ПОСЛЕДНИЙ В РОДУ СВОЕМ!

закончилась. Я вновь очнулась на тюремной койке. И боль опять пронзила все мое существо. Соз-нание вернулось ко мне. Ничего, я справлюсь с болью! Сейчас я ее загоню далеко – далеко! Там она меня не достанет!
Лен, почему именно сейчас тебя нет рядом! Тебя, такого умного и сильного, который сумел бы понять то, что я минуту назад пережила? То важное, к чему мне удалось притронуться. Неужели все наши жизни мы потратили вслепую, потому, что мы не сумели разглядеть того, что лежало буквально на поверх-ности, и что увидеть мы были просто обязаны? Сколько же они могут убивать нас? Страшнее всего то, что, если я не выйду отсюда, догадка умрет со мной. Родной мой! Как же передать тебе мое маленькое, но такое  важное открытие?

СОЛИТОН 13 ЗВОНОК ПО НОМЕРУ, ИЗВЕСТНОМУ ТОЛЬКО ДВОИМ
Сегодня Фрезер ощущал такую подавленность, которая только однажды возникла за все время его деятельности развед-чика. Тогда у него возникло ощущение, что он стоит на самом краешке жизни, который пытается уйти из-под ног. И совершено не представляет, как выбраться из этой ситуации.
И сейчас он чувствовал каждой клеточкой своего тела, что вокруг происходит нечто совершенно непонятное и неуправляе-мое. Он ощущал себя не Алексом Фрезером, руководителем Го-сударственной Службы Безопасности, а маленьким рядовым че-ловечком, налогоплательщиком, который не может сообразить, кто в очередной раз включил кнопку паники на рынках.
Есть две самые тяжкие вещи на свете – ждать и размышлять, всё возвращаясь и возвращаясь в мыслях к происшедшему. И всё взвешивая и взвешивая факты. Пока тебя не осенит, что происхо-дит и почему. Если не научиться этому, тогда не научишься ни-чему.
Он вновь и вновь мысленно прокручивал события вчераш-него дня. Да, он отдал все необходимые распоряжения, чтобы Дебров не был убит. И, тем не менее, со всей ясностью понимал, что никаких гарантий, что его приказ будет выполнен, в сложив-шейся ситуации нет.
Он смутно надеялся, что хоть какой-то свет на происходящее смог бы пролить Фареш. Но тот сначала был помещен в госпиталь Службы, как тяжело раненный. Но вскоре, несмотря на предписание врача, покинул палату и исчез.
Дома, если верить его родичам, которые, мягко говоря, у Фрезера особого доверия не вызывали, Фареш не появлялся. И Фрезер дорого дал бы, чтобы выяснить, где его заместитель в на-стоящий момент находится и что делает. Это первые мучительные вопросы. Но не последние.
Другой вопрос, который терзал его еще больше: где Дебров? Жив ли Леонард? Есть и третий. Что произошло между Фарешем и Дебровым? Или, быть может, целесообразнее спросить, что на этот раз раскопал Дебров столь взрывоопасное про его заместителя, что тот  решил убрать журналиста? Да еще за спиной шефа, не поставив его в известность? Вот такая мозаика, части которой не складываются ни в какую картинку.
От этого топтания на месте у него начинала, лучшего слова не придумаешь, деревенеть голова. А это с ним редко случалось. И когда в двенадцатом часу дня в правом кармане сначала завиб-рировал, а затем разразился глухим звонком сотовый телефон, на который со времени покупки еще никто ни разу не звонил, Фрезер ощутил и облегчение, и озабоченность одновременно.
Два аппарата и две сим-карты к ним были приобретены по его указанию на имена людей, которых он никогда не знал, и которые, возможно, вообще не существовали. Один из этих телефонов лежал в его кармане, второй он передал Леонарду.
Это были номера исключительно для личной связи между ними. На случае острой необходимости передачи важной конфи-денциальной информации. Диброву аппарат был вручен во время встречи в казино. Но сегодня, когда он пытался дозвониться  журналисту, номер все время оказывался вне зоны доступа или выключенным.
