ПЕРЕСТРОЙКА, УВЫ, ОБЕРНУЛАСЬ КРАХОМ
ГРАБЕЖ СРЕД БЕЛА ДНЯ И БЕЗ ЗАЗРЕНИЯ СОВЕСТИ
Минуло несколько месяцев. Подходил к концу холодный и ветреный декабрь 1995 года. Вовсю властвовали среди россиян законы рыночных отношений: одни всюду торговали всем и вся, а другие покупали, точнее, присматривались к кусачим ценам. Словом, это была стихия, в которой очевидны были два противоречия: а) царство изобилия на товарном рынке; б) абсолютное отсутствие денежной массы у населения. Картина, собственно говоря, была совершенно обратная той, которую люди наблюдали в конечной фазе советской власти, а именно: советские люди имели огромные сбережения на банковских счетах, но потратить их не могли. Тогда даже в знаменитом ЦУМе, что на Вайнера, вместо, например, телевизоров или холодильников, на первом этаже стояли размалеванные фанерные щиты, сообщающие тому, кто случайно забредет: данного товара нет в наличии и неизвестно, когда поступит.
То была не единственная экономическая задачка, которую, ломая голову, пытался разрешить обычный советский человек.
Окончательно добил обычного советского человека, лишив даже призрачной надежды, последний глава правительства СССР Павлов , который, не мудрствуя лукаво, одним росчерком пера, закрыл доступ к банковским накоплениям, заморозил вклады на неопределенное время.
Особенно пострадали старики и старухи, те самые, которые не языками, а своими натруженными руками строили светлое будущее. В одночасье миллионы стали самыми обездоленными: нет, не бедными, а буквально нищими; потеряв накопления, то есть, гробовые, утратили с этим и мечту быть похороненными по-человечески. Дети? Но ведь и они в ту пору не жили, а выживали, перебивались с рубля на рубль.
В числе миллионов пострадавших от безумных шагов советской власти, которая уже корчилась в смертельных судорогах, были, естественно, и родители Игоря. У них на счетах Сбербанка тоже хранились, так сказать, на всякий пожарный случай, небольшие накопления: планировали потратить на свадьбу подросшего сына-студента. Бах-бабах — и их «заначка» в один миг превратилась… Даже не в бумажки, а в мифические цифры, настолько ничтожные, что вспоминать о них смешно. Но смех этот был сквозь слезы.
Родители пережили и этот варварский, открыто и без всякого стеснения продемонстрированный, государством грабеж.
Игорь ничего не знал, но стал догадываться. Подъехал с разговором раз, другой, третий — всё закончилось ничем: родители, хмурясь, уходили от темы.
Сын всё понял и для себя закрыл эту тему навсегда.
Прошло и это рукотворное бедствие, перенесенное Мартьяновыми полегче, чем другие. Обстоятельства сложились так, что в переходный период Владимир Игоревич, продолжая служить главным агрономом облсельхозуправления, где всё также трещало по швам, хрустело и рушилось, как и во всей новой России, мучительно пытающейся встать на новые рельсы экономического развития, однако, несмотря на всё это, у аграрников зарплату не задерживали. Ну, разве что на неделю, но не больше. Удивительно? Очень!
Владимир Игоревич, не будучи дураком, понимал, точнее, интуитивно чувствовал, в чем тут собака зарыта. Советские чиновники и близкие к ним невесть откуда появившиеся бизнесмены госбюджет, ставший лакомой кормушкой, в то время нередко стали беззастенчиво использовать для личного обогащения. Это как? А очень просто: есть начальник заведения, финансируемого государством, и есть его проныра-финансист, именуемые материально ответственными лицами, имеющими право первой подписи, а также свободный доступ к казенной печати.
Появляется у них соблазн воспользоваться свободными средствами, несколько раз прокрутить, пустить в оборот, зарабатывая на этих операциях хорошие деньги, благо инфляция зашкаливает. Нецелевое использование бюджета — злостное нарушение финансовой дисциплины. Какая беда?! Нагрянет проверка? Проверяющие — тоже люди, которым ничто человеческое нечуждо: кинут им на лапу, напишут акт, засвидетельствовав, что с той самой «финансовой дисциплиной» в конторе всё в полном порядке. А что конторские работники, месяцами ждущие зарплату? Устав ждать, начинают роптать, а им тычут в глаза выпиской из банка, в которой одни нули. Кто знает, кроме тех самых материально ответственных лиц, что доходы, если они уже не обращены в наличность, хранятся на другом расчетном счете и в другом банке?
Вот и сидели без средств существования шахтеры, летчики, железнодорожники, колхозники и прочий рабочий люд. Отчаявшись, бастовали. Но не все, согласно законодательству, они не имели права. Те же медики, прокурорские работники или та же милиция.
В некоторых газетах той поры иногда появлялись сообщения (их Владимир Игоревич своими глазами видел, ибо тогда еще оставались отдельные отголоски свободы печати), в которых говорилось о том, что рядовой состав органов внутренних дел Екатеринбурга, имея машины, но не имея горючего, вынуждены выезжать на задержание отпетого злодея на трамвае, при этом их отцы-командиры никаких неудобств не испытывали.
Помнит также и эпизод, увиденный по местному телевидению, как один из тогдашних лидеров одного из ОПС Екатеринбурга, пытаясь заручиться поддержкой народа , спустился под землю к бастовавшим метростроевцам, неся за плечами туго набитый мешок с баблом.
