Родственные души

месяц!
  Лабертино думал о том, что больше не хочет петь. Он думал, что остался один на всем земном шаре, что он не нужен никому. Ведь всем интересен лишь его голос! Есть две отдельные личности — Лабертино и Голос Лабертино. Всех интересует лишь последний. Лабертино, его душа и он сам не нужны никому... Никому...
  Лабертино поднял глаза и вздрогнул от неожиданности — в углу стоял человек, замерший, как статуя, и испепеляющий его взглядом.
  — Вы кто?! — воскликнул Лабертино.
  — Тот, кого вы пригласили сюда сегодня, — ответил сеньор.
  Он был хорошо, можно сказать со вкусом, одет. Внешность его была не столько красивой, сколько необычной. А черты будто прорисованы на полотне опытного художника. Этот сеньор был из тех людей, которые не имеют возраста. Он мог казаться одновременно пылким юнцом и умудренным опытом стариком.
  — А... — растерялся Лабертино. — Да, конечно. Не могли бы вы представиться для начала?
  — Моя фамилия все равно вам ничего не скажет, — ответил сеньор, по—прежнему не сводя с него глаз. — Она лишь добавит официальности. Мое имя Карло...
  — Карло... — задумчиво проговорил Лабертино. — Вы не очень-то похожи на итальянца. Впрочем, это не имеет никакого значения. Вы, второй уже месяц пишете мне очень странные записки, я даже начал опасаться за ваш рассудок. Смею вас разочаровать, но я не питаю пристрастия к мужскому полу.
  — Ох, что вы, что вы! Как вы могли себе такое вообразить! — проговорил Карло, хотя Лабертино показалось, что замечание едва ли его смутило. — Моя любовь к вам сугубо платонического характера, я сражен вашим талантом!
  Лабертино вздохнул. Он по-прежнему никому не нужен. Голос снова победил его.
  Лабертино возненавидел свой голос и решил навсегда похоронить его.
  Торжествуя над своим Голосом, он сказал:
  — Да будет вам известно, что после смерти моего отца, я принял решение навсегда порвать со сценой...
  Карло подбежал к нему и припал губами к его руке. Лабертино почувствовал, что он плачет.
  — Не делайте этого, — умоляюще сказал он. — Вы разобьете мою душу!
  Лабертино отстранился.
  — Встаньте! И ведите себя как подобает мужчине! Я, сломленный горем, и то не позволяю себе подобных слабостей. Вы любили мой голос, так забудьте о нем, отныне я его похоронил!
  — О нет! Нет... — стонал Карло, обнимая кресло, уже пустое. Он напоминал умалишенного.
  Будто ничего не соображая, Карло продолжал стонать, повторяя: "Нет, нет"...
  Лабертино позвал слугу:
  — Проводи сеньора на свежий воздух, ему стало нехорошо, — распорядился он и, чтобы не накалять обстановку, вышел.