Фрезер достал аппарат с двойственным чувством. Потому что звонить мог и посторонний, позаимствовав аппарат у трупа. И стоит ли говорить, что он почувствовал, когда  услышал голос Деброва. Живого Деброва, к которому он испытывал глубокую симпатию еще и потому, что начав работу в разведке, сам побывал в шкуре журналиста. Эта легенда прослужила ему очень удобным прикрытием лет пять, часто будучи хлопотной, а порой и скандальной.
— Однако вы что-то давненько не звонили мне, — проро-котал в микрофон Фрезер, голосом который выдавал, какую тя-жесть звонок сбросил с его души. И так, словно это был вообще не первый и единственный звонок за все время. – Надеюсь, вы в курсе, что вся Служба встала на уши, разыскивая вас? Эти, мягко говоря, непонятные убийства…  Кстати, у нас многим не терпится узнать, что думаете вы по этому поводу? Я, правда, отменил приказ Фареша пристрелить возможного убийцу при первой воз-можности. Поскольку он, видимо, считает вас крайне опасным…
— Алекс! Вы прекрасно понимаете, что ваша отмена приказа Фареша, если он дал его своим людям, вряд ли будет воспринята быстро и достаточно серьезно. По крайней мере, своевременно. Поэтому я вынужден отказать себе в удовольствии повидать вас в вашем департаменте лично. И не считаю героизмом появиться даже неподалеку от него. Да и вообще мне не нравится мысль о возможности посещения вашего учреждения. Но я смогу внести некоторую ясность в это странное дело при личной встрече.
— Где и когда нам лучше встретиться по вашему мнению? Может, вы хоть намекнете, что к чему?
— Нет, я скажу прямым текстом. Французы очень верно со-ветуют в любом запутанном деле искать женщину. И я со своей стороны прошу вас, Алекс, о том же: найдите женщину!
— Что это за столь привлекательная особа, из-за которой столько шума? А, главное, где ее вы предлагаете искать?
— Это моя жена. Она исчезла. Думаю, что люди Фареша похитили ее, чтобы заставить меня приступить к ее поискам. И терпеливо ждали меня на проспекте Нефти, где и собирались пристрелить. Но засада была не в курсе всех тайн этой злосчастной квартиры. И поэтому они перестреляли сами себя. Зная вас, думаю, что результаты экспертизы вы уже успели получить. И даже успели удивиться. Как это получилось – подробности позже.
— Замечательно! Но, как сказал поэт: только этого мало! Фареш мог и не регистрировать арестованную. Или зарегистри-ровать ее под чужим именем.
— Она молода, красива, глаза – изумрудно-зеленые, цвет волос темно-каштановый с медным отливом, роста высокого, от-лично сложена. Ее имя Лорина. И она, уверен, у вас.
— Как говорится, теперь фактов более, чем… Я сейчас же займусь этим. Мне, наверное, потребуется часок. Или около того. Если она действительно у нас. Но один вопрос, на который я не вижу ответа. Почему, по вашему мнению, Фарешу не прикончить вас в городе, среди бела дня, вместо того, чтобы плести такую паутину?
— Я как-то слышал от вас очень интересную фразу. Каждый паук плетет свою паутину! А как завораживает картина схватки пауков в одной банке! Насколько я понимаю, он, возможно, со-бирался сделать это подальше от людских глаз. Чтобы не нашли даже тела. Исчезновение сегодня самый удобный способ изба-виться от неугодных лиц. Кроме того, проворачивал-то он опера-цию, думается, за вашей спиной. Добавьте к этому его неотвра-тимую тягу к красивым женщинам, которую в обиходе можно точно определить как похоть. Хотя не исключено, что мы все равно не сильно приблизились к истинной причине.
— Я наслышан, как его арестантки обычно расплачиваются за свое освобождение. И. как поговаривают, частенько в его ка-бинете. Предварительно потеряв способность к сопротивлению. А вчера мне доложили, что он серьезно кем-то ранен во время очередного «допроса».
