Адаптер

лампочкой, и приятный женский голос пригласил его внутрь:
  — Добрый вечер, господин Невил. Рады снова видеть Вас.
  Роберт вошел в открывшийся черный проем, ослепнув на пару секунд от резко ударившего в глаза луча стробоскопа.
  Это было одно мгновение, но оно стоило тысячи часов его жизни. Роберт перестал дышать, боясь спугнуть, но вспыхнувшая от короткого луча света память не угасала, она пульсировала в нем, заставляя сердце наращивать темп, сведя мышцы приятным напряжением. Он вспомнил, как он впервые ее встретил, вспомнил тот день, который стоил ему стольких страданий, боли после облучения сканером он привык переносить, труднее было переносить чувство потери, потери памяти, своей, а не рабочей. Он не раз пытался понять, почему не теряются после сканирования данные, которые он каждый день обрабатывал. Теперь же было все понятно, ощущение правоты своей догадки было непоколебимо — память не терялась, ее просто блокировали.
  Всего лишь пара секунд, а перед глазами пронесся весь день, будоража сознание забытыми ощущениями.
  Тогда, впрочем как и потом, она заговорила с ним первая. Роберт, уже довольно набродившийся по городу, пытался найти укромное место, чувствуя на своей спине подозрительные взгляды, видя в каждом встречном потенциального разоблачителя. Он не был не так уж неправ, добрая половина встретившихся по пути горожан, сразу же сообщила свои подозрения, поэтому обнаружить его было не так уж трудно.
  Роберт сидел на старой деревянной лавке, затерявшейся в городском парке в окружении высоких кустарников. Лавка была очень старой, не предлагая ничего, ни игр, ни другого интерактива. Скорее всего про нее просто забыли.
  Смотря на резвящихся в луже воробьев, Роберт пытался заглушить сильные приступы голода размышлениями о роли птиц. В голове всплывали бесчисленные способы готовки птицы, тем самым усиливая растущий голод. Быстро обозначив для себя роль воробьев в экосистеме города как атавизм, он решил перестать думать совсем, на удивление это далось ему легко, не то, что обычно по вечерам, когда до утра не удавалось заснуть, играя со сканером в кошки мышки.
  В пустой задумчивости он пропустил момент, когда возле него появилась небольшая тень.
  — У Вас не занято, я могу сесть?
  Роберт вздрогнул от неожиданности и вскочил. На него улыбаясь смотрела молодая девушка. Его реакция видимо сильно насмешила ее, она еле сдерживала смех, прикрывая ладошкой рот.
  — Да, конечно, я уже ухожу, — Роберт хотел побыстрее уйти, понимая, что разговор с горожанином будет стоить ему дополнительных процедур, но девушка схватила его за рукав и повелительно усадила обратно.
  Она была одета в легкое платье, распущенные русые волосы, подсвеченные солнцем, свободно струились по оголенным плечам. Сердце его необычно сжалось, он раньше не испытывал подобных ощущений, почему-то он боялся посмотреть на нее еще раз.
  — Нет, получается я Вас прогнала, — она смущенно хихикнула. — тут место хватит обоим, может Вы хотели побыть один? Я не помешаю, буду молчать.
  На последних словах она звонко рассмеялась и прищурившись посмотрела на него. Он заметил ее взгляд и сильнее уставился в лужу с воробьями, которые уже перестали плескаться и, казалось наблюдали за ними.
  — Не бойтесь, я никому не скажу. Как Вас зовут? — она улыбнулась еще шире и картинно захлопала длинными ресницами. — Меня зовут Даша.
  — Мой номер Р.. — начал он, но она прикрыла его рот ладонью.
  — Не надо номера, как Вас зовут?
  — У меня нет имени, у меня есть только номер, — удивленно ответил Роберт, не понимая, почему она этого не знает.
  — У человека должно быть свое имя, так не бывает.
  — У человека? А кто это? — Роберт усиленно копался в своей памяти, но ничего не было.
