Проект "ХРОНО" За гранью реальности

обласканный хозяином откровенно млел), Андреич поднялся и, собрав всю силу воли, принялся за уборку, стараясь не смотреть на буфет.
Уборка только кухни заняла больше часа, дождь, ливший как из ведра, унялся. Грозовые ливни при их обильности, как правило, не продолжительны. Лопатин, почти пришедший в себя, открыл окна. Затхлый, кислый дух, давно не убранного дома, вдруг стал ему донельзя противен. Небо по-прежнему было затянуто низкими тучами, хотя сильный западный ветер должен был вскорости разогнать низкие облака. Василий взял в сенях ведро и пошел к колодцу. На крыльце остановился. Глубоко вдохнул чистый после прибитой ливнем пыли, свежий воздух. Над лесом загрохотало, и Василий сначала принял этот звук за запоздалые раскаты грома, но потом увидал в разрывах облаков что-то большое, стремительно спускающееся, почти падавшее по пологой траектории. На самолет это «что-то» похоже не было. Да и местность была в далеко от пассажирских трасс, и самолеты тут не летали, сколько Лопатин себя помнил. Большая, похожая на тарелку штуковина, неслась, стремительно теряя высоту. Время от времени пыталась выровнять полет, но срывалась и опускалась все ниже. Каких-либо звуков она не издавала, тишина эта только наводило жути.
Пасечник, обалдело открыв рот, смотрел на этакое диво. «Е-мое, он же сейчас упадет…» — пробормотал он, когда штуковина эта, чуть не задев высоченные сосны, скрылась в стороне Чертова болота. Ведро, загремев, вывалилось из рук... Через несколько секунд раздался гул, слабо слышимый треск ломаемых деревьев и глухой удар, Лопатин вжал голову в плечи, ожидая взрыва, но его не последовало.... Андреич заметался по двору, не зная, что делать. По всему выходило, что упала тарелка эта где-то километрах в полутора от дома, у самого края болота. Он вбежал в дом и стал лихорадочно одеваться, не попадая ногами в штанины брюк, в рукава рубахи и пиджака, путаясь в кирзачах. Потом схватил со стену старый карабин, все ж таки лес, и припустил в сторону упавшей с неба бандуры.
Солнце медленно, неспешными шагами поднималось над лесными макушками. Дождь только полчаса как закончился, было еще свежо и чисто в воздухе, но уже начало припекать, и день обещал быть, как и все предыдущие жарким. Тропинок в лесу в сторону болота он сроду не протаптывал, без нужды было, поэтому ломился через подлесок, словно лось с диким треском, собирая на себя всю оставшуюся на листве дождевую воду. Сразу же проклял, задыхаясь, все вчера выпитое. Мучаясь отдышкой, Лопатин пару раз упал, зацепившись то ли за валежник, то ли за торчащие корни. Перемазавшись грязью и сбивая на себя с деревьев целые ливни, до места аварии он добрался минут за сорок. Шел, шатаясь и ловя ртом воздух, опираясь на карабин как на клюку.
Упавший с неба предмет проделал целую просеку, метров в сто и стоял, завалившись на бок, под углом градусов в тридцать. Большой, метров пятнадцать диаметром диск на четверть уходил во влажную после дождя, болотистую землю. По счастью, пару сотен метров до болота диск не долетел. Вокруг валялись поваленные ели и осины в окружении сломанных веток и вывороченных корней. Лопатин ошарашенно остановился у края просеки, не веря своим глазам, тяжело дыша, ноги дрожали от сумасшедшего бега, сердце неистово колотилось в груди. Острое чувство нереальности происходящего накрыло его, как волна, с головой. Хуже всего было от шумевшего в деревьях ветра, крика растревоженных птиц, эти самые обычные лесные звуки, никак не вязались с тем чужим, что торчало перед ним из земли.
