Родственные души

но, после ломки, я лишился его навсегда. Я умолял Бога на коленях вернуть мне мой голос, он же оставался безучастен! В моей голове тысячи идей, но я больше никогда не смогу петь! Никогда! А этот сопляк, которому Всевышний даровал такой сладкий голос, вертит задом и бесится с жиру, не зная, что ему нужно от этой жизни и пренебрегая дарованным талантом! Как несправедливо.
  — Прости, Джакомо, что я не Бог, я бы с радостью отдал тебе свой голос, чтобы ты прекратил возмущаться! — сказал внезапно Лабертино, выйдя из толпы. Джакомо был обескуражен.
  Лабертино нужно было идти на сцену. Идти, чтобы выступить перед десятками завистников и лицемеров, которые скрыто ненавидели его, а вслух восхищались. Он увидел в зале и Карло, который кивнул ему. Вот Карло хотелось видеть меньше всего!  Лабертино вздохнул, почувствовав одиночество и непонимание. Зал затих. Они ждали его. Чтобы получить пищу для новых пересудов, разбавляя ими свою монотонную жизнь.
  Лабертино ленивой походкой прошел на сцену и обвел взглядом зрителей. Не смотря ни на что, Они пришли и они ждут Его одного. Он, с легкой иронией, улыбнулся.
  — Приношу благодарность всем почитателям моего таланта, которые простодушно пришли поддержать меня.
  Лабертино встретился глазами с Джакомо и тот отвел взгляд.
  — Этот свой последний концерт я посвящаю памяти Джузеппе — своего отца, наставника и учителя...
  Лабертино запел. Его красивейший, умело отшлифованный голос лился, будто находясь где-то под куполом зала, он будто окутывал слушателей со всех сторон, будто был воздухом, будто был чем-то живым, одушевленным.
  Он начал петь совсем тихо, но с каждой нотой его голос набирал силу и начало казаться, что стены зала сотрясаются под его мощью. Люди слушали как завороженные.
  Когда Лабертино запел о грусти и  быстротечности человеческой жизни, многие искренне плакали. Он мог это петь Душой. Он выстрадал это.
  В зале была абсолютная тишина, слушатели боялись пошевелиться. Здесь царствовал Голос.
  Песни меняли смысловую окраску. Они были о человеческих душах, которые охватила жажда денег, славы, положения в обществе, о лицемерии и равнодушии. Многие узнали в этих песнях самих себя, на это им указала забитая в угол собственная Совесть.
  Под конец выступления Лабертино спел гимн собственному Голосу, отодвинувшему его самого на задний план. Лицом Лабертино стал его Голос.
  Песня проникала в спящие души, будоражила, заставляя задуматься о чем-то еще кроме накопительства, пьянства и светских сплетен. Хотя, возможно, жизнь — это всего лишь длинный и странный сон.
  Многие даже не заметили, как Лабертино исчез со сцены. Они находились во власти его Голоса и не могли понять, что случилось, куда вдруг подевался этот Голос.
  Лабертино кутался в плаще, чтобы без излишней помпезности, через черный ход, покинуть зал, оставив сплетников перемывать кости без его участия.
  Дорогу ему преградил Карло.
  — Снова вы, оставьте меня! — едва не закричал Лабертино. — Забудьте о моем голосе. Сегодня он отпел реквием по себе, я больше никогда не стану петь! С этой минутой мой голос умер, забудьте обо мне!
  — Мне все равно, есть ли у вас голос. Я люблю в вас личность, — проговорил Карло, слегка обезоружив его.
  Когда Лабертино поднял взгляд, то заметил, что в глазах Карло стояли слезы.
  — Вы даже не знаете меня! — чуть не закричал Лабертино.
  — Мне кажется, что я знаю вас всю свою жизнь... Мы с вами родственные души...
  — Родственные души! Да что вы такое говорите! Прочь! С дороги! Вы не в себе! — Лабертино запрыгнул в карету и приказал гнать лошадей как можно быстрее, он не хотел больше видеть этого человека.





