зашумел, два лифта ехали к ним.
– О, ваши приехали, – сказал старший эксперт, другие эксперты тихо выругались, здесь и так было мало места, на этаже работало шесть человек.
Вова успел заглянуть в 123-ю квартиру, не особо впечатлившись дороговизной ремонта, слишком много золота, безвкусица, как часто говорила Ольга. Он сразу обратил внимание на объемистые дорожные сумки и несколько клетчатых сумок, в которых челноки не так давно возили товары из Турции и Китая, всего полтора десятка лет прошло.
Лифт приехал, за ним и второй. Из кабин вышли семь важных лиц в синих мундирах. Вова увидел генеральские погоны, но что-то в нем не содрогнулось ничего из положенного к небожителям, а спина не вытянулась в покорном обожании и поклонении вышестоящим Повелителям. Он продолжил смотреть в открывшийся проем в квартире, прикидывая, что может быть в этих сумках, не шмотки же он возил в самом деле!
– Так, кто здесь Зотов?! – рявкнул один из генералов, Вова пару раз видел его в управлении.
– Следователь Зотов, – он передал удостоверение генералу, тот долго всматривался в него, потом отдал обратно.
– На каком основании вы отпустили задержанных? – заревел генерал.
– Они не задержанные, а свидетели. Я провел первичный допрос и отпустил. Та информация, которую сообщила эта женщина, подтверждается и нашими данными, – спокойно ответил Вова.
– Было задержано пять человек! Вы опросили всех? – прошипел другой генерал, бешено вращая глазами. Он уже успел вляпаться в грязь начищенными до блеска штиблетами и запачкать брюки.
– Это же дети, маленькие совсем. Какой смысл их мучить? Они ничего не знают. Мы больше информации получим от управляющей компании. Видите, здесь была камера, скорее всего, запись велась круглосуточно, – ответил Вова, сохраняя спокойствие.
– Так вы еще не проверили?! – взревел тот же генерал, но его успокоил третий, стоявший ближе всего к квартире, смотря внутрь, также, как и Вова.
– Он и не мог успеть, не перегибайте. Записи камер от нас никуда не денутся, но, я уверен, они вряд ли что-то покажут. Сомневаюсь, что мы увидим убийцу.
– Не увидим. Взрывное устройство было заложено в кнопочную панель. Я думаю, что давно. Надо просмотреть журналы ремонтов, скорее всего, был ремонт, может плитку меняли или еще что-то, тогда и заложили, – сказал Вова, генерал кивнул, что согласен.
– Так что же вы здесь стоите?! – заревел первый генерал. – Надо брать дело, быстрее, упустим!!
Вова ничего не ответил, переглянувшись со спокойным генералом, он и Костя влезли в квартиру и подошли к сумкам. Генералы позади хотели что-то возразить, но старший эксперт продемонстрировал им электронный ордер, и они замолчали.
– Давайте-ка посмотрим, что там лежит, – попросил спокойный генерал, встав ближе к двери, чтобы ему было лучше видно, влезть внутрь он не решался, мешало возрастное пузо, да и сам он был уже далеко не молод, чтобы куда-то лезть.
Костя обработал первую сумку, снял с нее отпечатки и расстегнул молнию. Вова аж присвистнул, вытаскивая из сумки плотно стянутые пачки пятитысячных купюр с банковскими лентами. Банкноты были новенькие, прямо из типографии.
– Ха, о-го-го! – воскликнул спокойный генерал. – А наш полковник-то не промах. Не зря мы его в разработку взяли, а, товарищи?
Генералы молчали, хмурясь и ругаясь в полголоса. Вова и Костя открывали сумку за сумкой, в каждой беспорядочно были набросаны пачки денег, встречались и тысячные купюры, и мельче. Пятитысячные лежали в клетчатых сумках, как бы в стороне от всех.
– Надо пробить по банкам, но, мне кажется, – Вова взял одну из пачек пятитысячных и провел пальцем по банкнотам. – Мы ничего не найдем в банках.
– Почему вы так думаете, молодой человек? – спросил его спокойный генерал.
