолет высылайте срочно и бригаду хирургов в госпитале собери. И гражданских хирургов. Знаю, что ночь! Посадочные огни я обеспечу. На подлете по рации свяжутся. Да что я тебе объясняю… Пусть военный комендант города со мной свяжется и аэродромное начальство. Да по этому номеру!
— Какой номер? — спросил генерал председателя и тут же диктовал цифры в телефон дежурному по Управлению.
Завершив звонок, Кожевников, в полной тишине, откинулся на спинку ступа и замер, прикрыв глаза рукой. Бойков, проснувшийся Хныкин и бухгалтер с зоотехником, не дыша глядели на лежащий рядом с пустыми чайными кружками автомат и начальника Смоленского КГБ.
— Вы товагищ, совершенно пгавы оказались! Без сомнения, этот мегзавец Лопатин… Давно, давно следовало вывести его на чистую воду, я сигнализиговал! Я… — начал из-за противоположного конца стола вещать Маргулис.
Генерал убрал от лица руку и уставился на говорившего. Чем дольше он смотрел на агронома, тем более замирало у Бойцова сердце при виде лица генерала. Неожиданно Кожевников долбанул кулаком по столу так, что подпрыгнул на столе полупустой стеклянный графин с водой.
— А ну, заткнись! — крикнул Кожевников побледневшему и рухнувшему на стул агроному и обратился уже ко всем, — Слушать сюда!
Первое, что сделал Кожевников, когда спустился с крыльца правления колхоза, распорядился распустить всех местных, томившихся в клубе и амбулатории. Колхозники обоих полов и всех возрастов, опасливо оглядываясь на солдат, потянулись в темноте по домам. Но вряд ли кто смог уснуть, вернувшись. И мужики, и бабы спешили снять пережитый стресс единственно доступным способом, приняв по соточке, а то и по две чего покрепче. Суетливо доили скотину и задавали корма и во всех домах, то один, то другой выглядывали в окна и за заборы, что там происходит, едрит иху мать!
Дубровин вперед теперь не лез и не сводил глаз с генерала. Хоть и много старый чекист на своем веку повидал странного, но сейчас дивился, чудеса, да и только. Вот недавно еще лежал Кожевников у его ног на лесной дороге. Сердце не билось, пульса не было, не дышал и синеть уже начал, особенно лицом и шеей, верный признак, что сердцу кирдык. А теперь, живее всех живых! Даже вроде как седины в голове убавилось и фигурой, плечами распрямился. У полковника даже мысль закралась, а ты ли это, Николай Иванович? Или вместо тебя кто иной в мир вошел?! Всякого за долгую жизнь повидать пришлось, и не удивился бы. Но нет, тут не ошибешься, умел старик смотреть не только глазами. Генерал Кожевников собственной персоной. Но другой! Да и не мудрено! Там побывав, прежним не остаться! Просто раздирало полковника порасспросить его, что, да как, но вспоминал, как зыркнул на него Кожевников, когда обратно вернулся. Сразу желание любопытствовать пропадало.
Ой не прост теперь сделался товарищ генерал-майор! Дубровин, вернувшийся в кабинет председателя, рот раскрыв, дивился, какую толкнул перепуганным колхозным буграм речь Николай. Ловко все обставил, лучше и не придумать, да к тому же кое-что сказал, что и знать не знал и ведать не ведал. Однако знал и ведал. Ну, то и к лучшему.
За полночь прилетел вертолет. К тому времени по распоряжению Кожевникова сложили по четырем углам площади костры и услыхав подлетающий вертолет запалили, а стоявшие в оцеплении бойцы светили вверх фонариками, образуя ориентиры для посадки. В вертолет погрузили совсем уже загибавшегося старлея-пограничника, троих разведчиков Мельгузова, бывших до сей поры не в себе и человека Дубровина, которого изрядно помяли немцы при помощи местного мента. После отлета борта в областной госпиталь, загасили, хорошо пролив костры. Остальные погрузились по машинам и колонна, гремя и дребезжа на ухабистом деревенском проселке, потянулась к выезду из села.
Не прошло и нескольких минут, захлопали двери и калитки. Черневцы, принявшие уже для успокоения и храбрости кто чего, шумя и перекрикиваясь, все увеличивающейся в размерах толпой двинулись к зданию правления. В темноте, то тут, то там, засветились лампы. Вспыхнули, разгоняя темноту, в руках некоторых мужиков наскоро сделанные факелы.
В правлении, так и не пришедшие в себя от услышанного управленцы обсуждали, что делать и как быть, когда стоявший у окна Золотаренко ойкнул и пискнул затравлено:
— Это что же там делается!? Ой, божечки ты мой!
Со всех улиц к правлению, в тусклом свете керосиновых ламп и в трепещущих отсветах факелов шли люди. Агроном Маргулис, припав к стеклу окна, несколько мгновений глядел на приближающиеся огни, потом вдруг взвизгнул и заметался по кабинету, налетая с грохотом на стулья и неразборчиво причитая. Вновь проснулся голос крови! Похоже, постоянное ожидание погрома становилось для Наума Ивановича навязчивой фобией.
Толпа у правления быстро росла. Народ шумел, словно чаща в бурю или морской прибой, но в здание не заходили. Тут и там, почти одновременно, раздались крики:
— Председатель, выходи! Степан Иванович, выйди к людям! Бойцов, иди к нам!
Грузный Милонов, щеки которого тряслись от страха, почувствовал, ноги не держат.
