пикантные подробности из личной жизни кого-то из императорской семьи. Тайная полиция арестовывала любого, кто мог быть хоть как-то причастен. Арестовывала и отпускала. Все перессорились друг с другом. Несколько дуэлей было, со смертельными исходами. Ах, подорван авторитет монархии! Ах, император и его двор живут по двойной морали! До сих пор ведь ещё отголоски этого скандала слышатся…
– Так нашли всё-таки негодяя?
– Нашли. Моя сестра Шарлотта потеряла когда-то свой дневник, а в нём она записывала всё без купюр, все-все тайны и даже собственные фантазии. Этот дневник и попал в руки шантажиста. Вильгельм изгнал его из страны…
Она помолчала минуту и продолжила уже спокойнее:
– Беда моего брата в том, что он считает себя выше всех, везде хочет быть главным действующим лицом. На свадьбе – быть невестой, на крестинах – новорожденным, даже на похоронах – главным действующим лицом. Эту черту его характера обязательно кто-нибудь использует в своих целях…
На прощанье Софи обняла Керра.
– Арчи, милый Арчи, никогда не ведите дневников, они обладают фатальной склонностью быть прочитанными! Найдёте дорогу к себе?
Рано утром он вышел в пропитанный дождём сад. Издали увидел в беседке Софи. Она была не одна, рядом сидела её старшая сестра Шарлотта. Софи, похоже, рассказывала ей что-то смешное, потому что сестра беспрестанно смеялась, прикрывая ладошкой некрасивое лицо. Ещё он услышал, как Софи чётко сказала: «Боже, покарай Англию!». Шарлотта мигом ответила: «Накажи её, Боже!».
Арчибальд поскорее ретировался. Благо, его не заметили.
Днём Софи уехала в Грецию. Расстались они добрыми друзьями.
Вернувшись домой, Керр хотел записать в дневнике свои мысли о событиях последних часов. Он почему-то чувствовал вину за собой. Вся эта история выглядела очень странно. Это была какая-то жуткая смесь восторга и разочарования, радости и опустошенности одновременно. Других слов у него просто не нашлось. Вспомнил горячий шёпот принцессы: «Никогда не ведите дневников!» И отложил перо.
Спустя пару дней он написал-таки в заветной тетради: «Берлин сокрушает всю мужественность человека и делает его своего рода бесполой медузой. Я пропитан невыразимой ненавистью к Берлину». К принцессе Софи эта ненависть не относилась. Он по-прежнему думал о ней с теплотой и нежностью. Хотя в голове до сих пор звучала её фраза: «Боже, покарай Англию!».
Лето 1914 года английский дипломат Арчибальд Керр проведёт в круизе по Средиземному морю и посетит с дружеским визитом дом короля Греции, точнее его супруги, которая жила в Афинах.
Софи искренне обрадовалась ему, протянула руку. Они немного посидели на мягком диване в тени старой смоковницы. Потом она, как и тогда, повела его во дворец. В богато украшенном зале показала новинку – портативный граммофон. Улыбаясь ласково, поставила какую-то пластинку.
– Помните наше танго в Берлине?
Они танцевали, как и тогда.
В тот день в мире началась война…
Автор (из-за кулис): В своих мемуарах последний император Германии Вильгельм II пытался доказать, что не он развязал Первую мировую войну. Как почётных гостей бывший кайзер принимал в своём имении фашистских бонз Германа Геринга и Генриха Гиммлера. Позже разуверился в нацизме. Умер в тот же день, как только узнал о планах фюрера напасть на СССР. Похоронную делегацию от официальных властей Германии возглавил адмирал Вильгельм Канарис.
КАРТИНА 8-я
«Запомните этот день, будущие морские волки!»
Действующие лица:
Вильгельм Канарис (1887–1945) – офицер германского военно-морского флота, последнее звание – адмирал.
Вальтер Швигер (1885–1917) – офицер германского военно-морского флота, последнее звание – капитан-лейтенант.
Старпом, вахтенный офицер, старший матрос учебного корабля «Штайн» (без имён и почти без слов).