– Да так, есть ощущение, что это фальшивые. Другие настоящие, видно, что пожили среди людей. А эти, не знаю, как будто вчера напечатали, краска не высохла. А так красиво, ничего не скажешь. Не знал, что у вас такие премии выплачивают.
– Вы давайте без домыслов, Зотов, – гаркнул первый генерал. – Пока еще ничего неясно. Вот когда у вас будут доказательства, тогда и будете – ясно вам?!
– Мне ясно следующее, что я буду открывать два дела, как минимум два, а там разберемся, – ответил Вова. – Все эти деньги отправим на экспертизу, следы найдем, не переживайте.
– Определенно это может быть мотив, – заметил спокойный генерал. – Но, молодой человек, я прошу вас все тщательно проработать. Версия может выстроиться яркая, стройная, но ложная. Не спешите с выводами, попробуйте.
– Попробую, если давить не будут, – сказал Вова.
– А вы не дерзите! – грозно воскликнул первый генерал, – я лично это дело беру под свой контроль. Будете докладывать лично мне!
– Нет, не буду, – покачал головой Вова. – У меня есть свое начальство, вот с ним и разговаривайте. А сейчас я прошу вас покинуть место преступления. Работы много, а устраивать здесь комиссию преждевременно. Вы получите копии всех отчетов.
Он вернулся к осмотру сумок, Костя вынес из кладовки еще несколько баулов, набитых пятисотками и тысячными купюрами. Генералы еще что-то высказывали ему, требуя подчинения. Вова предчувствовал, что в конторе его ждет долгий разговор с Князем, хотелось их послать, но нельзя, приходилось терпеть и работать, не обращать на них внимания.
Из каждой комнаты они вынесли по три-четыре увесистые сумки, набитые деньгами. В голове не укладывалось, сколько здесь могло быть миллионов, а может миллиардов? На кухне его внимание привлек настенный календарь с блоками по четыре месяца, весь исчерченный мелким плохим почерком, в котором едва угадывались крупные цифры. Странно было здесь видеть логотип иностранной компании, продающей насосы. Он заснял календарь, потом вернулся к пачкам в клетчатых сумках. Его смущала бумажная лента, которой они были перевязаны, слишком толстая для банка, из хорошей бумаги.
Домой он пришел поздно, небо потемнело, разгоряченное дневной жарой. Он тихо открыл дверь и вошел, стараясь не разбудить Ольгу. В съемной квартире пахло старой мебелью и Олей, он любил этот запах спирта, какого-то дезинфектора и острых духов, которыми она пользовалась иногда, когда было настроение. В квартире было очень душно, они так и не решились поставить кондиционер, не найдя понимания с арендодателем, не желавшим взять часть расходов на себя.
Оля сидела в комнате и читала. Она услышала, как пришел Вова и пошла к нему, бесшумно ступая голыми ногами по линолеуму.
– О, я тебя разбудил? – спросил Вова, увидев Олю в открытой двери ванной.
– Нет, я не спала. Такая жара, ужас просто, – Оля зевнула и строго посмотрела на него.
– Да, я не обедал. Столько работы навалилось, не успел, – сознался Вова, опережая ее выговор. Он улыбался, рассматривая Олю, стройную и прекрасную, в одном белье, перепутанном, трусы были зеленые, бюстгальтер белый. Она нахмурилась, не понимая его улыбки, ожидая подвоха.
– Пошли, я как раз не ужинала, тебя ждала, – сказала Оля и ушла на кухню.
Вова разделся и нестерпимо захотел в душ. Подумав немного, он вбежал на кухню и схватил Олю, не ожидавшую такой прыти от него. Она попыталась вырваться, но Вова крепко держал ее на руках, неся в ванную.
– Ты чего? – удивилась она. – Я от тебя ничего не требую, отдохнешь сегодня, весь бледный какой-то.
– Нет, не хочу отдыхать! – Вова стал целовать ее, получая в ответ нежные поцелуи, Оля улыбалась, но продолжала хмуриться. – Вов, ты же устал.