  Ее лицо мгновенно погрустнело, Даша озабоченно смотрела на него, но в ее взгляде он не почувствовал ни жалости, ни огорчения, маленькие вспышки гнева искрились в карих глазах.
  — Нет, — твердо сказала она. — Без имени нельзя, тебе нравится имя Роберт? Ничего, что мы на ты?
  — Роберт, — повторил он. Примеряя на себя имя, он будто отошел в сторону и смотрел на себя нового, теперь незнакомого человека, именно человека, смысл слова начинал обретать очертания. — Мне нравится, спасибо. Но я не могу называть Вас на ты.
  — Ну почему же? — Даша округлила глаза.
  — Я не имею права называть Вас на ты. Это запрет.
  — А ты попробуй — это же так просто — ты!
  — Это запрет, — механически повторил Роберт, он весь напрягся в попытке повторить за ней, но сильная боль в висках заставляла его снова и снова повторять. — Это запрет, это запрет, это запрет.
  Она взяла его за руку, и он впервые почувствовал тепло руки другого человека. Головная боль мгновенно отступила, тело наполнилось сильным возбуждением, отчего на лбу проступила испарина, а дыхание прерывалось резкими всхлипами.
  — Я поняла, говори как тебе удобнее. А ведь мы работаем с тобой в одной конторе, только я в исследовательском, а ты в аналитическом, верно?
  — Да, я станция анализа субметаданных.
  — Нет, ну какая ты станция, ты аналитик, я читала твои отчеты, очень тщательная работа.
  — Я станция, — повторил Роберт, но после обретения имени эта простая истина, с которой он жил много лет, начала биться об овладевший им всеразрушающий поток осознания. Все внутри похолодело, Роберт смотрел на свои руки и ее ладонь в них. — Я понял.
  На глазах выступили слезы, но это была не та боль, преследующая его с детства после каждой процедуры пересканирования, это была другая боль, боль осознания, боль понимания и принятия себя.
  Они сидели так довольно долго, она смотрела на продолжавших резвиться в луже воробьев, он на свои руки, мягко сжимавшие ее теплую ладонь.
  — А ведь они могут взять и улететь отсюда, туда, где нет ни этого Города, ни этих, — Даша в отвращении скривила лицо.
  Роберт слушал ее, но было не понятно о каком месте она говорит. Даша высвободила руку и начала копаться в своей сумке.
  — Уверена, ты голодный, — она достала небольшой контейнер. — Держи!
  Роберт нерешительно взял протянутый бутерброд. Запах мяса, салата и сыра ударил в нос, и желудок победоносно заурчал.
  Она достала себе второй и сложила контейнер. Они ели молча, посматривая друг на друга, Роберт хотел отвечать на ее легкие смешки, но не мог, кривя лицо в подобии улыбки.
  Что происходило дальше он не мог помнить, от дикой боли, пронизывающей все его тело так, что он чувствовал каждый свой нерв, дрожащий в последнем усилии под натиском поля, искривленный до обрыва, когда красная мгла заливает глаза до черноты, кровь пульсирует так, что тело готово лопнуть. Выронив остатки бутерброда, Роберт упал на землю, ноги инстинктивно прижались к животу, руки бессильно обхватили голову, будто могли хоть на йоту снизить потенциал властвовавшей над телом волны. Он не слышал крики Даши, которая набросилась на неспешно подошедших гвардейцев, как один из них стрельнул в нее паралитическим зарядом, и она безвольно опустилась на землю. Нет, ничего из этого он увидеть не мог, но человеческая память не так проста, он знал, что произошло, пускай без деталей, пускай не своими глазами — тело все помнило, и боль, и непрекращающуюся даже через сутки тяжелую волну в голове, и ее, ее попытку защитить его, ее страдания.
  — Роберт, проходи, не стой в дверях, — позвал его низкий, с приятным бархатистым тембром голос, с игривыми дружескими интонациями, какие бывают у старых знакомых.
