века. Не тощим, изможденным страдальцем за человечество, а хорошо упитанным, плотски привлекательным мужчиной с бицепсами на плечах и выпуклостями на упругом прессе.
Такое впечатление, что страдает он не от шипов тернового венца, а от недостатка секса, простите за выражение. Вот интересно. Если бы Понтий Пилат не был таким страрообрядцем и спросил осужденного о последнем желании. Что бы наш спортивно-подтянутый сын Божий заказал перед походом на Голгофу? Уж наверняка не высохшее ребро барашка - по скромности желаний. Скорее всего - сочную плоть...
- Замолчите! – крикнула Салтыкова.
- Продолжайте, - разрешила Батори.
- Я вообще считаю: проказника Рубенса поклонники недооценили. Он был не просто основателем роскошного стиля барокко в художественном искусстве, а основателем - эротического барокко. С акцентом на слове «эротический». Посмотрите на сюжеты картин нашего фламандского гения, воспевшего божественную чувственность человеческого тела.
Здесь найдете все формы сексуальных фантазий, встречающиеся в порнофильмах. Старик-отшельник, пускающий слюни возле спящей юной красавицы. Купающиеся девушки, страстно поглядывающие друг на друга. Боги в образе пышущих здоровьем мужчин, похищающие таких же аппетитных, половозрелых земных женщин. Для чего, спрашивается? Ответ не предполагает двух разночтений: чтобы заняться с ними...
- Холмс! – опять подала возмущенный голос Дарья-помещица, призывая рассказчика соблюдать хотя бы видимость приличий. Сама незаметно приказала рукам повернуть голову лицом кверху – так удобнее слушать.
- ...чтобы заняться зачатием потомков, конечно, ну не в карты же поиграть! – невозмутимо закончил Генри Говард. Ему понравилось дразнить вдову с двумя детьми, прикидывающуюся невинной девушкой, не сведущей в половых вопросах. – Что тут такого неприличного? Хотите нас уверить, что дети появляются из пробирок?
- Хм! – красноречиво хмыкнула Салтыкова в ответ и деланно-сосредоточенно занялась волосками на конце косы, проверяя их на посеченность. В то же время навострила ушки, чтобы не пропустить ни единого слова из холмсовской лекции.
- Полотна Рубенса наполнены такой живостью и экспрессией, я бы придумал новое слово – сексуализмом, что нетрудно представить продолжение изображенного сюжета. Желание героев удовлетворить позыв плоти горячо и животрепещуще. Еще не добравшись до дома, они сливаются в волнующем экстазе, который невозможно удержать в рамках фальшивой религиозной морали.
В картинах Питера Пауля сексом занимаются все и со всеми. Часто инициатива принадлежит прекрасным дамам, как ни странно для средних веков - когда отсутствовала эмансипации. Женщины пускаются в эксперименты и совокупляются... пардон – вступют в половые отношения с кем придется: с женщинами, мужчинами, богами, ангелами, дьяволом и даже самими собой. Мужчины не отстают. Животные тоже участвуют, потому как сама атмосфера дышит неприкрытым эротизмом, который заражает, возбуждает, заставляет присоединиться. А все почему? – вопросил Холмс у дам.
- Почему? – переспросили хором Дарья и Эржбета.
- Потому что в фантазийном мире великого художника население ходило голышом. Это полезно для здоровья. Сексуального.
- Ну, не предлагаете же вы нам... – пробормотала Батори не совсем убежденным тоном.
- Нет, конечно. Наш земной мир несовершенен, в отличие от рубенсовского. Созерцание некоторых, далеких от идеала фигур... - тут Генри Говард бросил специальный взгляд в сторону кресел, где сидели и о чем-то спорили Прелати с Капоне. - ... может привести к обратному результату. Впрочем, говоря про «несовершенство», не нас с вами имел ввиду.
- Скажите, мистер Холмс, откуда у вас столь глубокие познания в искусстве фламандцев? – спросила Эржбета.
Она выглядела чрезвычайно заинтересованной и от волнения слегка побледнела. Лучше бы она этого не делала: цветом лица стала похожей на незагоревший пластмассовый манекен из витрины магазина линжери. Только у того имелось перед графиней два преимущества: гладкая кожа и густые волосы. Третье: при его изготовлении не забыли про чисто женскую деталь, предназначенную привлекать мужские взгляды – грудь третьего размера.
Если бы Холмсу предложили выбирать между этими двумя фигурантами, он бы без долгих раздумий выбрал манекен. Который, сожалению, в гостиной отсутствовал. Наверно, взглянув на посеревшую Эржбету, испугался и срочно пошел загорать.
Ну, на безрыбье и креветка сойдет. Генри Говард давно ощущал желание, которое возбудила еще Жанна, беспомощно лежавшая на кушетке у него в лаборатории. Эх, не успел довести до конца хитро продуманный план. Много времени зря потерял. Сначала одолела напасть себя повосхвалять перед новой слушательницей, старые-то на его байки давно внимания не обращали. Потом девушка заартачилась в бездну прыгать. А там Капоне подоспел с дурацкой мортирой – расстрелял Холмса на части.
Из ревности, естественно – соперника убрал. Для себя хотел даму заиметь, гангстер-террорист, извращенец-развратник. Нет бы по-человечески попросить, Холмс бы поделился, ему чужого не жалко. Ан нет, сразу на убой расчленять! Умер давно, а до сих пор не может расстаться с бандитскими привычками.
Ладно, первый раунд битвы за секс проигран, но не целая игра. Холмс попытает удачу с этими двумя - давно знакомыми и еще более давно надоевшими подружками по несчастью. Хотел сначала Дарью соблазнить, она выглядит помоложе и - с волосами.
