— Интересным? — изрядно удивившись сам, переспросил парен. — Даже для лингвиста?
— Я, не лингвист, а всего лишь кандидат в оные, — чтобы сменить тему, спросила. — Куда ведет наш путь и далек ли он и насколько долог?
Игорь ответил:
— В строгом соответствии плану.
[/b]
[b]ПРОГУЛКА НАСТРАИВАЕТ НА СТРАННЫЕ МЫСЛИ[/b]
Они вышли к Северному автовокзалу, пересекли улицу Челюскинцев в районе Дворца культуры железнодорожников, миновали, оставив слева, жилую, называемую сталинской, многоэтажку, возведенную сразу после войны, ту самую, где без малого двадцать лет обитает немногочисленное семейство Мартьяновых.
Кинув быстрый взгляд на дом, подумал: «А что, если приглашу, а? Нагрянем… Запросто… Огорошу родителей: знакомьтесь, скажу с порога, моя девушка! А что? Почему и не преподнести сюрприз? Отец, вне всякого сомнения, воспримет спокойно, но мать… Пожалуй, экспромт не оценит. Может даже огорченно расплакаться. А Света?.. Как она поведет себя в этой непростой ситуации?.. Неизвестно».
Молнией все это пронеслось в его голове. Осторожность победила безрассудство.
Они молча прошли мимо родового гнёздышка. Остановились лишь возле кинотеатра «Урал», у красочного рекламного щита, из которого они узнали, что с нынешнего понедельника начался месячник советского фильма, сегодня, в частности, через полчаса начнется очередной сеанс.
— Посмотрим, а? — предложил Игорь.
— Что именно?
— Месячник…
— Ясно, что месячник… А какой фильм, конкретно?
— «Любовь Яровая»… Фильм снят в канун и в честь, если только я не ошибаюсь, пятидесятилетия Октябрьской революции…
Светлана, хмыкнув, поправила, опираясь на собственные представления о тех давних событиях:
— Не революция, а переворот, послуживший причиной кровавой гражданской войны.
— Да, но… Фильм неплохой… И, главное, великолепно сыграли артисты… Тот же Юрий Соломин, воспылавший страстью…
— К Чуриковой?! — Светлана рассмеялась. — Не приведи Господи, если приснится сия соблазнительница гвардейского офицера… Продолжала бы и дальше изображать Бабу Ягу… Точь-в-точь… И грима не надо. Сколько бы сэкономили?..
Светлана, отвернувшись от щита, пошла прочь. Игорь понял, что его идея решительно отвергнута.
Игорь решительно не понимал Светлану. Он шел рядом с подругой, которая способна столь решительно отвергать то, что противоречит ее представлениям, и думал: «Да, Чурикова — не красавица! Но роль большевистской комиссарши сыграла, по мнению многих кинокритиков, великолепно. А интересно, — внезапно родилась крамольная мысль, — я мог бы, будучи очарованным некрасивой особой внешне, однако богатой духовно, нарушить воинской долг, предать товарищей по оружию? — Игорь покосился на девушку, пробуя сравнить с Чуриковой. — Нет! Никогда! Невозможно!.. Лишь потому, что некрасива? А талант? Он разве не в силах очаровать мощнее, чем красота?».
Игорь не мог даже представить себе, что Светлана в эти минуты обуреваема схожими мыслями. Сравнивая статного и высокого (по ее прикидкам, не меньше ста восьмидесяти сантиметров, и она ему лишь по плечо), с мужественным лицом, не рохля и явно (в классическом понимании) не маменькин сынок, если одеть в форму гвардейского офицера, выглядеть будет, подобно Юрию Соломину, с тем же блеском? Покосившись на партнера, горделиво констатировала: «Мог бы дать и фору».
Девушка вдруг подняла на парня серо-голубые глаза и мысленно представила, что она замужняя, что они прогуливаются, что в их семейном расписании обычный вечерний моцион, что встречное бабье отродье пялит на них глазищи и, провожая, завистливо вздыхает: повезло, дескать, девчонке, вон, мол, какого парня отхватиила.
