Наши частые сетования на «прогресс» и особенно на научно-техническую его сторону вполне обоснованы. Но мы не можем уйти от природно заложенной в нас способности генерировать новые идеи, новые сущие и Продукцию нового вида. Точно также и соци-ум не может уйти от постоянного затребывания им Необходимости в новизне того или иного вида. Он побуждается к этому своим Бытием. Человек же поставлен Бытием социума в замкнутую цепь (Онтологический Круг) производства этой новизны. И он не может не производить ее, поскольку как только он позволит себе это, то тут же будет вышвырнут самой Природой из этой цепи и низведен, в лучшем случае, на уровень животного существования.
Но весь вопрос заключается только в том, вся ли производимая Продукция является затребованной самим социумом и необходимой ему? Может быть, часть этой продукции ему вовсе не нужна, – или даже вредна ему – а нужна отдельному кругу лиц, которые будируют производство этой продукции, исходя из потребности удовлетворения своих личных («своевольных») амбиций: престиж, нажива, тщеславие, власть, могущество, решение каких-то личных комплексов и т. д. Бескорыстность производства новых видов новизны, очевидно, является основным критерием возникновения потребности соци-ума в необходимой ему Продукции. Спрашивается, была ли какая-либо корысть (и у социума и у человека) в Продукции производимой посредством таких, вдруг возникших, подручных средств как продуктивное мышление (производящее идеи), язык (речь), искусство, нравственные принципы, письменность, философия и т. д.? Думаю, вряд ли. Вся их «корысть» определялась бескорыстностью самого Бытия.
Бытие – самое бескорыстное предприятие Природы. Производя самое ценное – Новизну, оно никогда ничего не требует взамен. Наоборот, если мы возьмем человека, то бытийствование в виде сотворения идей сопровождается – как бы в награду – спонтанным возникновением интеллектуального чувства удовольствия от понимания смысла создаваемых нами идей.
Именно поэтому и интеллектуальное удовольствие, и творчество как создание новизны тесно переплетены в нашем представлении с прекрасным (красотой). Ведь прежде чем создать новизну, мы должны понять смысл нами создаваемого, то есть понять – то ли на уровне сознания, то ли на уровне бессознательном (подсознания) – смысл той идеи (новизны), которую собираемся вывести из потаенности и выразить какими-либо средствами. И, по большей части, выражаем мы ее художественными средствами, теми средствами, которые наиболее близки нашим чувствам. Зададимся вопросом, почему мы сопрягаем наши чувства с художественными средствами их выражения? Да потому что только из сплава наших чувств с адекватными им средствами выражения появляется Истина. Как писал Ницше в «По ту сторону добра и зла»:
«Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины»31.
Средства же выражения этой «очевидности истины» являются другой стороной презентации Истины, стороной не менее важной. Сама Истина (как «бессловесный», ментальный объект) была понятна только нам, ее создателям. Средства ее выражения предъявляют ее всем остальным.
И здесь следует в очередной раз заметить: Природой данная человеку способность продуктивно мыслить, то есть генерировать новые иррациональные идеи, внедрена в интеллект человека только для того, чтобы появилось новое природное, онтологическое видообразование в форме соци-ума.
И эта способность мыслить призвана к тому, чтобы многообразить жизнь уже на уровне социума. Так что как Природа на уровне живой материи многообразит себя возникновением новых индивидов, видов, семейств, родов и т. д., так и социум на уровне социосферы многообразит себя в виде индивидов, семей, сообществ, наций, религий, культур, союзов (вроде Европейского) и т. д. Но это создаваемое на том и другом уровне многообразие не является самоцелью Природы. Многообразие на уровне соци-ума создается для того, чтобы в результате осуществления симбиотических взаимосвязей и взаимодействий между отдельными образованиями (в том числе и с окружающей средой) повысить вероятность выхода на новый уровень – после социальной (социо-умной) – жизни, будь он планетарным, ноосферным, космическим или каким-либо другим. Как Природа, создав человека разумного, вывела жизнь на уровень социального существования, так и соци-ум, создав нечто нам еще неизвестное (в виде внове созданного Подручного Средства) должен вывести Жизнь еще на один, более высокий уровень существования и функционирования. И немалую, если не ключевую, в этом роль должна сыграть новая метафизика.
Но сделать это не так-то просто. На пути этого шага, и притом в самом его начале, основным препятствием оказалась меркантильная и ресентиментная природа самого человека, которая является оборотной стороной его позитивной, созидательной природы. Вот она-то и стала камнем преткновения на пути дальнейшего развития общества. Преодоление этой природы – вот то основное испытание, которое должно выдержать человечество, если оно собирается вступить на путь обновления самого себя и того общества, в коем ему призвано быть Бытием самого социума и самой Природы.
