Космос человеческих душ. Психологические портреты

пошлая свистопляска тем, что он тихо и мирно, не добившись желаемого, получил свою премию в кассе. И больше такие фокусы с деньгами не проворачивал, не желая смешить людей. Нас, своих молодых коллег, в частности, которые долго потом над чудачеством Димона смеялись-подтрунивали в курилке, этим ехидным смехом до бешенства доводя его…

Пятое. Голубовский был фанатичным и яростным клеветником-хулителем Сталина: клял Генсека Великого при всяком удобном случае, не стесняясь в выражениях и ссылаясь при этом на «Архипелаг ГУЛАГ». И это тоже сильно отталкивало меня от него, - меня, убеждённого и преданного почитателя Иосифа Виссарионовича… 
 
14

После возвращение в институт на Филях, скажу ещё раз, я Голубовского потерял из вида. Понимая, что наш Филиал доживает последние годы (его закрыли в начале 2000-х), я сидел и усиленно занимался самообразованием на работе: читал книги разные по Русской Истории, классиков Русско-советской литературы штудировал, не ленясь. Так я готовил себе базу для будущей самостоятельной литературной деятельности: это чтобы после увольнения с работы (которое меня не страшило совсем) засесть за письменный стол дома и начать писать то, что накопилось во мне к тому времени и не давало покоя.
А Голубовский в эти последние филиальские годы прямо-таки из кожи лез, как мне сослуживцы из соседнего сектора рассказывали, смеясь, имитировал бурную деятельность на пустом месте. Заключалась же она в том, что он повадился на пару с Жижкевичем мотаться на Кузнецкий мост, в научно-техническую библиотеку, и искать там новые поступления, касающиеся ПК и программного обеспечения. Выбирали первые попавшиеся книжки, как я понимаю, привозили их в Филиал и потом писали заявки в Копировальное бюро, чтобы их отксерить и сшить в альбомы. После чего они оповещали сотрудников 11-го отдела посредством письменного объявления на стенде, что в секторе у Голубовского, мол, можно ознакомиться с такой-то и такой-то новой литературой, изучить по ней работу компьютера и новые языки программирования, которые нам, по правде сказать, были и даром не нужны, и ни капельки не интересны. Во-первых, работы давно уже не было ни у кого. А во-вторых, мы все писали свои научно-исследовательские программы на Фортране-4, а бортовые - на Ассемблере. И этого было вполне достаточно для решения большинства институтских задач. Другие языки нам были без надобности… Но дельцу-Голубовскому было на это плевать. Он, как молодой и перспективный начальник сектора, строил из себя просветителя, или “луч света в тёмном царстве”. А потом трезвонил об этом “святом подвижничестве” на весь Филиал. Да так громко и звонко это делал, сучонок! - что отголоски его трескотни аж до Главного здания долетали.
Ему это было важно: шумную рекламу делать самому себе и своим способностям руководителя. Он нацелился переходить на Калужскую после закрытия Филиала, да на ту же должность. Вот он и наводил мосты при помощи макулатуры, “гремел в барабаны”, бил себя кулаком в грудь, поднимал пыль до небес - чтобы его услышали сильные мiра сего и место тёплое приготовили! А поскольку одному это было сделать проблематично: громко заявить о себе и наладить контакты с кем надо и с кем выгодно, - он в эти годы крепко сдружился с Пудовым Ильёй Исааковичем, начальником левого отдела и свояком директора.
Этот Пудов, хитрющий плотный мужик 58-летнего возраста с шапкой кучерявых седых волос на голове, был евреем по национальности и родственником директора Филиала Ступина Валентина Константиновича, мужем сестры его жены. До этого, как говорили, он преподавал в каком-то столичном образовательном институте много лет, был кандидатом технических наук и доцентом. Но потом из-за чего-то вдруг разругался с руководством вуза в пух и прах - и вынужден был с тёплого места уволиться со скандалом... Тут-то Ступин на правах родственника и протянул ему руку помощи - устроил его к себе на предприятие на должность начальника совершенно левого отдела, где даже сотрудников не было: Пудов их потом уже по всей Москве собирал как жуков колорадских. И в основном - одних евреев, естественно: русских инженеров в его отделе не было почти, я таковых не видел. Чем они там у себя занимались все, пудовские деляги? - толком никто не знал, не представлял даже. Их только видели во внутреннем дворе регулярно, важно и чинно разгуливавших по периметру института с выставленными вперёд животами, дышавших свежим воздухом для здоровья, тренировавших сердечно-сосудистую систему. Все были гладкие, чопорные, капитальные, к каким и на сраной козе не подъедешь: так в народе у нас говорят. Человек 20-ть Пудов к себе в итоге набрал. Зачем и под какие задачи, риторически спрошу ещё раз, когда Филиал наш дышал на ладан? - лишь одному Богу было известно. Да ещё Ступину и самому Пудову. Всё! Но у них не спросишь уже по прошествии лет. К тому же, Ступин Валентин Константинович давно умер уже, Царствие ему Небесное…