Чтобы не в мыслях, а наяву почувствовать, какое они произведут впечатление на прохожих, Светлана нежным голосом обидчиво произнесла:
— Идем… Как чужие… Ты как, если возьму тебя под руку, а?
— Буду счастлив! — неоправданно громко воскликнул Игорь и, стушевавшись, покраснел. — Хотел сам проявить инициативу, однако… Меня, этакого рохлю, опередила. Позволь мне подхватить под ручку? Какой-никакой, а человек в штанах, то есть, мужчина.
Светлана, отрицательно качнув головой, сказала, как отрезала:
— Только я! Молчи: я так хочу!
Взяв под руку, крепко прижавшись к Игорю, испытывая, очевидно, великое наслаждение от близости, вздернула голову, так вздернула, что тяжелые косы темно-каштановых волос взлетели вверх и опустились, но не на спину, а на грудь, удобно примостившись, между остро вздымавшихся двух упругих холмиков.
Светлана от счастья сияла. Потому что убедилась в правоте своих недавних мыслей. Все, кто встречался им, оборачивались, а из компании один молодой мужчина (Светлана явственно слышала) восхищенно произнес:
— Молодожены!
А Игорь? Как он себя чувствовал? Не ошибусь, если высокопарно скажу: не иначе, как наверху блаженства! Слышал ли он только что прозвучавшее восклицание прохожего? Слышал! И реакция была соответствующей. Потому что, два года спустя, признается:
— Был на седьмом небе! Готов был кинуться перед Светланой на колени и тотчас же потащить в ЗАГС. И не отпускать от себя до смерти. Но… Был понедельник, именуемый россиянами тяжелым днем, остановил до лучших времен исполнение жгучего желания. Прежде всего, из-за того, что был для приема брачующихся выходной. Значит? Глупить не стал: не юнец, чтобы при первой вспышке желания, кидаться, очертя голову, в нечто призрачное. Здравомыслие остудило и, наверное, это было правильно. Как говорят на Руси исстари: утро вечера мудренее. Конечно, остается вопрос: действительно ли я в те минуты пребывал на седьмом небе от счастья? Не иллюзия ли, овладевшая мною столь внезапно, то была? Нет и еще раз нет!
[b]ДИАЛОГ НЕЗАМЕТНО ВЫЛИЛСЯ В МОНОЛОГ[/b]
[b]Они шли дальше. Шли и молчали, каждый думал о чем-то своем.
Слева остался ТЮЗ, напротив которого высилась некая символическая конструкция, ничего не говорящая инженеру Мартьянову , хотя видит не впервые. Хотел выяснить у спутницы, но момент был не тот, чтобы перед будущим филологом сесть впросак, продемонстрировать отсутствие современного художественного вкуса, дремучим профаном, которому невдомек то, что, по мысли архитектора, должно было каждодневно напоминать о чем-то весьма значительном советскому юношеству.
Красавица, гордясь собою, приняла на себя роль ведущей, а парню оставалось довольствоваться малым, то есть, ролью второго плана — ведомым, а посему не удивился, когда они повернули направо, обогнули киноконцертный комплекс «Космос» с его всё еще весьма популярным рестораном и вышли на берег городского пруда, недавно одетого в гранит. Постояли пару минут, наблюдая за полураздетым чудаковатым мужичком, тщетно пытавшегося хоть кого-нибудь поймать на закинутую удочку и побаловать уловом усатого рыже—белого друга, растянувшегося возле ног хозяина и потерявшего уже всякую надежду на успех безнадежного хозяйского занятия. Поплавок, омертвев, оставался недвижимым.
Они пошли по берегу. Вот, слева от прогулочной дорожки, примыкая к ней, изгородь из трехметровых металлических прутьев, оберегающая покои губернатора. Здесь, то есть, в уютненьком особнячке девятнадцатого века, он принимает знатных заезжих гостей, дает им пышные (за счет казны, конечно) пиры, милостиво выслушивает раболепные рапорты челяди, а также по знаменательным датам устраивает балы, на которые даже представителям местной знати получить приглашение очень даже непросто, а если получают, то воспринимаю за особое благоволение со стороны хозяина Екатеринбургской губернии, за знак высочайшей милости.
