Божий дар

попробовали», – улыбался он, отвечая каждому мысленно, чтобы не ввязываться в бесполезные споры. Кто из них поймет, не испытав на себе, как досаждает пресловутое постоянство дорожных перемен? Ну, не по нутру оказалась Алексею вся эта маята! Не по душе!
Впрочем, из-за внутреннего несогласия с существом своей работы он ничуть не задурил, не стал смотреть налево или волынить. Вкалывал всегда на совесть, себя не жалел, за чужие спины не прятался, но внутренне с этой работой так и не смирился, и однажды уже его напарник не выдержал:
– Да брось ты это дело, Лёха, если не срослось! Вижу ведь, маешься ты здесь! Никак не привыкнешь! Так ведь ты и не обязан свою лямку именно здесь тянуть. И еще скажу тебе, как другу: «Пусть парень ты толковый и надежный, и расставаться с тобой мне, уж точно, не резон, но я тебя отпускаю! Уходи, Леха на все четыре стороны! Решайся же, наконец! И не переживай! Не пропадешь ты нигде, если сам не задуришь. А всего лучше, пока бездетный, перебирайся-ка ты куда-нибудь за границу».
– Нет! Это точно не по мне!
– Может, денег для рывка тебе не хватает? Так для хорошей жизни их никогда не хватит, но товарищу я всегда помогу. И я ведь когда-то мечтал, да не срослось…
– Спасибо, дружище, но нет! Знаешь, чем человек от животного отличается? Животное к любой среде приспосабливается! И не выражает своего недовольства, а человек любую среду своим трудом должен под себя приспосабливать! Так меня учили! А иммигранты со своей родины только от работы и удирают. И непременно в ту страну, где всё для них наладили, где самому не придётся напрягаться. Но такое не про меня!
– Ну, ты, Лёха, и строгий! Идейный! Я бы даже больше о тебе напоследок сказал, ты – Человечище! Да только и ты ищешь место, где тебе окажется лучше всего! Не так ли, а? Впрочем, это я для красного словца... Не слушай ни меня, не слушай никого! Смело уходи вслед за своей собственной душой! Ты ведь не иммигрируешь, потому на свою страну везде пахать станешь, где бы ни прижился. А что еще надо, чтобы честь рабочую не марать?!

Алексей так и поступил. Без особых хлопот он подыскал работу автомеханика и электрика в одном лице. Всего-то в двадцати минутах от дома, если на автобусе. Справлялся с работой прекрасно, но от прежней зарплаты вышла всего половина. Он-то не особенно переживал, потому что и раньше, зарабатывая много больше, позволял себе с женой (год назад он женился) и то, и сё, но ведь квартиру всё равно не купить, хоть пуп порви. Машинёшку, какую-никакую – это можно, да зачем она, если дачи нет? Конечно, иной раз тянет просто так прокатиться, для настроения или куда-то слетать поскорее, но в остальное время от своей машины лишь головная боль. И по всему выходит, что денег у него вполне достаточно для той жизни, которую они с женой ведут, и в то же время денег вроде, как и нет, если замахнуться на что-то стоящее. Тем не менее, супруга Ленка смену работы приняла в штыки, и Алексею чуть не каждый день приходилось слышать о её загубленной молодости и беспросветной жизни, о вечной нищете и муках совместного проживания в одной квартире со свекровью.
«И как язык повернулся сказать такое о матери? Да она тебе всё отдать готова! И всё вместо тебя по дому делает!»
Мать, даже узнав о несправедливых словах невестки, Ленку не упрекнула, лишь сама много дней ходила с красными глазами, – вспомнил Алексей свою давнюю обиду на жену.
