Убить время

хватало слов. Любит он свою Светку, что ли?
    Я заметил, что по закону выбор оружия - за вызываемой стороной. А вдруг противная сторона, на то она и противная, пожелает драться на рапирах, да еще в корсетах,  где ж их найдешь, рапиры, не говоря про корсеты!
    - Найдем! Рамсы не путай! – клацнул железными зубами Толик Ссальник. – С-под земли найдем! Не твоя забота! Хочешь слинять, так и скажи. А ежели вызвался,  иди вызывай, вот адресок...
    - Погоди-ка! – окликнул хозяин у самой двери, подошел и понизил голос, оглядываясь назад. – Ты это... того... не говори Светке мое погоняло... ну, кликуху дворовую... Ерунда, сопли, а все-таки... Не говори, лады?
    Я пообещал и мгновенно понял Толика по кличке Ссальник. Ее он получил после того, как стащил на рынке шмат сала и, будучи пойманным за ухо, обмочил со страху гачу. Эта роковая детская шалость порушила всю его жизнь. Последующие годы он только и делал, что пытался смыть позорное имя, отстирать пятно на штанине, как пытаются извести неприличную татуировку, грехи молодости, добропорядочные отцы семейств. Он и в зону угодил, чтобы получить новое погоняло – там, за колючей проволокой, на клички не скупятся. Бедный Ссальник! - член тайной организации «Союз трех пистолетов», подпольная кличка Хулио - тоже не фонтан, но и она не прижилась во дворе.
    …Узкоплечий молодой человек с плутоватым лицом по кличке Сэнди неожиданно принял вызов. Каюсь, я пытался его отговорить, затем предлагал выбрать для дуэли рапиры, а лучше японские мечи.
      - Не-а, - почесал впалую грудь Сэнди и со свистом затянулся папироской с анашой. Закатил глазки и шумно выдохнул дым. – Мой косяк, конечно, рамсы попутал… Могу и извиниться, не западло. Но это ж Толяну надо, ему со Светкой жить... Пусть их!.. Забили стрелку! За базар отвечу.
      Следующие три дня искали оружие. Потом патроны. История повторялась, но не в виде фарса, скорее, трагикомедии. Нашли пятизарядный самопальный пистолет, смахивающий на революционный наган. И такой же ржавый. Хозяин нагана уверял, что оружие бьет без осечек и предлагал опробовать, только патроны за счет заказчика. Заказчик отказался: патронов было только два. Я сидел на чурке в холодном гараже, где происходил торг, – владелец уступил товар за два спичечных коробка гашиша, -  и беспрерывно думал, что это сон.
      Всю ночь перед дуэлью пропьянствовали на Толиной кухне. Время от времени один из нас падал на матрас на час-другой, забываясь коротким тревожным сном алкоголика, потом вставал, как зомби, и опять брал в руки граненый стакан. Толик пил от страха, только теперь он сообразил, что на дуэли могут и застрелить, причем, насмерть;  я – от нескончаемого идиотизма происходящего.
      Как только донесся стук первого трамвая, Толик растолкал меня и сказал, что пора на дуэль.  Болела голова.   
    - Нет, - прочитал мои мысли дуэлянт. - До дуэли ни грамма! – и предложил чифиру.       

