Цикл "Донбасские истории"
Здесь всегда беспокойно,
Здесь дует ветер всегда,
Течёт целебная
В горных ручьях вода.
Здесь каждый день идёт война
Из года в год, из века в век –
И слёзы по щекам текут
Из-под закрытых детских век.
Автор неизвестен
Тихий хутор, вишнёвый сад,
Шепот речки за дальним курганом
День проходит, и я бесконечно рад
Над полями плывущим туманом.
Из интернета
1
С минимальным комфортом мы расположились втроём на маленькой кухне у стоящего в углу старого кухонного стола с дверцами. Хозяин квартиры мой друг Сашка Н., его брат Андрей и я. Сашка и Андрей похожи на небольшую разницу в возрасте. Оба невысоки, щупловаты на вид, у каждого синие выразительные глаза и единственное небольшое различие, Сашкино лицо покрывает небольшая седая двухдневная щетина, Лицо Андрея полностью скрыто рыжеватой растительностью с редкими ниточками седины. Себя же обрисовывать не буду, каждый читающий человек может легко себе представить, при явно развитом воображении, как смотрится со стороны человек, пишущий беллетристику.
Мы пьём чай. Аромат щекочет ноздри. Я пью медленно. Сашка совмещает с курением, заядлый курильщик, со смехом говорит, что его родили вместе с зажжённой сигаретой во рту. Андрей пьёт чай степенно, мелкими глотками и мелкими же затяжками курит, сбивает наросши столбик сиренево-серого пепла в банку из-под шпрот, игнорируя массивную хрустальную пепельницу.
С Андреем прежде не был знаком, отношусь к большинству остальных, кто не может убедительно подтвердить, что знаком со всей роднёй своего друга. Если таковой находится, верить нельзя – бессовестно врёт. В свой очередной приезд я собирался наведаться к другу и не ожидал встретить его брата, знал, что он живёт где-то там и редко наведывается домой. По понятной причине мой вояж по городу откладывался, как и прогулки по парковым аллеям и дефиле по знакомым улицам. Весна располагает к уличным прогулкам, особенно если весенний воздух пропитан сотнями ароматов цветов и трав, зеленью листьев густеющих крон и прогрет первым весенним теплом. Сашка нас представил. Затем сообщил, брат находится на реабилитации после полученного тяжелого ранения.
Говорил Сашка. Андрей показался, и не зря, неразговорчив и немногословен. На мои вопросы отвечал кратно и, как-то, неохотно.
Но я не будь я со своим природным и приобретённым беллетристским любопытством. Поэтому начал сразу плести вокруг Андрея, наполняя атмосферу кухни, пропитанную чайным ароматом и сигаретным дымом, паутину ничего якобы не значащих, отвлечённых вопросов. Хотя давал себе отчёт, могу нарваться на культурное пожелание идти подальше в известном направлении. Человеку свойственно ошибаться, и я в этот раз ошибся.
Я настраивался на развитие сюжета по своему сценарию. Приготовился слушать, впитывая каждое слово. Задавать уточняющие вопросы. Меня распирало любопытство, как разогретый газ воздушный шар. Уже мысленно рисовал в голове перспективы…
- Ты никогда не пел хором матерные частушки? – будто разорвав без треска плотную ткань, поинтересовался у меня Андрей.
Признаюсь, немного растерялся: ни хором не пел матерных частушек, ни соло не исполнял, конечно, что-то подпевал, слушая концерты или мурлыкал любимые мелодии, но вокальные данные полностью отсутствовали.
- Забавно звучит, - усмехнулся Андрей, закуривая новую сигарету от выкуренной почти до фильтра старой. – Если слушать стороны – прикольно. – Он затянулся и далее говорил, выпуская дым, - ещё прикольнее петь с парнями. Кто как может, так и поёт: кто хрипит, кто визжит, кто гундосит, главное, чтобы шло от души и сердца и было громко.
Не знаю, какие эмоции ощущал Сашка, но я обалдел.
- Не, а чо, - Андрей нервно скривился и схватился за правый бок, - сидишь в окопе, над головой пули свистят, осколки снарядные гостинцами от щирых хохлов залетают, а двенадцать здоровых, взрослых лбов, прошу заметить, совершенно трезвых, исполняют матерные частушки!
Боль у Андрея прошла, и он покрутил осторожно туловищем, табурет под ним заскрипел.
- Окопное творчество, - поясняет Андрея, продолжая кривиться, усмешка тонет в густой растительности бороды. – Каждый внёс свою лепту. Один слово красивое вспомнил, второй два, третий целую строку выдал на гора. Что поделать, поэтами не рождаются, ими становятся, особенно на войне. И вот что примечательно, в каждом бойце просыпается творческая жилка, будто ждала именно этого острого момента. А вообще, на войне много дерьма и очень мало эстетики. Моё наблюдение. Могут возразить, но… каждый имеет право на свой взгляд.
Андрей замолчал также внезапно, как и разговорился, и выразительно посмотрел мне в глаза, ища в них сомнение в правдивости своего высказывания.
- Воевали в ополчении. Поначалу, чем придётся, - снова заговорил он, выдыхая сигаретный дым, - веришь? – это он мне.
- Отнюдь. По телеку смотрел репортажи.
Рука с сигаретой внезапно описала сложную геометрическую фигуру и сам жест говорил, нашёл, чему верить.