А дальше отношения супругов пошли под откос без дополнительных причин, уже сами собой и с нарастающей силой. Удивительно, но и у Алексея накапливалось раздражение на Ленку. Он терзался, бичевал себя за это, но злился и не понимал, почему она, войдя в их дружную с матерью семью, не желает стать им до конца родным человеком. Могла бы, но именно не хочет! Ведь ее приняли с открытой душой. Более того, сами постоянно опасались, особенно поначалу, как бы ни обидеть даже случайным взглядом, неправильно истолкованным. А Алексей, тот вообще не дышал от счастья на свою Елену Прекрасную, как ее обычно называл. И ведь мать тоже поступала очень мудро, в их жизнь «не лезла», хотя за них очень переживала. И Ленку с первой минуты полюбила, будто свою собственную дочь. Но почему-то всё рассыпалось, так и не собравшись воедино.

Когда из суда они вышли бывшими супругами, Ленка всё же расплакалась и принялась жалостливо причитать, будто Алексей ей даже ребеночка не оставил, потому что по-настоящему никогда ее не любил. Она казалась бесконечно жалким, несправедливо обиженным ребенком, и Алексей всерьёз опасался смалодушничать, отступить от принятого в душевных муках решения. И потом переживал, буквально, днем и ночью. И винил себя в том, что оказался неспособным сохранить столь желанную свою первую семью.
А Ленка утешилась, как ему показалось, довольно скоро. Как-то Алексей встретил ее с местным воротилой, но спустя месяц-другой тот смылся, а у Ленки обозначился животик, а потом появилась дочка. Уже после ее рождения Ленка явилась к Алексею домой. Она слезно жаловалась на жизнь, называла себя беспросветной дурой, причитала, что поздно всё поняла, что сама во всём виновата – только прости, только бы начать всё заново. Алексей крепился, как мог – он до боли жалел Ленку. Ведь не чужой человек, – вместе жили, вместе мечтали, даже были счастливы какое-то время. Только возвращаться в уже познанное им прошлое, где на душе всякий день так тяжело и противно, что домой после работы не тянет, он не желал ни при каких условиях. Да! Ленку он жалел, но повторять всё заново, опять ошибаться и пожинать те же самые последствия он уже не хотел. Он отдал ей все свои деньги, тысяч двадцать пять (тогда эта сумма считалась весьма значительной), и попросил твердо, насколько смог, впредь его не беспокоить. Ленка ушла зареванной и без обещаний не возвращаться.
Но спустя два или три месяца она опять появилась у Алексея, уже на работе. Теперь жаловалась как-то устало, будто извиняясь, что дочку совсем кормить нечем. Алексей тут же выгреб из карманов, своих и напарника, все деньги – получилось чуть больше четырех тысяч – и отдал их Ленке со словами, что и у него скоро будет ребенок (зачем-то соврал). Она затравлено поздравила, побито поблагодарила за поддержку и тихо удалилась.
А Алексей, представив, что ее девочке нечего есть, готов был вернуть Ленку, всё ей простить, только бы не мучилась безвинная малышка, еще не научившаяся ходить, а уже столь несчастная. Ведь она могла стать его дочкой! И уже после того, когда в очередной раз уговаривал себя не принимать Ленкины слезы близко к сердцу, привирает ведь, сознавал, что в обстановке вопиющей несправедливости этой страны, не имея основательной поддержки, даже очень сильный человек может бесследно сгинуть, не то что придавленная полунищей жизнью разуверившаяся во всём Ленка.
«Но не вечно же мне её спасать?» – оправдывался Алексей перед собой, хотя покой этим не обретал. Ещё бы! Всякому нищему хоть рубль, но он всегда протягивал без просьбы, а бывшей жене отказал в самое трудное для нее время. После того он надолго стал сам себе противен. Однако день проходил за днём, и постепенно эта рана затянулась.
Глава 3
После Ленки Алексей встречался со многими девчатами, но в озабоченного кобеля, как большинство знакомых ему ребят, не превратился. Оно и понятно! Он-то искал не плотские утехи, а надежную подругу, настраиваясь на прочный брак до своих дней.