Место действия – портовый город Киль (Германия).
Время действия – 9 апреля 1905 года.
Автор (из-за кулис): В этот день два выпускника кадетского корпуса встретились на борту учебного корабля «Штайн» и сразу подружились. Дата «9 апреля» станет фатальной для одного из них – будущего адмирала Вильгельма Канариса. Спустя два года после начала флотской службы, 9 апреля 1907-го, Вилли получит звание лейтенанта и отправится в дальнее плавание. Его крейсер будет потоплен у Фолклендских островов, и мучиться бы ему долго в плену, но 9 апреля 1914 года Вилли добыл себе чужие документы и сумел вернуться домой. Начальство заценило его знание иностранных языков и шпионские наклонности. Канарис стал заниматься снабжением немецких подводных лодок – в основном кадрами и секретной информацией. 9 апреля 1915-го передал своему давнему другу Вальтеру Швигеру график и маршрут движения английского лайнера «Лузитания». Тот приказал команде торпедировать гигантский корабль, погибли больше тысячи человек, ни в чём не повинных.
НОЧЬЮ прошёл дождь, первый после малоснежного марта. Хлёсткий ливень промыл улочки старого Киля, шквальные порывы ветра прибили к земле не только мусор, но и неистребимый запах протухшей рыбы. В родительском доме славно запахло свежими булочками и кофе. Этот блаженный дух будет долго мниться ему ночами. А сейчас он должен идти.
После смерти отца никто не смог бы отговорить Вильгельма Канариса от принятого им решения. Позади два года морской школы кадетов – всё, мальчик вырос. Он идёт служить фатерлянду. Вилли молча приобнял всхлипывающую мать и отправился в порт. Пешком, без провожатого, с дорожным мешком на плече.
В прохладном влажном воздухе слышно было, как на кораблях наперебой склянки отбивают восемь утра – четыре сдвоенных удара. Грациозные обводы парусно-моторного корвета «Штайн» Вилли увидел, ещё не ступив на пирс. Вот твой дом, моряк! Здесь твоя судьба и твоя семья. Поднялся по трапу на борт, козырнув, протянул документы вахтенному офицеру.
– Герр кадет, рад приветствовать вас на борту корабля Его Величества Вильгельма Второго! – по-отечески улыбнулся тот. – Надеюсь, что вашей службой будет гордиться германский имперский флот!
Старший матрос провожал Вилли до каюты, рассказывая по дороге о дальнейшем распорядке дня.
– А жить вы будете не в кубрике, как остальные, а по-королевски, в каюте на двоих! Ваш сосед тоже из непростой семьи. Говорят, ему уже присвоено флотское звание фенрих, но документы ещё не пришли. Он вообще-то свойский, но молчаливый и какой-то серьёзный вечно – сразу видно: командиром будет.
Всё оказалось проще. Вальтер Швигер – так назвался сосед – сразу миролюбиво заявил:
– Привет-привет! Наслышан был о тебе ещё в кадетском корпусе! Мол, есть такой – весь из себя способный, скромный, отличный наездник, спортсмен, фехтовальщик и стрелок. Странная только фамилия – Канарис, грек, что ли?
Сосед был парень высокий, широкоплечий. Светло-голубые его глаза источали хладнокровие и благодушие.
Вилли улыбнулся.
– А мне насвистели, что ты молчун! Серьёзно!
– Да ладно! Свистуны! Это они мою фамилию так перевели: «молчун», «молчальник». А я вот от приставки «фон» принципиально отказался. Родителям твёрдо сказал: начну с кадета, с простого матроса, и без дворянских всяких приставок дорасту до капитана корабля. Вот увидят! А ты веришь мне, камрад?
Они пожали друг другу руки. Теперь они друзья навеки, ведь морская дружба – это, как немцы говорят, не разлей вода. Даже солёная морская.
Стоять у пирса круизному корвету «Штайн» суждено было недолго. Несколько дней прошли в тупых стараниях учиться военному делу должным образом, в безостановочных тренировках – до кровавых мозолей. Вечером у друзей не оставалось сил даже словом обмолвиться, так уставали.