—  Моя уверенность, что Лорина у вас, крепнет. Она спо-собна умереть, но не позволит себя изнасиловать. Она в опасности. И еще одно. Запоминайте! Центральный вокзал, автоматическая ячейка камеры хранения номер 612. код…
— И что у вас в ней?
— Подлинники материалов по провалу резидентов в двух странах. Мне стало известно, что ответственность за это, будет возложена на вас. Хотя стоит за всем этим ни кто иной, как Фареш собственной персоной. Материалы снимают обвинения с вас. И указывают на истинного виновника этой заварухи. Надеюсь, они помогут вам избавиться от негодяя, метящего на ваше место. Считайте это моей благодарностью за просьбу, с которой я к вам обратился. И моим первым вкладом в наше сотрудничество.
— Спасибо, Леонард! Это не простой вклад. А огромный капитал. До связи!
На мгновение Фрезер почувствовал себя в положении бури-данова осла: что сначала – ячейка на вокзале или поиск Лорины? Но, мысленно отругав себя, тут же принял решение.  На вокзал он отправил Альберта Блока, офицера, кому полностью доверял. С наказом изъять содержимое ячейки с максимальным вниманием и всеми предосторожностями. И немедленно доставить ему, Фрезе-ру, лично.
Арнольд Траск, получивший в Службе прозвище «камерного исполнителя», явился по вызову босса, будто только и ждал его за дверью. И они спустились в «подвалы истины» вместе.
Задача оказалась намного проще, чем думал Фрезер. Аре-стованных было несколько человек. Из них всего три женщины. Но в списках никого с именем Лорины он не обнаружил. Тогда Фрезер потребовал показать ему всех пленниц. Чтобы не раскры-вать, кого он конкретно ищет, до срока.
Пришлось делать вид, что он внимательно выслушивает разглагольствования Траска об арестантках. И многозначительно кивать, чтобы не придать обходу, который никогда прежде не практиковал, особую значимость.
— Амалия Гинзбург, — доложил Траск, остановившись у камеры № 9, — подозревается в организации антиправительст-венных выступлений. На допросе тяжело ранила вашего замести-теля.
Ключ, казалось, целую вечность не мог попасть в скважину.
— Что вы так медлите? – Не выдержал Фрезер. — Или вы ждете, когда нам принесут бронежилеты для защиты от этого чу-довища?
Замок, наконец, открылся.
— Свет! — рявкнул Фрезер, направляясь к топчану, на ко-тором неподвижно лежала женщина. После аннотации Траска он уже не сомневался, что это та, кого он ищет.
— Лорина! — Наклонившись к самому уху, прошептал он. Медленно открылись изумрудно зеленые глаза с кровавыми про-жилками, свидетельством боли, которую женщина, молча, пере-носила.  — Леонард…
Он преднамеренно сделал паузу. При упоминании имени журналиста лицо женщины ожило. Еще одно доказательство того, что это она. — … сказал мне о вас. Я друг и пришел помочь. Но… — Он приложил указательный палец к губам.
Женщина взглянула ему в глаза, приподняв голову. И тут же уронила ее, бессильно поникнув на топчане, едва кивнув: пони-маю!
— Что с ней? — Фрезер резко обернулся к Траску.
— Когда она напала и ранила Фареша, он сломал ей руку. Вызов врача запретил.
— И она так лежит? Вы понимаете, что несете ответствен-ность не только за то, чтобы никто отсюда не сбежал? Вы в еще большей степени в ответе за каждого, кто находится в вашем от-делении. Чтобы он был жив и получал необходимую медицинскую помощь, если она нужна. И давно она тут лежит с переломом?
— 26 часов, как ее вернули с допроса.
— Что? Вы случайно не забыли, что работаете в Службе Госбезопасности, а не в концлагере Дахау? Немедленно врача! Никого не пускать к ней. Слышите? НИ-КО-ГО! Кто-то у нас со-всем рехнулся, если сажает и калечит ценных для Службы людей! Разрешаю применение оружия, если кто-то