Необычайное происшествие в Ватутинках

урфинджюсовский дуболом, уговаривая себя, что нутро из дерева и ничего не ощущает…Но нутро не верило. Оно гудело и горело, надувалось и разрывалось, зверь метался, словно в мягкой клетке, наполняя ядом каждую жилу.  Вскоре стало трудно дышать, заболела даже кожа на руках – было больно даже от ветра! - и я понял, что  смерть – здесь,  рядом. И какая разница, где умирать – на шоссе  или в Роте?  И я расслабился.
Струя  освободила тело не сразу, а в три приема -  раз – из под легких, два – откуда-то сбоку, три…
Иприт, зарин, табун…
Ну что? Вот моя смерть? Что? Еще не вся? Ну вот…  Что? И это не все? Ну вот…
Фосген? Угарный газ?
Наш узбек, темнолицый Одил идущий сзади,  вдруг зажал нос,  вскрикнул «Ай-йща-а!!!», и косо сиганул в кювет. Следом костяшками домино посыпался и строй.  Небзак переломился вдвое, словно перерубленный топором. Джума, с расширенными глазами – из раскосого азиата он мигом стал европейцем,  встал на корточки, и зайцем поскакал к обочине.. Смуглый Чача побелел и без чувств упал на маленького Панова, который рывками поволок его к канаве, словно завзятый санитар. Флегматичный Мишка, забыв про титулы предков, исполнил легкоатлетический тройной прыжок, глядя не первые шеренги безумным взглядом…  Капитан Волк, даром что шел рядом со строем,  судорожной  рысью прыснул на бугор, прикрыл перчатками глаза  и, задрав к верху нос,  вслепую  засеменил  по косогору.  За секунды просека обезлюдела - комбатанты убежали за деревья, попадали в ямы вдоль дороги, зажимали носы, закрывали лица,  натыкались друг на друга, в панике уползая с линии огня, спазматически кашляли.
Строй в пятьдесят человек – исчез.
И  только первые три шеренги вместе со мной шаркали  вперед, ни о чем не догадываясь. Ветер дул им в лицо…
Чух-чух, чух-чух…
Вскоре из леса  послышался довольный комментарий.
- Гля, насрали и п… дуют.
- Приходя! Ты там живой? –  донесся  тенор Небзака. – Как вы?
- Ось туточко – беспечно откликнулся высокий  брюнет и обернулся,  –  Ой, а шо таке?
Дорога была пуста. Словно лесная суживающаяся перспектива  засосала смену назад, как пылесос. Первая шеренга оборачивалась:
- Смена, а  вы где-е-е? – изумлялся чернявый дылда, и его соседи по шеренге тоже стали оборачиваться. 
- Жабу, крота? – вопрошали из канав, - вы кого на башне сожрали?
- Они человека съели, в натуре! – вещал хитрый высоченный Сом. - они чоловичиной бздели!
Сомов в отличие от строя не попал  под удар – он не стал прыгать в бок, а находчиво прыгнул вперед,  в мою шеренгу,
- Та пошли вы. – отмахивался Приходя и осторожно нюхал воздух - ветер задул теперь в спину и он скривился,  –Мы тоже лесом пойдем, –  Приходя и сошел с дороги к деревьям.
- Ща, пи…те по Уставу! Так чего вы жрали?
- Та ничего мы не жрали! – Приходя в кустах истово прижимал руки к груди, - и вообще это не мы!
Началось импровизированное дознание.
- А кто?
- Та я ипу? Не я!
- Откуда же газанули?
Я уже сам шел вдоль обочины и внутренне молился, чтобы все забыли кто где стоял.
- Вроде из третьей шеренги.
- А кто там шел?
- Кошкин, Тарабрин, Чуб…
«Точно догадаются»!
- Не, из второй. Первый Одил свалился, а он - в третьей.
- Слиозы, вообще, сразу пащли! – восхищенно кричал узбек, - но я же биль  в четвертой?  Да, а впереди Демиан стояль….
- Ага,  перед Одилом в третьей кто шел – Кошкин?
- Не,  Плутон.
- Да Кошкин, Кошкин!
«Это конец…»
- Нет, там Сом был.
- Ты че? Меня там не било воопче, я токо потом встал!
- Я видел, как ты вперед шагнул!
- Сом, ты бзданул?
- Так я из под удара выходиль вперед!  Это ви тормоза подохли, а я с..бался, поняли, е?– интеллектуально пожимал плечами высокий сержант.