«Это что же такое творится…» — бормотал Василий, медленно обходя диск, опасаясь подходить к нему ближе. Серо-стальной материал его был тускл, сильно забрызганный грязью, но почти не пострадал от падения, что было странно. Выступ сверху имел круглые продолговатые иллюминаторы, и сразу было понятно, это — кабина. На выступе вились какие-то буквы, не на русском уж точно, и цифры. Чувство нереальности все возрастало. «Без военных тут не обошлось…» — подумал Лопатин, переводя дух. Может, космонавты какие.... «Что-то не то, явно что-то не так», — билась в мозгу мысль. Казалось, что все это происходит не с ним. Пройдя еще немного вокруг, он увидел открытый овальный люк, как на авиалайнере, таком же, как когда лет восемь назад они с женой и дочкой летали летом на море в Урзуф.
Внизу, метрах в трех, на покрытой мхом земле, Андреич увидал двоих мужчин в серых комбинезонах, по-видимому, пилотов этого странного диска. Один полулежал, оперившись спиной на ствол поваленного дерева, безвольно запрокинув голову в шлемофоне с лицом, перепачканным кровью. Второй стоял перед ним на коленях, спиной к Лопатину, а рядом с ним на земле валялась шлемофон и защитного цвета сумка с красным крестом. Вокруг рассыпались упаковки с медикаментами и бинтами. До них было всего метра четыре, когда стоявший на коленях пилот, быстро обернулся к Василию, потом резко вскочил и выкрикнул на лающем чужом языке: «Halt! Kein Schritt nach vorne!»
У Лопатина подогнулись колени. На него смотрел русый, сероглазый, коротко стриженный молодой парень лет двадцати пяти, с правильными чертами лица, перепачканный кровью. Облачен он был в комбинезон, в ботинки с высокими голенищами. На поясном ремне висела открытая кобура, закрепленная еще и на бедре. А еще на Лопатина смотрел пистолет, направленный ему прямо в лоб.
С воротника комбинезона бросились в глаза Василию зловещие сдвоенные руны, а на левой груди его визави — орел, сжимающий в лапах свастику. Услышанный же язык был памятный с детства, со школы — немецкий. Тут Василия проняло не на шутку, он понял, что казалось ему таким странным. Он только что осознал, что на боку диска, черный прямой крест, как виденный в детстве, а потом неоднократно в кино, на фашистских танках и машинах. Буквы надписи были немецкими, написанными готическим шрифтом, а на овальной двери было изображение раскидистого ствола дерева на фоне свастики.
Разум лихорадочно пытался обнаружить хоть какое-то объяснение виденному. В голове промелькнула мысль, что снимают кино, но сразу, как унесенная порывом ветра листва, исчезла. Вокруг не было ни кинокамер, ни софитов, ни режиссера с оператором, шумел лес и в окружении поваленных деревьев, вывороченных корней, лежало большое металлическое блюдце еще недавно, как сам он видел, летавшее по небу. Слишком странным и не похожим на что-либо это выглядело. Более всего на свете хотелось оказаться где-то в другом месте или проснуться, если это был затянувшийся странный сон. Андреич заковыристо выматерился, а пилот, услышав эту не передаваемо цветастую фразу, опустил пистолет и опершись другой рукой на ствол дерева, на чисто русском языке произнес:
— Ты русский? Винтовку брось. От греха подальше, отец, брось.
У Лопатина, не ожидавшего от странного человека русских слов, сразу отлегло от сердца. Он выронил на мшистую, грязную землю карабин и судорожно выдохнул. Казалось, он не дышал с того самого момента, как выбежал из лесу на просеку, оставленную падавшим кораблем. В том, что это был летающий корабль, он уже не сомневался. Василий хотел что-то сказать, но слова просто не шли в голову, а язык, как прилип к небу. Пилот это заметил и попытался его успокоить, хотя видно было, что ему самому было до себя. Приложило парня, видимо, тоже крепко.
— Все, все, отец, успокойся, помоги лучше, — произнес он чересчур успокаивающе и, убрав пистолет в кобуру, пошатываясь, пошел к своему кораблю. Лопатин подорвался, радуясь, что хоть теперь можно заняться чем-то осмысленным. Видя, что он направился к телу второго пилота, парень в комбинезоне остановил его взмахом руки. — командиру уже помощь не нужна, легкого ему пути в Вальхаллу!