  Роберт неуверенно прошел вперед, глаза уже привыкли к освещению и довольно четко различали предметы. Слева от входа светилась барная стойка, нестройно в зале были расставлены столы со стульями наверху, очевидно, что посетителей не было уже давно. В дальнем углу виднелись странные широкие столы, покрытые зеленым сукном, Роберт не смог определить их назначение, скорее всего это была какая-то старая коллективная игра, популярная в прошлом веке.
  — Добрый вечер, — Роберт подошел к барной стойке и сел чуть правее от бармена.
  Бармен, довольно тучный мужчина с крупным, но не круглым, добродушным лицом и большими руками с огромными красными ладонями, смотрел на него широко улыбаясь. Роберт скривил лицо в ответной улыбке.
  — Устал с дороги? Не беда, сейчас мы тебя восстановим! — ударив звонким хлопком в ладоши, бармен сделал вид, что колдует над терминалом, но это были лишь пасы руками, терминал сам отрабатывал программу.
  Сначала из барной стойки появился прозрачный ледяной бокал, в который, шипя и пенясь, наливалось светлое пиво. Запах был знаком Роберту, он его улавливал из кафетерия для Эксплуатантов, но никогда не пробовал, алкоголь был запрещен для таких, как он. Вслед за бокалом появилась тарелка с дымящимися сосисками и картофельным салатом.
  — Не французская кухня, но тоже ничего, — подмигнул ему бармен. — Не стесняйся, сначала поешь, а поговорим позже.
  Роберт попытался произнести слова благодарности, но бармен тут же ушел в стену, только теперь Роберт понял, что он только лишь голограмма, в рассеянном свете было сложно сразу определить.
  Оставшись один, Роберт осторожно сделал первый глоток. Ледяной стакан приятно холодил руку, напиток же напротив обдал его легкой горечью. Пожалуй вкус был не неприятный, и назвать его вкусным в привычном для него понимании, он не мог. Второй большой глоток помог ему определиться, определенно напиток ему нравился, он пробудил в нем такой аппетит, что тарелка была опустошена за считанные минуты.
  Роберт поставил пустой бокал на стойку, всплывающее меню предложило ему повторить или попробовать другой сорт, но уже начавший ударять в голову алкоголь ввел Роберта в неизвестное состояние, он ничего не выбрал, и меню исчезло.
  Из стены вышел бармен, он уже переоделся, простая белая рубашка сменилась на более подходящий по погоде на улице вязаный свитер.
  — Сегодня прохладно, — пояснил он. — Хотя, сам понимаешь, мне то чего холода бояться?
  Бармен рассмеялся низким гоготанием, Роберт сдавленно кашлянул в ответ. Ему хотелось повторить, но не получалось, тело сковывало, а голова начинала ныть. В любом случае хорошая еда дала свой эффект, он расслабился, вкус съеденного и выпитого будоражил мозг новыми яркими эмоциями, которые он уже не пытался скрыть, если он попадется, то отформатируют полностью, а может и утилизируют, отправив работать на карьер или подметать пустыню. Роберт не знал точно, но эти термины, вскользь брошенные его соседом, хорошо объясняли будущее. Тогда Роберту показалось, что сосед пытался предупредить, но сейчас все это не имело никакого значения — он жил, впервые за многие годы, жил сам.
  — Ну что, давай поговорим? — бармен заговорщически прищурил левый глаз.
  — Давайте, а о чем?
  — О чем? Хороший вопрос. Но тут стоит начать по порядку. Что ты помнишь?
  — Помню что? Не понимаю.
  — Что ты помнишь из своей жизни до Комбината. Случайных посетителей тут не бывает, потому не пугайся. Мы с тобой знаем кто ты.
  — Да, я рабочая станция Р..
  — Нет, ты в первую очередь человек, — перебил его бармен. — Ты должен попытаться вспомнить себя до комбината.
  Роберт понял, что от него хотят, и начал усиленно копаться в своей памяти. От напряжения стало даже душно и