                                  5

  Лабертино чувствовал себя духовно обновленным. Уже через какой-то месяц дела с поместьем будут решены и он сможет уехать туда, где его никто не знает.
  Он постепенно готовился к поездке. Тщательно упаковал нотные листы Джузеппе — это самое дорогое, что у него осталось, самое дорогое наследство, которое будет напоминать ему ту часть собственной жизни, когда он был беззаботен и счастлив. Когда Голос доставлял неописуемое наслаждение, еще не пытаясь вытеснить его самого на задний план.
  Все эти вещи, которые он сейчас упаковывает, оставленные Джузеппе, напоминали ему о том или ином моменте из его жизни, связанном лишь с радостными праздниками. Как повезло ему встретить на своем пути такого человека, как Джузеппе! И снова Смерть забирает все, что у нас есть!
  Вошел слуга. Он сообщил, что наконец-то удалось найти информацию о том человеке, о котором спрашивал Лабертино. Человек этот умер несколько лет назад. Есть несколько версий от чего именно он умер. Лабертино отправил слугу обратно, даже не дослушав до конца. Умер, так тем лучше! Такое ничтожество, как его отец, не заслуживает право на жизнь.
  Лабертино тщательно оградил себя от нежелательных встреч со своими знакомыми. Он устал от сплетен и лицемерия. Его не для кого не было дома.
  Скоро он навсегда покинет эти края, где был когда-то так счастлив! Смерть украла это счастье и покой, но она заставила многое осознать. Если бы Джузеппе был жив, вряд ли Лабертино смог бы отказаться от Голоса. Хотелось уехать немедленно, чтобы поскорее освободиться от давящей на душу атмосферы. Жить по-новому! Видеть новые города! Находиться там, где тебя никто не знает! И пусть никто не знает о нем. Пусть он поедет путешествовать инкогнито. Люди не заслуживают того, чтобы открывать им свою душу. Стоит нарушить это правило, как все истопчут, осквернят, поломают. Может быть из-за собственной зависти, а быть может из-за того, что ничто другое их более не развлекает в этом мире, где все приелось до тошноты.
  Попытка слуги заикнуться о новой серии записок и подарков от Карло не увенчалась успехом. Лабертино ответил, что слышать не хочет об этом человеке.
  Через месяц затворничества, которое ограничивалось лишь прогулками по собственному саду, Лабертино уехал.
  Он решил изменить внешность и одеться в абсолютно несвойственную для него одежду. Белый парик действительно помог серьезно изменить внешность.
  Больше он не будет Лабертино. Лабертино умер, потому что умер Голос. Он снова Эдвард. Обновленный, другой. Он будет просто любознательным путешественником, жаждущим приключений.
  Лабертино раздал слугам щедрое жалование и распрощался с ними, чтобы путешествовать в одиночку.
  Он составил план своего путешествия и записал на бумаге те города Италии, в которых еще не успел побывать и в которые собирался выехать из Неаполя. Далее шли места, расположенные за пределами Италии.
  Ощутив полную свободу, Эдвард двинулся в путь. Его больше нигде ничто не держало, он не был привязан ни к одному из посещаемых городов, и мог с легкостью их покинуть. Голос умер, а Эдвард был просто обычным человеком — путешественником. Он останавливался в случайных гостиницах, знакомился со случайными людьми, которых больше никогда нигде не увидит. Им не будет сенса распускать о нем слухи, потому как они не знают даже его имени. И общих знакомых, кому бы это было интересно, не найдется. В том и было преимущество.
  Эдвард любовался новыми местами и вел заметки в дневнике. Он ощущал себя действительно новым человеком!
  Эдвард не ожидал, что некто очень скоро омрачит его новую реальность. Вскоре, в своем новом соседе по гостиничному номеру, он узнал Карло, который, оказывается, ехал за ним по пятам.
  — Это отвратительно! — вскричал Эдвард, ибо Карло был последним звеном, связывающим его с прошлой жизнью. — Вы следите за мной, это мерзко!
  — Я говорил вам, что даже ваш несравненный голос, которому я готов поклоняться, как божеству, перестал иметь для меня всякое значение, — ответил Карло.
  — Как прекрасно! Я очень рад за вас, но, знаете, я порвал с прошлым и действительно не понимаю, что вам от меня нужно. То, что вы постоянно следуете за мной по пятам, вызывает у меня омерзение!
  Карло ударил ногой по деревянной двери так, что Эдвард даже вздрогнул.
  — Как ужасно чувствовать себя ненужным! — Карло сжал кулаки, и, смотря в небо, в исступлении закричал. Из гостиницы стали выглядывать удивленные люди.
  — Прекратите! — прошептал Эдвард. — Вы больны, вам нужна помощь врача.
  — Да, я болен! Я болен вами! И я все здесь сейчас разгромлю, если вы не выслушаете меня! — продолжал кричать Карло.   
  Чтобы избежать позора, Эдварду пришлось согласиться. Как на эшафот, он последовал в комнату за Карло.
  — Вы знаете, как ужасно чувствовать себя ненужным? А насколько ужасно чувствовать себя ненужным тому, кем    живешь! — срывающимся голосом проговорил Карло. — Сначала я жил вашим голосом, вашим талантом, пока не понял, что это что-то большее... Сплетение душ... Наши души... В них есть что-то похожее...
  — Смею вас разочаровать, но в них нет ничего похожего, — отрезал Эдвард. — Вы просто немного сошли с ума, вы вообразили себе какие-то несуществующие истины и поверили в них. Дайте покой и мне и себе!
  Когда Эдвард повернулся, Карло плакал. Его руки дрожали.
  — Думаю, что для вас самого было бы унизительно, если бы я стал утешать вас, как расплакавшуюся от любви ко мне женщину. Самое лучшее, что вы можете сделать — поскорее отсюда уехать и не портить настроение ни мне, ни себе, — сказал Эдвард.
  — Как же вы жестоки! — возмутился Карло.
  Глаза Эдварда вспыхнули ненавистью. Он хотел что-то сказать, но промолчал и вышел, чтобы не накалять обстановку еще больше.