Однажды утром, когда ровный строй кадетов замер по стойке смирно на палубе, зычный голос старпома вдруг нарушил обычный ход переклички:
– Кадет Швигер, выйти из строя на два шага!
И в торжественной тишине объявил, показывая пальцем на закрасневшегося Вальтера:
– Вот этому юноше сегодня исполняется двадцать лет. Экипаж «Штайна» от души поздравляет будущего и, не сомневаемся, достойного офицера императорских военно-морских сил Германии. На ужин он премирован порцией десерта по-домашнему. А теперь поздравим его троекратным «ура»!
Яблочный штрудель друзья разделили на двоих. А Вилли подарил имениннику наручный компас – совершенно необходимая вещь для моремана. Вальтер растрогался, глаза его блестели в сумраке тесной каюты.
А через день, девятого апреля, с капитанского мостика прозвучали долгожданные команды:
– Отдать швартовы! С якоря сниматься! По местам стоять! Барабанщики, вперёд!
Прощайте, далёкие горы и близкие родственники! Будущие морские волки уходят в море, в свой первый круизный поход.
Старший матрос постучал в каюту, передал приказ старпома:
– Господа кадеты, вам надлежит сегодня ночью заступить на вахту. Быть на мостике за десять минут до четырёх-ноль-ноль. Ваши обязанности объяснит на месте старший помощник капитана. Поступаете в его полное распоряжение.
После обеда занятия для них отменяются. Кроме, естественно, молебна, это для всего экипажа, включая кадетов. А им двоим приказано привести в порядок форму и постараться отдохнуть – такая вахта самая нелюбимая на любом флоте, не зря мореманы называют её «волчья».
– С чего ты взял, что её так называют, Вальтер? Я слышал, что самая нелюбимая вахта – «собачья».
– «Собачья», дорогой мой Вилли, – это с ноля часов. А у нас – «волчья»: все на свете спят, и лишь мы, морские волки, зорко смотрим вокруг. Не случайно вахтенную службу в эти часы сам старпом несёт. На восходе солнца меняется погода, и надо принимать решение по парусам. Тут опыт требуется.
Глубокой ночью, почти наощупь цепляясь за мокрые поручни, они поднялись на капитанский мостик. Доложились старшему помощнику по всей форме. Тот что-то писал в вахтенном журнале, только рукой махнул, мол, сейчас отпущу «собачью» смену, потом вами займусь.
Наконец башмаки «собачников» отстучали дробью по ступенькам трапа, старпом оторвался от журнала.
– Ну что, будущие морские волки, пришёл ваш час! Сегодня вы – вперёдсмотрящие. Место несения вахты – «воронье гнездо». Обо всём необычном докладывать на мостик немедленно. Вперёд и вверх, господа кадеты! С нами бог!
И они полезли на марсовую площадку фок-мачты. А это сорок метров по мокрым вантам и в полной темноте – вот уж действительно только на бога уповай да крепче зажимай в зубах бескозырку. Хорошо ещё, что боцман столько дней гонял их туда-обратно по всем трём мачтам.
Они карабкались вверх бок о бок. Потом Вальтер стал опережать, Вильгельм услышал, как друг что-то рычит себе в нос – одно и то же. Словно песню напевает.
– Ты чего рычал, камрад? – спросил его, когда они забрались на наблюдательную площадку и едва отдышались. – С песней весёлой и лезть полегче?
– Это не песня была, – Швигер натянул на голову бескозырку. – Мне почему-то показалось, что сейчас разобьюсь. Страшно не было, но силы куда-то исчезли. Вот и стал сам себя уговаривать. Повторял: «Мы не агнцы на заклание, мы – морские волки! Чем крепче ветер, тем мы сильнее!». И, знаешь, помогло…
Выше их был только клотик с сигнальным фонарём. Выше клотика, этой верхушки мачты, – только чёрное небо с огромными, как кулак, звёздами. За спиной