(И попытки вступить на путь преодоления негативной части природы человека уже были предприняты в самой родоначальнице философии, в Древней Греции. Это и институция эфебии как государственной системы воспитания и подготовки юношей к гражданской службе в Афинах и Спарте. Это и пайдейя как система воспитания и образования универсальной личности (частично софисты, Исократ, Ксенофонт). Это и платоновская («Государство», «Законы») пайдейя как система подготовки всесторонне духовно развитых «стражей» и «правителей»-философов).
Вот между этими тремя способностями, от которых невозможно уйти, а именно:
- возникновением в недрах соци-ума Необходимостей в той или иной новизне,
- способностью человека генерировать идеи (и тем самым сотворять прекрасное)
- и меркантильно-ресентиментной настроенностью человека на негативное чувствование и действование,
находится тот бермудский треугольник, в котором возможно либо наше спасение, либо наша погибель.
То есть, ни в чем другом как в человеке находятся два диаметрально противоположных начала: доброе и злое. Первое из них имеет свое продолжение в созидании новизны, отождествляемой нами с прекрасным. Другое же начало способно на деструктивное поведение и действование во вред социуму, но в угоду своих собственных узко личностных, в том числе и психических интересов.
И чем больше нас становится, чем ближе мы соприкасаемся друг с другом, тем в более явственном виде проступает деструктивная сторона нашей психики. (И наше поведение – когда мы оказываемся вблизи друг с другом – порою не идет ни в какое сравнение с поведением шопенгауэровских дикобразов32). Как выразился поэт:
«И встретившись лицом с прохожим,
Ему бы в рожу наплевал,
Когда б желания того же
В его глазах не прочитал»33.
На языке своих символов он дает нам понять, на что способна деструктивная сторона нашей психики, на что она настроена тогда, когда «Не требует поэта к священной жертве Аполлон». Но если б только этим ограничивалось наше негативное отношение к себе подобным и к Природе в целом. Пожар нашей злобы, зависти и ненависти готов на все, даже на самоуничтожение – лишь бы возникло удовлетворение от содеянного. (И все это соседствует с любовью к ближнему, с альтруизмом, со способностью творить прекрасное).
Мы можем сколько угодно льстить самим себе в личностном плане, в плане семейном, моральном, общественном – все это внешняя сторона нашей жизни. Но у нас нет никаких оснований обольщаться тем, что находится в недрах нашей психики, что клокочет в ней и порою прорывается подобно извержению вулкана. Слишком неприглядна эта картина. И свидетельство тому лежит на поверхности как нашей обыденной жизни, так и всей истории взаимоотношений религий, наций, этнических групп и т. д. на всем протяжении развития цивилизации. Так что нам следует крепко задуматься, если мы собираемся вступить на путь собственного обновления и сохранения соци-ума. И теория справедливого государства Платона могла бы послужить тем маяком, в направлении которого не зазорным было бы держаться, несмотря на то, что воздвигнут он был почти два с половиной тысячелетия назад. Приходится только сожалеть о том, что за столь длительное время нами так и не было придумано ничего более существенного в плане «усмирения» собственных негативных побуждений (и тем самым урегулирования взаимоотношений в обществе), кроме как совершенствования и применения орудий уничтожения друг друга. И это, конечно же, самое позорное пятно – если не сказать, клеймо – на теле нашей цивилизации. Избавление от него – это вопрос нашего выживания на планете.
Так что нам вполне ясно: с такой легкостью накапливаемые проблемы с такой же легкостью не могут быть разрешены. Потому что накапливались они на волне эйфории прогресса, а когда настало время их разрешать, такой эйфории нет уже и в помине. Вылезать из той долговой ямы, которую мы сами себе выкопали и в которую – по собственному недомыслию – сами себя заточили, придется медленно и методично. Какого-то одноразового спасительного решения, на которое нам намекает Хайдеггер в своих «Вкладах», вряд ли стоит ожидать. Нужно набраться терпения и готовиться к тому, чтобы сначала вылезти из той ситуации непонимания и неосознания того положения, в котором мы вдруг оказались. Это комплексная проблема и у нее может быть только комплексное решение.
Конечно, человеку свойственно верить в то, что может быть найдено легкое решение. Как сказал другой поэт:
«Человеческих чувств не сокроешь,
И себя все надеждою льщу,
Что однажды заветных сокровищ
Я волшебный сундук отыщу»34.
Но как бы наше самообольщение не затянулось слишком долго. Может ли кто-либо на данный момент определить «точку невозврата»? Не наступил ли момент, когда к нашей цивилизации в полной мере уже можно отнести смысл пословицы: «Увяз коготок – и всей птичке пропасть». Мы не должны поддаваться обаянию одноразового спасительного события – Ereignis. Никакой Бог нас не спасет, спасет нас лишь собственная