Вот с ним-то, с блатным бездельником-Пудовым, Голубовский и сблизился в 90-е годы - по необходимости больше и по принципу: дурак дурака видит издалека, а бездельник за версту учует бездельника. Их тогда крепко соединила-перепоясала общая цель: попробовать, пока есть время, завести нужные связи на Калужской. Чтобы после закрытия Филиала перебраться туда без потери статуса и оклада.
Вдвоём они мотались в Главное здание НИИАПа регулярно в течение нескольких лет: наводили мосты и сдружались с тамошними дельцами, сидевшими на кадрах и на деньгах. Обычная еврейская практика: работать на опережение. И ничего плохого в ней нет, оговорюсь сразу. Наоборот, нам простодушным и непрактичным русским гражданам, на Бога больше надеющимся и на Случай, у евреев здесь поучиться надобно, как в течение всей жизни держаться на плаву и у разбитого корыта не оказываться раз за разом… Ну а потом они оба возвращались назад, довольные, и пьянствовали на предприятии допоздна в просторном кабинете Пудова на первом этаже. Илья Исаакович, под стать Голубовскому, был большим почитателем Бахуса…

15

Кто знает, как бы в итоге сложилась жизнь и судьба обоих дельцов от науки, если бы ни одно трагическое событие, произошедшее в конце 90-х годов у нас в Филиале. Дело было летом, в июле-месяце, если мне не изменяет память. На улице стояла жара и духота, из-за чего находиться в помещении было очень и очень сложно. Особенно в нашем 11-м отделе, наружные стены которого были сплошь из стекла, да ещё и выходили на южную сторону. От дико-палящего солнца в комнатах было спастись нельзя: даже и шторы не помогали, которые были тонкие и светлые.
Вот в один из таких знойных июльских дней Пудов с Голубовским решили встретиться и какие-то возникшие вопросы “перетереть”. И сделать это они решили на природе, которой вокруг нашего Филиала было столько, сколько ни в одном столичном институте больше нет и ни в одном министерстве. Посудите сами, Читатель, оцените местоположение бывшего моего предприятия, которому я отдал в итоге 20-ть лет жизни, лучшую её часть. Стоял наш ныне закрытый Филиал на высоком берегу Москва-реки, в конце Новозаводской улицы, которая в него, собственно, и упиралась. С юга наше предприятие плотно окружал Филёвский парк, любимое место отдыха многих москвичей. С запада - Москва река, на противоположном заливном берегу которой находился остов, со всех сторон омываемый водами реки. Когда-то, во времена моей молодости, там располагалась деревня Терехово, и была настоящая глухомань, изумительные дачные места на окраине города. Теперь же туда провели ветку метро и построили две станции - «Терехово» и «Мнёвники». Планируют даже парламентский центр там со временем возвести. Но только когда? - неизвестно… Ну а в 1990-е годы никакого метро там не было и в помине, а была глухомань и на правом берегу, и на левом. И чего удивляться поэтому, что вся молодёжь нашего Филиала, и 11-го отдела в частности, любила проводить на Москва-реке всё свободное время. И в обеденный перерыв мы туда дружно купаться бегали и загорать, и после работы часто к Москва-реке спускались, чтобы смыть с себя накопившуюся усталость живой водой. Не отставали от нас и старики, которых мы на пляже тоже частенько видели.