Не полностью залечив раны от первой неудачи, Алексей стал еще требовательнее относиться к претенденткам на своё сердце. Мечтал найти свою единственную любимую, чтобы навсегда. Верную, нежную, хозяйственную девушку или женщину, пусть даже с чужим ребенком. Пусть! Лишь бы каждую минуту с нежностью ее вспоминать, лишь бы всегда тянуло домой. Разукрашенная мартышка с сигаретой и голым животом ему не пара! Таких девиц Алексей не только жалел, не приближаясь к ним, но даже презирал, сторонясь.
– Запутались девчонки! Разукрашены совсем как папуаски. Какой-то гламур, словечко модное, все мозги им отшиб. Жизненное кредо упрятано в эгоистичное и примитивное: «всё им подай, сполна и разом!» Низкопробных американских фильмецов понасмотрелись, книг стоящих в руках не держали. Пошлостью и вульгарностью демонстрируют свою аморальность и недалекость. Потому и не разберутся никак, что мужикам, которые без привета, не оригинальность их нужна, а неподдельная женственность, нежность и верность. И, конечно же, всякая там хозяйственность, чистоплотность и прочее, без чего Алексею не мыслится ни одна женщина.
Казалось бы, трудностей в поиске подруги у него быть не должно, девчат вокруг-то сколько, однако парню хронически не везло. Мало кто выдерживал даже предварительный его отбор.
Надо иметь в виду, что Алексей и себя не считал безупречной партией. Он вполне допускал, что и женщины со своей стороны тоже имеют право его строго оценивать. Тем не менее, перед ними он никогда не рисовался. Правда, и не прибеднялся никогда. Полагал, что имеет право на уважение уже потому, что живет в ладу со своей совестью! И с нормами морали! И приносит обществу конкретную пользу, выполняя реальную работу, а не просиживает день-деньской в какой-нибудь конторе-офисе или, того хуже, в банке, обманом присвоившим чужие деньги. Ну, да! Своей квартиры пока не нажил, но в остальном-то, почти порядок! Алиментов не платит, долгов не делает, убийственных кредитов не берет принципиально. Не курит, даже в праздники не бывает пьяным. Высшего образования, правда, из-за службы в армии не получил, но русскую и советскую классику знает неплохо. Слегка разбирается в живописи. В общем, знает, как при случае поддержать разговор!
Случалось, Алексея цепляли на улице. Есть такие места, где это происходит запросто! Но там всегда обитали разбитные, дорого разодетые девицы. По их напору он догадывался, что интересен им лишь в качестве источника финансов, не более того. Да и сами те подруги быстро делали правильные выводы и отваливали. Понятное дело, что с него возьмешь!?
Попадались, разумеется, и девушки иного рода. Одна из них, давно знакомая Алексею, ему чем-то нравилась и даже подходила, казалось, по всем статьям. Как-то вдвоём они надумали погулять в районе Дворцовой набережной у самой Невы. Для этого очень подходил автобус-экспресс, известный ленинградцам как «сотка». Едва войдя в автобус, подруга Алексея проворно расположилась на освободившемся двойном сиденье, несмотря на стоявших рядом женщин в годах. Ещё и Алексея к себе зазывала, но он пригласил туда присесть обеих женщин. Подруга сразу догадалась, поднялась, но Алексей уже сделал о ней свои выводы. «Моя мадам, похоже, себе на уме! А это никак уже не переделать, не изменить!». Потому больше Алексей ее не приглашал, хотя она сама еще пару раз при случайных встречах напрашивалась.
От другой подруги остро пахло дорогими (сама же похвалилась), возможно, даже очень хорошими духами. От этого у Алексея в мозгу образовалась какая-то невыносимая доминанта, как ее врачи называют. Вроде бы, пустяк, но долго терпеть подобную атмосферу Алексею оказалось невыносимо. И не скажешь ей ведь! Нельзя так!
Очередная особа, весьма яркая во всем, непрестанно щебетала на любую тему, весело и мило. С ней было легко и интересно, но вдруг она, бравируя,