- Кошкин не мог, он со вчера н-не жрал ничего. Бздеж  спереди прилетел,  - авторитетно заикался Миха Казановский. - Бздеж ч-через две шеренги выстреливает, а во в-третьей разрывается бризантом в воздухе, к-кучно. Из первой ш-шеренги з-залп.
- А в первой  два брата-акробата: Глухарев и Приходченко. – включился в дознание капитан.
- Вот,  Приходя! Вали от нас со своим вонизмом!  – шумели в лесу.
- Да что Приходя?! – озирался Приходя и выбегал обратно на просеку, - Я вообще не при делах!
Кто-то еще рыгал, но на обочинах уже осторожно переводили дух. Миха Казановский достал противогаз,  но на него сразу зашикали. Не надо подавать «звездуну» дурацкую мысль, даже если это и Волк.
Однако, капитан заметил движение Михи.
- Смена-а... – и тут же закрыл рот рукой,  достал носовой платок, сделал два шага в сторону, - Смена, становись! Надеть…  да что вы там сожрали-то, служивые?  – простонал капитан и потер лоб,  –  А еще жалуются, что в армии не кормят…
Сам же высморкался в платок и продолжил идти по бугру, забыв о команде.
А смена затаилась в предчувствии чего-то небывалого.
О, гражданские люди, лежащие, стоящие, ходящие туда-сюда и куда глядят глаза! Как понять вам, никогда не тащившим на себе неволю, голод на простые движения - эту сладость идти куда хочешь  и как хочешь?! Как передать вам это блаженное ощущение,  что это такое – пройти по лесу – не в строю?!
О гражданство! О гражданство! О великое гражданство! Длись! Длись, мы умоляем тебя!!!
- Так, смена, встали в строй,  – неуверенно сказал капитан и  попытался спустится с косогора - сделал два шага, понюхал воздух и в третий раз передумал –  вернулся на высоту и заковылял, то вырастая над дорогой, то проваливаясь в ямы.
- Рано. Подождем.
- Во-во, - подтвердили из кювета.
Дорога подвалилась к повороту, за которым незаметно могла подъехать дежурка. Задул встречный ветер. Волк забеспокоился.
- Смена, не пора ли в строй?
- Не-е,  – строй уже разбредался и партизаны уже смолили самокрутки. В сумерках загорелись огоньки, – а вдруг опять  накроет?
- А противогазы на что?
- А если  не успеем?
- Так вы успевайте, - капитан весело потер кулаком под носом.
-  Уж  раз попытались. – хихикали за деревьями, - если  чего -  кто за направления сядет?
- Ну да, спецами с допуском нельзя рисковать. – поразмыслив, согласился Волк и махнул рукой. – А давайте наденем противогазы? А, смена?
- Та ничего, ветерок разгонит. .
- Т-теперь и я за с-себя не ручаюсь, - скорбно взявшись за живот, объявил Миха, проявив находчивость.
- Да ну вас,  - махнул рукой Волк. –  но строем  ходить удобнее…на гражданке еще поплачете… Глухарев! Приходченко! – Волк окликнул ушедшую вперед сладкую парочку,  -  У шоссе остановитесь! Кстати могли же сами защиту надеть, да не сообразили! Вот вам и война! - ухмыльнулся Волк, - О чем это говорит?
- Нужно тренироваться,  – соглашалась смена. – Приходя-а!!! Подсыпь-ка  фосгену!
- Да что опять «Приходя»? – озирался дылда и возвращался в музыковедческий спор, кто более стар:  «Металлика» или «Скорпы».
- А в замкнутом пространстве и трупный запах может убить! – вещал Волк, придавая респектабельность бардаку, - тоже яд конкретный.
- Круче нашего?
- Нет, до нашего ему далеко,  – мотал фуражкой удрученный кэп, - это я так…
Кажется, капитан оставил попытки возглавить смену. А народ таинственно переглядывался – гражданство набирало силу.  По одному, по двое – люди задерживались, давая основной группе пройти вперед, останавливались, уходили в лес….
Гражданство! О, святое гражданство!
Образовалось  несколько  групп по интересам.  В одной спорили о диете Шварца. Качки уверяли, что он принимал анаболики, им возражали другие, говоря, что причина горы мышц - регулярные тренировки. В пример приводился Вовентель Марданов, наш земляк-засовец,  перекачанный, словно сырой кусок мяса. Вовка ел капусту и таскал тяжести,  но наливался мышцами, словно лоза виноградным соком.