Пилот подошел к кораблю и хотел влезть в люк, но его скрутило болью, он зашатался и обессилено прислонился к серому, отливающему тусклым металлом боку.
Андреич, косясь на лежащее на мшистой земле тело, тело, у которого тоже на груди заметил орла со свастикой, и петлицы рунами СС и кубиками, все еще недоумевая, наконец-то более-менее обрел дар речи:
— Ты это... — начал он.
Но пилот его прервал, слабым, но твердым голосом:
— Все вопросы потом, не до этого сейчас… — собравшись с силами, вскочил на спускавшийся от овальной двери трап и скрылся внутри корабля. Через минуту высунулся из люка, окрикнул Лопатина, все еще стоявшего разинув рот.
— Принимай! — гаркнул он по-военному, начал подавать ему коробки.
Василий стал машинально складывать их на землю у корабля. Последним, пилот осторожно вытащил цилиндр, примерно метр длиной и сантиметров тридцать в диаметре и осторожно передал ему, выдавив сквозь зубы, что бы был с этой штукой по осторожней.
Потом выбрался сам, с кепкой на голове и с автоматом висящем на ремне через плечо. Лопатин в который раз подумал, что дело-то не шуточное.
— Как тебя зовут-то? — спросил, тяжело выдыхая, пилот.
— Василий Лопатин.
— А по батюшке?
— Э-э-э... Андреич я.
— Стало быть, Василий Андреевич... а меня можете звать Юрием. Вот что, я вам потом все объясню, постараюсь по крайней мере, пока пойми, что я не враг.
— Юрий... Как Гагарина, значит?
— Это кто такой? Князь? Ладно, не до Гагариных сейчас. Ты уж мне помоги...
Лопатин лихорадочно закивал, не сводя глаз с оружия.
— Тут есть рядом где-то овраг какой, или яма какая побольше? И вообще, откуда вы взялись тут? Леса же кругом?
— Есть, как не быть, когда бежал, перелазил, метров сто отсюда овраг. Пасечник я, пасека моя в лесу, один живу. В часе ходьбы отсюда… — быстро и сумбурно затараторил Андреич.
— За помощью нужно ехать в правление, в Чернево, я мигом вернусь, у меня лошадь, мигом, часа за три обернусь. — Голос его дрожал, как и ноги, прошиб холодный пот, одолевало дурное предчувствие. Перед глазами стояло черное пистолетное дуло смотрящее в лицо, кресты на боку корабля, кровь и мертвый летчик лежащий у диска, свастика и эсэсовские руны на форме. Он вдруг почувствовал себя вновь мальчишкой в военные годы, как будто и не прошло с конца войны более тридцати лет, вся жизнь мгновенно прошла перед ним, знакомство с Верой. рождение детей.
— А вот этого делать не надо, не надо никуда ехать, никому ничего сообщать. — Пилот поправил на плече оружейный ремень и пошатнулся.
«Все... убьет ведь, точно убьет», — ноги Лопатина подкосились и он, впав в ступор, безвольно осел с остекленевшим взглядом у поваленного дерева.
Пришел в себя он от похлопывания по щекам. В лицо ему смотрели серые глаза парня в форме. Потом взгляд остановился на черепе с костями на знакомой с детства кепке с отложными полями и пуговицей спереди, единственным и страстным желанием было вынырнуть из этого кошмарного сна.
— Ну что вы, право слово, не бойтесь, мне нужна помощь, я вам ничего плохого не сделаю, возможно, даже буду полезен, а сейчас Василий Андреевич, вставайте, пожалуйста. Потащили в овраг вещи.
У них ушло с полчаса на перенос нескольких коробок и контейнеров. Скорее носил Лопатин, странный этот пилот, назвавшийся Юрием, еле ходил и становилось ему, судя про всему, только хуже. Овраг был не сильно широкий, но глубиной почти три метра с пологим восточный склоном и крутым западным. По дну бежал ручеек с мутной, красноватой от болотного железа водой. Когда они опустили