                                  3

  Лабертино решил начать новую жизнь, похоронив свой голос. Пусть все воспринимают Его, а не его Голос. Он просто хотел быть самим собой. Эта мысль о новой жизни без Голоса очень его обрадовала. Лабертино показалось, что он начал свободно дышать. Но ключи, врученные Джузеппе, не давали покоя и его мучило будто что-то обещанное и не выполненное. Как долг перед этим святым человеком, которому он обязан всем.
  Лабертино полез в сейф и достал нотные листы. Сто отличнейших композиций! Лабертино просто не имеет права похоронить их, это долг, который он обязан отдать Джузеппе.
    Листая нотные листы, Лабертино решил, что напишет стихи к самым лучшим композициям и даст прощальный концерт. Этот концерт будет данью памяти Джузеппе и... Голосу. По крайней мере, это будет справедливо и он не сможет себя ни в чем упрекнуть.
  После финального концерта Лабертино начнет новую жизнь, без Голоса...
  Он заперся в своей любимой комнате и принялся писать стихи на музыку Джузеппе. Лабертино с головой ушел в творчество, и даже не заметил, как слуга положил перед ним записку от Карло.
  Записка была написана кровью, видимо, самого Карло, и в ней говорилось о том, что поведение Лабертино разбивает его душу и жизнь.
  — Хорошо, что хотя бы не голову! — Лабертино выбросил записку в корзину для мусора, поморщившись от отвращения. Он позвал слугу и приказал отправлять подобные записки обратно, добавив, что сеньор, по всей видимости, психически болен.
  Лабертино закрылся в любимой комнате, полностью предавшись уединению и не впуская даже слугу. Он достал бутылку самого лучшего вина и, медленно распивая его, писал стихи. Он писал о печальной кратковременной жизни человека, подобной вспышке, о несчастных сердцах и душах, разбитых потерею своих любимых, которых украла Смерть.
  Финальную песню Лабертино решил посвятить давно уже наболевшей теме. Тому, что в этом мире никто никому не нужен, тому, что людям важны лишь деньги и положение, что им всем нужен лишь его голос, а на него, как на человека, людям плевать. Потому он хоронит свой Голос, чтобы в нем видели не певца, а обыкновенного человека. Стих чудесно ложился на музыку. Это была поэма грусти и меланхолии с привкусом горечи, но как же она была великолепна! Как тонко подкрадывалась она к душе слушателя, чтобы надолго поселиться в ней!
  Вечерело. Свежий воздух из окна разбавлял мелодичную грусть прохладой. Легкий ветер охлаждал разгоряченное от вина лицо и освежал мысли. Лабертино напевал свои новые творения и от этого ему становилось легко, будто он отпускал все, что наболело, предавал боль бумаге, предавал звонкой песне!
  Лабертино не думал о том, правильно ли споет, вытягивая каждую ноту — теперь Голос будет петь, подчиняясь лишь порывам души.
  Ему было наплевать, будет ли концерт грандиозен или останется непризнанным. Будет петь Душа. Петь, чтобы освободиться от всего, что ее волновало, чтобы возродиться в этом мире с новыми силами.
  Маленькие белоснежные розы обвивали стену, подползая даже к подоконнику.
  С рассветом Лабертино наконец-то заснул, уронив голову на руки.


  Прошел месяц. Все строки были дописаны. Лабертино казалось, что он начинает жить заново. Он споет. Споет в последний раз! И навсегда забудет о том, что у него есть Голос. С этими мыслями он торопливо вышел из примерочной. Портной должен был успеть к сроку сшить прекрасный классический костюм.
  Какой-то человек, который прятался в узком переулке, кинулся к Лабертино.  Лабертино отпрянул в сторону. Перед ним стоял Карло.
  — Не слишком ли жестоко вы поступаете, отправляя мои записки и подарки обратно, разрывая тонкую нить общения с вами! — затараторил он.
  — А мир разве не жесток? — вопросом на вопрос ответил Лабертино, оправившись от шока. — Разве не жестоки люди? Разве не жестока Смерть? К тому же, разве я вам что-нибудь должен? Почему вы решили, что имеете право осыпать меня упреками и обвинять в жестокости?
  Карло помрачнел. Его необычное лицо стало задумчивым.
  — Вы, несомненно, правы! Но я не нахожу себе места, отравленный мыслью, что больше никогда вас не услышу! — Карло снова сделал попытку кинуться к нему, но Лабертино его отстранил.
  — У вас еще будет такая возможность. Правда последняя. Я даю заключительный концерт на будущей неделе... После него меня никто никогда более не услышит...
  Карло будто помешался. Он стал смотреть в одну точку и тихонько напевать новые арии Лабертино, о которых еще не знала ни одна живая душа! Никто!
  — Откуда?!
  Глаза Лабертино широко раскрылись и в них был немой вопрос.
  — Когда вы их сочиняли, я проводил ночи у вашего окна и исчезал только с рассветом, когда вы засыпали, — проговорил Карло.
  Лабертино отстранил его:
  — Вы безумны!
  Он быстрыми шагами пошел прочь. Он всегда знал, что такие люди могут быть опасны и никогда не знаешь, чего от них можно ожидать завтра. Отойдя на приличное расстояние, Лабертино обернулся. Карло  по-прежнему смотрел на него. В его глазах была немая обида и боль.
  "Он странный. Очень странный. Не хочу больше видеть этого человека".
  Лабертино приказал слугам купить несколько собак и на ночь выпускать во двор.
  Меньше всего ему хотелось, чтобы этот человек следил за ним.
  Лабертино присел в кресло, не снимая плаща, задумавшись о своей будущей жизни. Отстрелявшись на концерте, он займется продажей поместья.
  Лучший способ начать новую жизнь — уехать в новое место. Где его никто не знает, где никто не знает о Голосе. Он похоронит Лабертино и снова станет Эдвардом. Обычным человеком. Он еще не придумал, чем будет заниматься. Хотелось какое-то время просто попутешествовать, посмотреть новые города, познакомиться с новыми людьми. Он был богат и мог многое себе позволить.
  Слуга сообщил, что вчера к нему заходила Мария, а позавчера вечером — Кончита.
  Лабертино безучастно пожал плечами и попросил слугу, чтобы, когда эти сеньориты придут снова, тот сказал, что его не бывает дома.
  Он прекрасно осознавал, что эти шлюхи спали с ним всего лишь потому, что он был богат и знаменит, а к тому же еще молод и красив. Как трудно найти в наше время такой лакомый кусочек!
  Они вызывали у него приступ тошноты и отвращения. Он не хотел больше ни секса с ними, ни видеть их, ни слышать о них.
  Лабертино мечтал найти родственную душу, которая любила бы его, не смотря ни на что. Любила бы именно его, а не Голос.
  В то же время он боялся найти такую душу, чтобы Смерть, притаившись, вновь ее не украла, обрекая на терзания и боль. 