    Света, избегая мужниного взгляда, сунула в теплую варежку яички, сваренные вкрутую. Глотнув чифира и позвякивая кошелкой, в которой перекатывались бутылка, стакан, яички и пистолет с патронами, мы по холодку тронулись в сторону кладбища. Я держал в руке красные флажки, с которыми сын ходил когда-то на Первомай. 
      На окраине городского кладбища, в редком соснячке нас уже ждал противник. И не один. Рядом с ним еле держался на ногах секундант. Сэнди сказал, что это сосед  - другие участвовать в дуэли категорически отказались.
    Секундант, то и дело заваливаясь набок, по моему указанию отсчитал от мусорной кучи по двадцать шагов в обе стороны и воткнул в землю флажки. Сверху безнаказанно каркали вороны, невидимые в тумане. 
    Сэнди,  чернея трагической долговязой фигурой, встал к флажку – право плечо вперед! – выцеливая расстояние. Толик сидел на пеньке и облупливал скорлупу. Я глотнул водки, закусил круто посоленным яичком, крякнул и тотчас туман рассеялся. По этому знаку от ближайшей сосны отделился секундант, икнул и бросил монетку вверх. Стрелять первым выпало Сэнди – он зачем-то дунул в дуло нагана, обтер патрон о ляжку и вложил его в барабан.
    Стороны обменялись краткими любезностями.
    - К барьеру! – слабо крикнул мой коллега и снова икнул.
    Толик не спеша выцедил полстакана водки, смахнул крошки яичного желтка с груди, посмотрел в пустое небо, сплюнул и встал к флажку.
      Сэнди, расправив узкие плечи, задержал дыхание и взвел курок...
      - Боком, встань правым боком, идиот! – заорал я Толику.
      Пронзительный крик разорвал кладбищенскую тишину. Из-за пригорка вывалилась женская фигура в коротком байковом халате и, посеменив длинными стройными ногами, теряя шлепанцы, с ходу припала к груди любимого. Сверкая прекрасными очами, заслонила собой дуэлянта и рванула на себе халатик, ослепив белыми, как снег, грудями. Гаркнула по-вороньи: «Стреляй, падла!» Зрелище не для слабонервных.
    Сэнди отбросил пистолет и пошел прочь. За ним поплелся секундант.
    - Эй, Сэнди, выстрел за тобой, слышишь! – оттолкнул жену Толик.

    А закончилась эта история горько.
    Толика, возвращавшегося домой в подпитии, подстрелили возле собственного подъезда. В городе болтали всякое. Что с Ссальником свели счеты то ли вышедшие на волю дружки, то ли бывший хахаль сожительницы, то ли все враги разом. Про дуэлянта Сэнди никто не подумал. Это было бы  з а п а д л о.
    Весь последний год с короткими перерывами Толя провалялся на больничной койке. Врачи делали осторожные прогнозы. И Ссальник принял решение. Во время тихого часа он ушел из больницы в  тапочках.
    После регистрации в загсе мы в узком кругу посидели у молодоженов дома. Из секунданта я переквалифицировался в свидетеля со стороны жениха. На фоне новых обоев невеста выглядела потрясающе. Сэнди прислал поздравительную открытку. Света то и дело бегала на кухню смотреть, не пригорел ли торт... Прожевав сладкий кусок,  я крикнул: «Горько!»
    Толик встал, бледный, что смерть, старенький пиджак болтался на нем, как на вешалке. Жена, выше законного мужа на полголовы, склонилась и тихо сказала Толику: «Раскрой рот, шизик!» Супруги целовались взасос. Я отвернулся.
    Провожая гостей, Света включила свет в прихожей и попросила совета. Не вписать ли ей в новом паспорте вместе с новой мужниной фамилией свое настоящее имя – Стелла. Стелла красивее, но Толе не нравится. Говорит, имя, как у бл...- Света запнулась, - как у благородной дамы. Может, я бы с ним поговорил? Толик меня бы послушался. Он образованных уважает. Или остаться Светой?  Суть-то одна и та же. Стелла значит звезда, а звезда это свет...
    Толика хоронили зимой. На Стеллу было страшно смотреть, и я не смотрел. Снег падал крупными хлопьями, я шел за гробом, придавленный чувством вины, и утешал себя: пусть у нас так – горько, нескладно, да и ведь жизнь наша нескладная, н е  с т о л ь н а я, и пускай кто угодно бросит в меня камнем, но история Толика и Светы-Стеллы – история настоящей любви. А настоящая любовь, мужики, это мука. Вот Толик и отмучился. Удо.