Да та оказалась недогадлива, на его авансы не ответила. Значит, остается эта древняя карга, полысевшая в некоторых местах, и с грудями, похожими на уши спаниеля. Эх, мерзопакостная грымза. В свое время у Холмса побогаче выбор был... А что делать? Не в гомика же превращаться. До такой степени отчаяния он еще не дошел.
Поймав взгляд Батори, Генри Говард слегка поклонился и проговорил с привычным самолюбованием:
- Вы меня плохо знаете, дорогая графиня. Я ведь в душе не только поэт, но и артист в самом широком понимании этого слова. Любитель высокого искусства, особенно обнаженного тела. В Рубенсе я сразу почувствовал близкородственное существо.
Гениальный талант! По его картинам можно изучать анатомию человека в подробностях. С такой любовью и увлеченностью он выписывал каждую складочку на животе, каждую ямку на ягодицах... Современным импрессионистам и авангардистам с кубистами приходится только мечтать о подобном мастерстве.
- Как интересно вы рассказываете, - улыбнулась графиня, делая обещающее лицо.
Холмс усмехнулся: наживка заброшена и заглочена. Пора подсекать, чтобы непредвиденные обстоятельства не помешали. Или другие рыбаки. В образе Капоне. Прелати тоже выглядит не совсем в своей тарелке, глазки замаслились. Вот кто охальник-то. Хитрый как сто китайцев из периода правления династии Цинь. И несомненно - такой же плодовитый. Его следует держать в поле зрения. И на контроле.
Потому – хватать быка за рога без промедления, которое смерти подобно... Ха! Подходящая игра слов для обитателей потустороннего подземелья, подумал Холмс, покрутив тросточкой.
Заявил без перехода:
- Кстати, предлагаю себя в качестве претендента на эксперимент по увеличению груди без применения силикона.
- Не соглашайся, непристойное предложение, - шепнула дарьина голова.
- Заманчиво... – протянула графиня и бросила игривый взгляд на Холмса.
Конкретнее ответить дама не успела.
19.
В гостином зале раздался препротивный крик «и-а, и-а», характерный для вьючного и горбатого животного, помогающего людям пересекать пустыни. Крик испугал птицу под потолком, которая шумно вспорхнула, собравшись перелететь из одного угла в другой. Летела низко, задела перепончатым крылом графиню и оказалась совсем не птицей, а летучей мышью. Эржбета вздрогнула, нечаянно выпустила зеркало из руки. Оно упало и разбилось на острые осколки. Графиня тупо посмотрела вниз. Плохая примета. Кто-то должен сегодня умереть.
«Только не я», - подумала Дарья, испуганно похлопала глазами и поспешила водрузить голову на место. Тем более, что коса была расчесана и заплетена, а подстричь посекшиеся концы и пощипать разросшиеся брови можно попозже. Когда досуг выпадет.
Вслед за криком «и-а» в комнату размеренным шагом вошли Каддафи и верблюд. Каддафи жевал жвачку, верблюд – колючку. Остановились возле дам и Холмса, полковник говорит:
- Отгадайте загадку, миллион дам.
- Ну.
- Представим, что верблюд собирается в поход по Сахаре. Что он делает сначала?
Послышались ответы.
- Пьет.
- Испражняется.
- Встает.
- Встает – на какие ноги? – спросил для уточнения полковник.
- На передние, – сказала Эржбета.
- На задние, – сказала Дарья.
- Очередное очковтирательство, - буркнул Холмс.
- Никто не угадал! – радостно объявил Каддафи. – Сначала верблюд ждет команды погонщика. Правильно, Абдулла?
Верблюд проворчал что-то нечленораздельное, что по задумке диктатора должно было означать – правильно. Молодец, Абдулла, миллион сэкономил хзяину.
- Хотите еще загадку?
- Тоже про верблюда?
- Такую же тупую?
- Не хотим, - снова недовольно отозвался Генри Говард.
Каддафи не обратил внимания на всеобщий скепсис. У него сегодня хорошее настроение. До такой степени, что хотелось петь мантры и плясать танец живота. Необыкновенная удача постигла – выиграл джек пот в казино «Сто тысяч и одна ночь». В скобках заметим - казино было его собственным.
Конечно, смухлевал немножко, тузы из рукава доставал, да кто посмеет перечить? Каждый моджахед в его королевстве знает: Каддафи скор на расправу. Совершит военно-полевой суд не сходя с места – раскромсает джамбией живот у смельчака-дурака и оставит жариться на солнце. Даже электрошокером предварительно не попытает, чтобы выяснить - не по приказу ли из-за океана хотели диктатора обвинить в мухлеже?
А, ерунда все! Происки международных врагов не умалят его сумасшедшей радости, которой хотелось поделиться не только с верблюдом...
Поделиться с обществом не успел. Только полковник раскрыл рот, чтобы начать рассказ, как – хрясь по черепу! Сзади на голову его со свистом опустилась знаменитая дубина из слоновой кости. Диктатор аж присел от неожиданности. Затемненные очки криво съехали набок, за ними показались недоуменно вытаращенные глаза. Фуражка звякнула металлическим звоном - удар желаемого убийственного эффекта не произвел.
Зато выглядело весело. Дамы, не скрываясь, хихикнули. Прикрыв рот ладонью, Холмс заржал, но молча: все-таки с диктатором-самодержцем портить отношения не стоило.
- Ха-ха-ха! – гулко загоготал из угла Прелати. Он здесь никого и ничего не боялся.
Удивленный до глубины души чьей-то неслыханной дерзостью, Каддафи