 

                                    4


  — Вы очень красивы! — не сдержался слуга, поправляя костюм на своем господине.
  — Пожалуй, это так, — согласился Лабертино. — Уж не знаю, к счастью это или на беду.
  Он просто обязан быть сегодня красивым. Это его заключительный вечер. Его и Джузеппе, который, возможно, здесь тоже незримо присутствует и радуется своей сбывшейся мечте.
  Лабертино увидел в концертном зале множество знакомых лиц. Здесь были и Мария, и Кончита, посылавшие ему свои льстивые улыбки, которые он по-прежнему игнорировал.
  Здесь был его "лучший" приятель Джакомо. Впрочем, он был лучшим приятелем всем, у кого водились деньги.
    Пару раз Лабертино ездил с ним в публичные дома и участвовал в ночных пьянках, которые вскоре ему наскучили и начали вызывать отвращение. Именно в дорогом публичном доме Лабертино и познакомился с Марией и Кончитой. Они были красивы, они были образованны, они были бездушны. Кроме денег, развлечений и дорогих нарядов их мысли не занимало, наверное, ничто. Потому они вскоре опротивели Лабертино. Он искал именно ту душевную глубину, которую не мог найти нигде.
  Джакомо, как всегда, рассыпался в комплиментах. Как же профессионально у него это получалось! Он выражал "искренние" соболезнования по поводу смерти Джузеппе и ухода Лабертино со сцены.
  Лабертино небрежно кивнул головой и тут же удалился. Он затерялся в толпе, где многие его даже не узнали. Он наблюдал со стороны, как пьяные Мария и Кончита развлекают себя беседой с тоже успевшим захмелеть Джакомо. До Лабертино донеслись обрывки их разговора. Когда он спрятался в толпе и наблюдал, оказавшись невидимым для них, на лице Джакомо, будто он был хорошим актером, появилось выражение ненависти и раздражения.
  — Этот мальчик просто бесится с жиру! — злобно проговорил Джакомо, а Мария и Кончита, которые еще недавно клялись ему в "вечной любви", охотно поддержали Джакомо.
  — У меня был очень сильный голос в ранней юности, — продолжал Джакомо. — Голос, достойный внимания миллионов зрителей,