Прошли еще сотню метров. Остановились, ибо перед ними — шумно грохочущий всеми видами транспорта Главный проспект , справа — окончание пруда и плотина, слева — памятник архитектуры, принадлежавший до известного переворота купцу первой гильдии Севастьянову, богатейшему гражданину и щедрому меценату тогдашнего Екатеринбурга.
На пешеходном переходе через широченный проспект Светлана все еще цепко держала Игоря. Загорелся им разрешающий сигнал. Они прошли. Спустились вниз по ступеням справа — это историческое место, помеченное чугунным медальоном с надписью, оповещающей о том, что именно с этого места начался город, именно с этой плотины, сквозь створы которой с грохотом и звериным рёвом рвутся водяные потоки, образуя далее реку Исеть, берега которой сейчас окованы в гранит; именно здесь появился самый первый императорский железоделательный завод.
Здесь всегда прибрано, прибавляют уюта молодые деревца, аккуратные газоны и кусты сирени, диванчики; по выходным — шумно, потому что людно. Сегодня — понедельник и по этой причине отдыхают лишь мамаши со своими грудничками да бабушки с беспокойными внуками. Изредка, правда, появляются организованные толпы туристов, сопровождаемые экскурсоводом. Откуда начинать знакомство с Екатеринбургом, если не с его истоков?
Светлана огляделась. Выбрав пустующую, одиноко стоявшую, скамью, кивнув в ту сторону, предложила:
— Присядем?
Продолжая придерживаться роли очень послушного ведомого, кивнул.
Они прошли и присели. Игорь одобрительно подумал: «Место выбрано удачно; никто и ничто не станет помехой. Тем и хорош понедельник, а в иные дни шум, гам, толчея».
Действительно, лишь на третьей скамейке от них, в пол-оборота, закинув ногу на ногу, глубоко погрузившись в чтение книги, сидела молодая жгучая брюнетка. Игорь, будучи всецело увлеченным Светланой, стройные, осознанно оголенные ножки той незнакомки, оценил по достоинству, как и положено полноценному мужчине. Игорю показалось, что он поймал короткий взгляд, которым обменялись девушки, при этом по лицу Светланы проскользнула самодовольная ухмылка. Поспешил отмахнуться, решив, что и, в самом деле, ему почудилось. На том и успокоился. Тому поспособствовало то обстоятельство, что, спустя минут пять и никак не больше, брюнетка захлопнула книгу, встала, поправила вздернувшуюся коротенькую юбочку, модельной походкой продефилировала мимо, даже не удостоив сидящих мимолетным взглядом.
Игорь спросил первое, что в этот момент пришло ему в голову:
— Часто бываешь на Плотинке ?
— Очень… Точнее, по мере возможности, а мера эта… — девушка оборвала фразу, помолчав, добавила. — Нравится… Говорят: аура здесь положительная, место веками, десятками поколений намоленое. Правду говорят. Даже в толчее чувствую себя комфортно, и ничто меня не раздражает. Даже побирушки, которых тоже немало, вызывают снисхождение. Не отказываю, хотя сама небогата: материально стеснена и ни капельки не стыжусь в том любому признаться. С протянутой рукой, правда, пока что не хожу, но…
Игорь кивнул.
— Бедность не порок.
Произнеся это, парень поймал себя на мысли о том, что ему, тут Игорю куда больше повезло: единственное и к тому же бесконечно обожаемое чадо у родителей; Анна Николаевна, мать, добрейшая из всех добрейших, нещадно баловала Игорёшу, ни в чем не отказывала, а сынок бессовестно пользовался родительской слабостью; благо, что Владимир Игоревич, отец, местами подтормаживал неуёмность жены по части ласк, утверждая, что парнишку так баловать не на