Фанаты спецназа Мишкун и Кубовский –  заползли на возвышенность и закрепляли успех. Они дергали Волчару за слабую струнку. Обступив удрученного капитана,  вкрадчиво  допытывались:
- Николай Сергеевич, а вы долго воевали?
Капитан довольно поправлял фуражку и улыбался.
- Мне хватило.
- А расскажите!
Капитан смущенно покашливал. На косогоре образовался кружок  мучеников  связи, пролетевших мимо десантуры. Волк откровенничал, и ему усиленно сочувствовали, ахали и повторяли выверенные фразы. «Кубинцы зулусов проспали, а там и танки, и авиация… Потом и «коммандос» навалились, мы думали, хана… выкатили «шилки»  ударили прямой наводкой по десанту. С боем прорывались…».
«Коммандос!» «Советники попали» «Танки, пушки, авиация» - Батюшки, святы! Слушатели ахали,  словно испуганные тетки,  – и подмигивали посвящено и мудро. Даже фанатам спецназа  стало плевать на войну, ведь главное – длить Гражданство.  Солдаты – бумажки, птицы, деды - словно Граждане  теперь  путешествовали по лесу,  и никто им не давал счет, не требовал подобрать ногу. Шли разрозненной гурьбой и блаженствовали –можно спотыкаться, хромать,  озираться, зевать, нагибаться. Поправлять ремень, отходить в сторону, справлять нужду.  Подбрасывать вверх пилотку. Приседать на корточки, а потом выпрыгивать Брюсом Ли, с воплем «кья!», боковым ударом врезаясь в стволы… Обрывать одинокие листья. И ни у кого не спрашивать разрешения! Нет больше начальства! Нет! Нет! Не-е-ет!!!
Люди нарезали круги безумными грибниками, вздумавшими на подмороженном насте собрать остатки лесных даров. Пропали часть, сети, армия и Г…дон, уставы и «звездуны». Люди шли по лесу и наслаждались свободой!
Гражданство – свершилось!
И неслось небесам благодарение неизвестному, истомившемуся животом! И начихать было, кто этот злодей,  Приходя, или кто-то другой. Даже если он молод. Многие деды, устав ковылять по лесу, вышли на шоссе. Миха Казановский рядом смахивал со лба пшеничные волосы, задумчиво поглядывал на меня. Неожиданно спросил, глухо и заикаясь по-своему:
«Ну что, Е-егорич, всосал политику партии?»
«Ну да», - ответил я на автомате.
Вскоре за стволами замелькали желтые фары, послышались короткие завывания грузовиков -  шумело Калужское шоссе.
- Так,  а не собраться ли нам в строй? – спохватился  капитан, - смена-а-а! Строимся-а-а!
Он слез с косогора и живо заозирался. Но хитрая старость растянулась метров на сто, не слыша надрывных команд.
У шоссе  приплясывали на морозе  флажковые.  Но едва они собрались высказать смене за ее неспешность,  как потеряли дар речи. Смена выползала из леса по одному, по двое, задумчиво и рассеянно.
И парочка кинулась вопрошать  о сверхъестественном факте. Вы почему не в строю?! Но им отвечали степенно и загадками: «челюсть свело», «в глазах потемнело», «а я блеванул» и - «была война» «Иприт, не иприт, но лучше от него сдохнуть»,  Чача бил себя по шинели и  вещал надрывным шепотом пробитого колеса: «Я навзныш упал, та-а-а. Мена Пан спас!  Я пы калавой утарилсо… Та-а!». « А я у меня дыхалку свело, но я Чачу вытащил» - хвастался довольный Пан. «Слиозы! Слиозы пащли ручиом!» - вертел чаплинскими  усиками Одил. «Дал Приходя фосгену» - удовлетворенно итожили свидетели.
«Да причем тут Приходя?! – плакал Приходченко. – Не я газанул, зуб даю!»
Флажковые похлопывали черенками о ладонь Они были уязвлены.  Напрасно, что ли, лезли на ушлое место? А выходит, напрасно, ибо  пропустили важнейшее событие службы: гражданство по пути с центра!
- А если не Приходя,  кто нас..ал-то? – заискивающие пытал тощий Фадей счастливых сослуживцев. – Кто?
Люди пожимали плечами  - мало ли.  Во всяком случае, тебе, Фадей, так не нас..ать.  Фадей