– Я тебя люблю! – воскликнул Вова.
– Ну, прекрати! Я же грязная, вся потная!
– Я тоже! – он поставил Олю в ванну и раздел ее. Оля смеялась, нетерпеливо тянула к себе за руку, не давая сложить белье в корзину. Он запрыгнул к ней, Оля включила холодный душ, желая охладить его. Они застыли в поцелуе под прохладным потоком, перестав замечать усталость, волнения прожитого дня, запахи старой квартиры и крики пьяных соседей, не знавших покоя ни днем, ни ночью.
2
Утро подкралось незаметно, подлив в темное синее небо немного белой краски. Небо улыбнулось, подмигнуло луне и звездам, светлее с каждой минутой. Горизонт подернулся кровавой полосой, резко, как бы ниоткуда выкатилось солнце наполовину и замерло, осматриваясь, подмигивая озорной улыбкой. Все виделось как в сказке: небо, солнце, ласковая луна, перешептывающаяся с солнцем, звезды, мигавшие в такт медленного техно, переходя на пульсацию даркхауса. Время больше не существовало, оно осталось там, позади жизни, прошлой жизни, а впереди не было больше ничего, только этот рассвет и солнце, и луна и звезды на голубом небе, рассеченном яркими полосами желтого и красного света… нет, это был сон, и не сон. Девушки уже не спали четвертые сутки, сначала поодиночке, прячась в своих квартирах, но, когда у Маши был первый обыск, она сбежала к Полине, надеясь, что ее не тронут. Полина проходила по делу свидетелем, всего лишь свидетелем. Маша не стала скрывать своего места жительства, заранее уведомив следователя и адвоката, которым было все равно.
Сначала это рассорила подруг, они особо и не общались до этого дела, до начала уголовного дела, больше уделяя внимание парням. Как здорово и весело, нет, весело неверное слово, не подходит. А какое подходит? Как одним словом описать ту радость, то воодушевление, которое они испытывали, войдя в эту группу, в их маленький, смешной со стороны, но честный, открытый клуб заговорщиков, борцов против режима. И Маша, и Полина познакомилась с парнями на форуме народной партии «Костер». Там были разные люди, часто не соглашающиеся с молодым идеализмом девушек, а когда еще быть идеалистом, как не в молодости? Парни сами нашли их, они стали общаться, сначала онлайн, объединившись в группу, пока Полина не предложила всем встретиться вживую.
И жизнь завертелась по-новому. Прошел всего один год, а бывшие школьницы обрели новых знакомых, совсем непохожих на их школьных друзей, конформистов и пофигистов, которым не было интересно ничего, кроме своего кармана. Они участвовали в протестных акциях, агитировали «против», подкованные, разобравшиеся сами, без чьей-либо подсказки, не транслируя чужое клишированное мнение, как свое. А штамповок было предостаточно, и с той, и с другой стороны. Маша и Полина даже спорили, не соглашаясь в некоторых вопросах, Полине хотелось видеть позитивные сдвиги, и она их находила, а Маша была более твердая, нетерпимая. Девушки успели даже влюбиться и получить взаимность. Теперь их парни сидели в СИЗО ровно за то, чем занимались и они сами, только Маша шла как обвиняемая под подпиской о невыезде, а Полина свидетелем.
Испуганные, непонимающие этой травли, тщетно пытавшиеся найти свою вину в бесстрастных кодексах и не находя, девушки сидели на кровати Полины, подперев под спину подушки, и смотрели в окно, проваливаясь в короткие сны на несколько минут, просыпаясь в тревожном оцепенении одновременно, сильнее сжимая пальцы друг друга. Маше постелили на раскладушке в комнате Полины, но вот уже третью ночь она не спала, как и Полина. Полина жила с родителями, также тревожно спавшими в соседней комнате, а Маша жила с бабушкой и дедушкой, которые еще в начале мая уехали на дачу, как всегда, оставляя внучку на свободе до октября. Они еще не знали об обыске, ничего не знали плохого о любимой внучке,