Еще более сочного колорита прибавило другое. Через день на том же телеканале появился губернатор и мило поделился деталями. Если при просмотре предыдущего видеосюжета Владимир Игоревич лишь криво ухмылялся, то при виде самодовольного лица местного лидера стал от возмущения плеваться. Он помнит почти дословно и может повторить, сказанное губернатором:
«Вот все обзывают их, мол, бандиты разэтакие-сякие. А парнишки-то ничего себе. С понятием. Пригласил к себе, говорю им: метростроевцы отказываются подниматься на поверхность, выручайте. Те отвечают: без проблем, как не помочь нашей любимой власти. Ну и результат: конфликт исчерпан».
Владимиру Игоревичу повезло с руководством: оно повело себя перед людьми на редкость честно. Состоялось собрание сотрудников. Выступил очень коротко начальник облсельхозуправления, между прочим, бывший ответственный работник обкома КПСС, и просто сказал:
— Коллеги, не имеет смысла вам рассказывать о том, что переживает Россия, получившая наследство от СССР в виде многомиллиардных долгов. Мы, как и вся Россия, испытываем серьезные материальные проблемы. А выживать надо. Поэтому мною приняты следующие решения: а) имеющиеся бюджетные средства направить исключительно на выплату заработной платы; б) все другие статьи расходов временно полностью заморозить… Это будет представлять неудобства, некоторые трудности, но другого выхода не вижу… Прошу коллектив отнестись с пониманием.
Народ понял. И продолжил исполнять обязанности не хуже, чем прежде.
Спустя пару лет, Владимир Игоревич в кругу семьи вспоминал:
— Что же получается? А то, что среди партноменклатуры были и порядочные люди. Мой начальник, например. Благодаря ему мы пережили бедствие без особых потрясений. А ведь надо понимать, что он рисковал.
Игорь, будучи студентом, услышав это из уст отца, сильно удивился и переспросил:
— Рисковал?! Почему? Ведь руководитель обязан был регулярно выплачивать зарплату.
— Это так, но… В любом бюджетном учреждении есть смета расходов, утвержденная наверху, и всякое самовольное отклонение от статей — являлось грубейшим нарушением, подпадающем под уголовную ответственность.
— За что же?
— Нецелевое расходование государственных средств: мой начальник заморозил некоторые статьи и сэкономленные деньги направил на зарплату, чего он делать не имел права…. Обошлось… Вскоре, когда в аграрном секторе началась реорганизация, мой шеф, не желая лично участвовать в сём мероприятии, запросился на пенсию. Новая власть отпустила легко: на это место уже был подобран свой для новой номенклатуры человек. А вскоре и я запросился в отставку.
Завистники, разглядывая семью чуть ли не под микроскопом, меж собой вздыхал:
— Везет же некоторым
Что правда, то правда: Мартьяновым повезло в то непростое время и во второй раз. Сын, защитив диплом почти на «отлично», получил место инженера-технолога на крупном заводе. Бойкие мужички, негласно поощряемые региональной властью, совершали наезды с целью завладения лакомым экономическим куском. Коллектив отбился-таки от неоднократных атак наглецов.
Сказать, что заводчан лихорадило, — это не сказать ничего. Во всяком случае, им аккуратно выплачивали зарплату, небольшую на тот момент, но выплачивали. И, значит, ему не пришлось на улице торговать спичками или сигаретами, таскаться с огромными клетчатыми баулами в Турцию и обратно возвращаться с тамошним не самого лучшего качества барахлом, удалось избежать незавидной участи тех самых знаменитых «челноков».
Мало того, через несколько месяцев молодому инженеру, делающему первые шаги на сём поприще удалось отличиться: решить технологическую проблему и настолько успешно, что заводское начальство впервые обратило на него внимание и даже поощрило, заподозрив в Игоре в недалеком будущем подлинные инженерные задатки, задатки не только слепого исполнителя, а постоянно находящегося в интеллектуальном поиске творца.
А если прибавить еще и то, что парень не был гулякой, наоборот вел себя по-взрослому степенно и рассудительно, то нетрудно понять, каким подспорьем он стала его денежка для семейного бюджета родителей.
[b]ЗАБРЕЗЖИЛ СВЕТ В КОНЦЕ МРАЧНОГО ТУННЕЛЯ[/b
]Пока — не для всех, а лишь для таких натур, каким был Игорь Мартьянов, для натур трудолюбивых, честных, для натур, не ищущих для себя легких путей, сулящих мгновенного и сказочного обогащения. Понимал: довольствоваться малым — это уж не так и плохо. Особенно на первых порах, когда из себя еще ничего не представляет. Наберется, опершись на теоретические знания, практического опыта и тогда сможет в полную силу заявить о себе. Пока же… Надо просто работать и ценить даже то малое, что уже имеет.
Недавно донеслась до Игоря страшная весть: его сокурсник погиб. Они не были близки, но все же… Из одного студенческого братства, а это говорит о многом. Пошел проводить в последний путь, хотя их пути сразу разошлись: один пошел прямо, то есть в инженеры, а другой — занялся мелким бизнесом, стал тем самым «челноком», снабжающим товаром рыночных торговок. На похоронах узнал кое-какие детали, а главная из них — погиб во время разборок с конкурентами: то ли он у кого-то и что-то пытался отжать, то ли его самого хотели обобрать до нитки. Кого этими «инцидентами» в те годы можно было удивить, если в газетных хрониках подобные сообщения мелькали постоянно?
Вот и вывод, к которому Игорь пришел: поспешишь и, самое малое, — народ насмешишь, а то и Богу или Дьяволу душу безвременно отдашь.
Каждый выбирает по себе. Игорь не придает большого значения деньгам: есть, считает он, и хорошо, а нет — ужавшись, затянув поясок потуже (по примеру своего отца), как-нибудь перебьется.
Обожает, обычно ухмыляясь, произносить банальное:
— Большие деньги — зло, а их полное отсутствие — зло двойное. Но, —