    «Если в показаниях ранее допрошенных лиц имеются существенные противоречия, то следователь вправе провести очную ставку... в соответствии со статьей 164».
      Эту выдержку из уголовно-процессуального кодекса громко зачитала Оксана Федоровна, мой адвокат, в конце очередного допроса. Следователь уперся: какой смысл устраивать очную ставку, пустая трата времени, на то она и сумасшедшая, чтобы в ее показаниях имелись существенные противоречия. Все равно их к делу не подошьешь. Но Оксана Федоровна настаивала. Главный расчет был на то, что причитания убогой дурочки, на защиту чести и достоинства которой встал подсудимый, - очень благородно! - произведут впечатление на присяжных.
    Эту дурочку отмыли в психушке, куда ее определили стараниями милиции, и на очной ставке она выглядела вполне сносно. Однако с дырявой замызганной  сумочкой-косметичкой не расставалась и здесь. Следователь, погладив залысины, спросил с усмешкой, знаем ли мы друг друга и в каких отношениях находимся. Я пожал плечами: в каких отношениях можно находиться с сумасшедшей? Дурочка заявила, что с тех пор, как я ее бросил, она меня знать не знает. И принялась наводить красоту – извлекла грязный тюбик помады и осколок зеркала. Следователь хмыкнул. 
      Адвокат громко и членораздельно спросила, кто там, на вокзальной площади, вырвал у нее из рук мешок и разбил зеркальце? Личико допрашиваемой приняло выражение «Что вы говорите?!», она игриво подмигнула следователю и продолжила красить губы спичкой, то и дело макая ее в тюбик.
    Оксана Федоровна вздохнула и задала следующий вопрос: кто первым схватил железную палку и кто первым из мужчин нанес означенным тупым предметом удар? Несчастная провела кончиком языка по губам и прогнусавила, что мужчины дрались из-за нее, мужчины всегда дерутся из-за ее руки на дуэлях (о Небо, и эта про дуэль!), но она ждет жениха, он приедет на скором поезде.  Она разгладила  на столе вырезанный из журнала портрет красавца. Следователь издал горлом невнятный звук.
    - Инга, – тихо позвал я дурочку. – Вспомни, Инга, это же я... Я всегда защищал тебя.
    Инга внимательно посмотрела на меня, задумчиво почесала черным ноготком шрам у родинки на левой щеке, изогнула ручку лебединой шейкой и послала воздушный поцелуй... 
    Дура и есть.

                                                УБИТЬ  ВРЕМЯ

      Я поругался из-за чепухи: бормотнул во сне чужое имя. Под боком не спали всю ночь. Я не помнил ничего. Хоть убей. Никаких имен. Больше всего любимую женщину возмущала уменьшительно-ласкательная форма.
      - А-лё-ён-ка!.. Это что-то новенькое! Дожили!.. Кого только у тебя не было!.. Была даже Атлантида. Но чтоб Алёнка?! На молоденьких потянуло, да? Нет, главное,  не Алена, блин, А-лё-ёнка!.. -  лицо гражданской жены с набрякшими веками исказила жуткая гримаса. А ведь красивая баба. Была. 
      Вернуться к законной жене! - мелькнуло. Это вряд ли. Прошлый раз сумку выбросили на лестничную клетку. И вызвали милицию. Я был в подпитии.
      Подруга почмокала губами:
      -  Сладкая, да?.. Не-е, брат, ты не шути, это большое чувство!.. Ха!
      Бред, одним словом.
      - Не надо ля-ля. Я слышала это имя дважды!
      Спутница жизни закурила, хотя полгода назад, когда мы сошлись, торжественно выбросила нераспечатанную пачку сигарет в мусорное ведро. Нечесаная, она сидела на кухне в прожженном на груди махровом халате, небрежно стряхивала пепел в мою чашку с остывшим кофе, покачивая идеально вылепленной, с алым педикюром, ногой бывшей танцовщицы ансамбля «Байкальские волны», и была неотразима в праведном гневе. Похожа на тайского трансвестита. Клятвенные заверения, что знать не знаю никаких алёнок, рассыпались пеплом. Тогда почему я чмокал губами до и после? Женская логика!..
      Я демонстративно извлек из ванной зубную щетку и бритву и хлопнул дверью. Самое обидное, что в самом деле не знал никаких Алён-Алёнок, кроме одноименной певицы и Алена Делона. Но певицу знала вся страна, а Делона весь мир. Железное алиби. Хотя смешного мало.
      Я добрел до пивнушки, взял кружку пива и задумался. Мадам врать не будет: лишняя головная боль ей ни к чему. Пиво было кислым. За барной стойкой