Вот и Пудов с Голубовским решили туда в июле отправиться во второй половине рабочего дня и там посидеть-попьянствовать на берегу, подышать речным воздухом, окрестной красотой полюбоваться, напоминавшей сказочную. Пришли, расположились у воды как порядочные в укромном месте, коньяк откупорили и начали пить, сладкую жизнь нахваливать. Потом, как можно предположить, их разморило от коньяка и пекла: жара-то была страшенная, 30-градусная. И они, разомлевшие и разопревшие, дурные, решили водой себя остудить, привести в норму тела и разум. Разделись оба, пьяненькие, и полезли в воду, поплыли на центр реки, друг перед другом выпендриваясь и храбрясь, пловцов из себя строя… И кто-то из них вдруг начал тонуть, а другой спасать его кинулся. Кто был кем в тот роковой момент? - доподлинно неизвестно. Известен только плачевный итог: они обхватились руками крепко в надежде спастись - и оба пошли ко дну колом. И обнаружили их потом, бездыханных, сцепившихся и раздувшихся от воды, аж в районе Филёвской поймы ближе к вечеру. Течение в наших местах было быстрое, я это хорошо помню.
Так вот глупо и быстро, без боли и мучений, и закончилась их земная жизнь. Пудов-то хоть успел пожить и семью после себя оставить, детей и внуков. Голубовскому же в момент смерти было около 40-ка - сущий пустяк для мужчины. И не осталось после него ничего на Мидгард-земле - ни семьи, ни детей, ни дел добрых и памятных. Жалко!…

16

Я не знаю, как отнеслись к внезапной смерти Пудова сотрудники его отдела: у меня не было там знакомых. Зато хорошо знаю и помню, как отнёсся наш 11-й отдел к внезапной кончине Голубовского. Абсолютно спокойно и сухо, и равнодушно на удивление! Никто не то что слезинки не пролил, а даже и не скривился лицом, не притворился горюющим. Реакцию наших сотрудников на смерть Димона хорошо поговорка русская, народная передаёт: «Умер Максим - да и х…й бы с ним!» Так прореагировали на смерть Голубовского наши мужики и бабы…

17

Но это ещё не конец истории, не самая тягостная и неприятная её часть. Ибо через пару дней после кончины Дмитрия ко мне в комнату залетел как чумовой Володька Худяков, 50-летний сотрудник соседнего сектора. Подбежал ко мне, сел рядом на стул и сразу же произнёс без вступления и раскачки:
- Сань! Помощь твоя нужна. Срочно!
- А что такое? - удивился я, на Худякова внимательно посмотрев.
- Да мать Голубовского только что звонила в отдел, с бабами из его сектора разговаривала, просила помощи. Ну а бабы прибежали ко мне, потому как мы с Дмитрием Юрьевичем в последнее время корешили, общались часто по работе. Он мне здорово с компьютерами помогал, лечил от вирусов и всё такое.
- Ну, помогал и помогал. Молодец! Я-то тут при чём? - перебил я Худякова, теряя терпение и не понимая ещё, к чем он клонит.
- Видишь ли, в чём дело. Пудова и Димку когда из воды вытащили водолазы, - их обоих в центральный морг Москвы отвезли - для опознания и выявления причины смерти. И они там пару дней лежали, пока родственники их нашлись, пока