                                    6

  Эдвард уехал посреди ночи, чтобы Карло потерял его след. Он оделся как зажиточный горожанин. Теперь никто не сумеет его узнать, узнать, что он на самом деле богат. Возможно, кто-нибудь разглядит в нем человека, а не мешок с золотом и обворожительный голос. Он поехал совершенно в другую сторону, наугад, чтобы сбить со следа сумасшедшего Карло.
  Эдвард остановился у одного молочника, который держал дешевую гостиницу. Он устал от напыщенных залов и роскошных домов. Он мог позволить себе эту скромность и простоту. Да что говорить, ведь в детстве он даже нищенствовал!
  Каждое утро Эдвард наблюдал, как жена молочника со своей дочерью ходят доить коров.
  Их дом находился недалеко от зеленого луга, где пасся скот. Эдвард подолгу ходил на природу, встречал там рассветы и провожал закаты, делая путевые заметки.
  Иногда он чувствовал, что один на всем белом свете, а иногда это даже радовало его. Не за кого было переживать, некого было бояться потерять, никто нигде не ждал — это была настоящая свобода от всего, и от Карло!!
  Один раз к дочке молочницы пришла подружка. Думая, что они одни дома, дочка молочницы начала секретничать. Она рассказала, что влюбилась в одного молодого человека, который поселился у них недавно. И добавила, что это наверняка переодетый принц, так как такие манеры не могут принадлежать простолюдину.
  Эдварда позабавил рассказ и он вышел из своего укрытия.
  Дочка молочницы смутилась, покраснела и отвела в сторону взгляд.
  — Не нужно влюбляться в меня, милые девушки! — воскликнул Эдвард. — Я прямо сейчас вынужден уехать и больше вы никогда не услышите обо мне. Но кое-что я вам все же подарю...
  Эдвард протянул девушке медальон и та взяла его