- То-то и оно, репортажи. Они не раскрывают сути. Показали эффектный кадр, потрындели для зрителя и всё готово. Хочешь, скажу, как себе первое оружие заполучил?
Собираюсь внутренне выслушать интереснейшую историю из первых уст, когда такая оказия ещё выпадет!
- В Славянске было в 2014. Сформировался отряд сопротивления. Вручили мне охотничью двустволку – трофей и пожелали: «Воюй, солдат!» Много ею навоюешь, козлу понятно. Мы к тому времени уже отступали. Где-то на окраине, в частном секторе напоролся на двух «укропов». Вскидываю ружье, давлю на курки – осечка! Хана тебе, думаю. И мои противнички, хлопчики птицы необстрелянные, затворы на автоматах дёргают туда-сюда, руки дрожат, в глазах страх. Беру ружьё за ствол и орудую как дубиной. Одному бац по черепу, приклад в щепки! Готов! Бросаю ненужный ствол. Вспоминаю занятия карате, кричу – киай! – и раскрытую пятерню второму в глаза! Он орёт, бросает автомат, хватается за лицо, кровь через пальцы течёт. Хватаю автомат и прекращаю боль короткими очередями сперва одного, затем другого. Вот так два «калаша» были моим первым боевым трофеем вместе с небольшим арсеналом.
Сижу и вижу въяве описанное, будто находился лично в том маленьком дворике.
- Мой комвзвода выслушал, похвалил за находчивость, мол боец со смекалкой воюет и палкой!
Смотрю на рассказчика и понимаю, ни к каким хитростям прибегать не придётся. Необходимые данные и подробности для задуманной работы о войне на Донбассе узнаю из первых уст. Андрей понемногу входил в роль рассказчика и откровенно, смею судить, делился пережитым, допускаю, некоторых моментов, не касаясь даже вскользь.
- А где он, комвзвода?
- Погиб Славка. Первое ранение получил, подорвавшись на противопехотной мине. Ампутировали две ноги по колено. Всей ротой собирали деньги на протезы, не думали, что он вернётся. Вернулся, говорит, мол, как я без вас?
- Подробности расскажешь гибели Славки?
Андрей нахмурился.
- Правду люди говорят, от судьбы не уйдёшь. Второй раз подорвался на противотанковой мине.
- Она не реагирует на давление человека.
- Ещё как реагирует! Что-то там внутри меняют, говорили сапёры, и готово – что человек наступил, что танк наедет, - конец! Вот Славка и наступил. Бах! – одни протезы от человека и остались. Качество немецкое. Впрочем, как и мины.
Минуты две-три висела выразительная тишина. В заклеенные солнцезащитной плёнкой окна царапались солнечные лучи, обдирая в кровь свои золотые пальцы. Затем в зале прокуковала кукушка в настенных часах, и квартира снова наполнилась узнаваемыми земными звуками. Чайник выдал очередную часть чайной симфонии и Сашка заварил новую порцию чаю. Ветер распахнул форточку. Свежие уличные струи ворвались в узкое маленькое помещение и сизые табачные слои дыма под потолком перемешались и в воздухе образовался подвижный замысловатый орнамент.
- Страшно было хоть раз? – интересуюсь у Андрея.
- А то нет! – хмыкнул он и махнул рукой, - иногда ноги будто в дно окопа врастают, корнями переплетясь с землёй. Нужно вперёд двигаться – сил нет. Переборешь себя и в атаку. Но… - он сделал паузу, - … опасен не сам страх.
- Тогда что?
- Паника. Как только она овладела, тогда пиши пропало. Начинаешь дёргаться, метаться и тебе точно хана. Или под снайпера подставишься, или осколок мины словишь, будь здоров. Погоди, ты журналист?
- Похож? – пытаюсь сохранить нейтральный вид лица.
- Вопросы задаёшь такие…
- Беллетрист, - отвечаю Андрею.
Он с пониманием кивает, улыбка снова тонет в густой бороде, взгляд становится сосредоточенно-цепким.
- Почти одно и то же. Сань, ты знал? – обращается он к брату.
- О чём?
- Что он писатель.
- Ну, да.
- Чо не предупредил?
- Ты не спрашивал.
Прерываю диалог братьев.
- Стоп! Андрей, мы только сейчас познакомились. Так?
Он молча кивает. Саня предусмотрительно молчит.
- Саня не экстрасенс, мысли5 не читает. Не мог он знать о моём приходе. Саня, не молчи!
Саня усмехается и разводит руками.
- Дальше, - продолжаю в том же темпе, - я выведываю какие-то тайны? Нет. Из того, что ты, Андрей, рассказал, ясной картины не сложишь.
- Потеря бдительности, - важно заявляет он.
- Ничего ты не потерял. Тебя огнём жги, клещами слово не вытянешь. Это же чувствуется!
- А из тебя?
Поиграл я лицевыми мышцами и ответил:
- Честно, не знаю, огнём не прижигали. Но… Ты можешь спокойно делиться воспоминаниями без деталей и тем, что посчитаешь нужным.
- Прозорлив!
Саня разливает чай.
- Сахар? Конфеты?
От сладостей отказываюсь. Андрей наливает в чашку практически одну заварку.
- Ты можешь сказать про себя, я храбрый воин?
Андрей наклонил голову к правому плечу и, прищурясь, посмотрел на меня.
