когда вторая четверть последние денёчки отсчитывала, его на перемене неожиданно остановил физрук.
- Вадик, привет! - как всегда бодро поздоровался он, ещё издали Стеблова в толпе заприметив и делово к нему подскочив.
- Здравствуйте, - также бодро и весело ответил ему ученик, настроение у которого было прекрасное. Да и как оно могло быть другим, когда Новый год приближался - самый лучший праздник у детворы, самый из всех долгожданный и на подарки щедрый! А следом за ним - и каникулы.
- Как дела? как учёба? - издалека начал Бойкий свой разговор. - Четверть закончишь нормально?
Вадик замялся, нахмурился, голову опустил. Настроение его немного подпортилось от такого вопроса.
-…Нормально, - нехотя, сквозь зубы ответил он через паузу, не глядя уже на учителя, не желая тому на бегу объяснять, что с учёбою у него были большие проблемы.
- Ну и хорошо, и славненько! - быстро подытожил Бойкий своё вступление, делая вид, что ничего не знает про то, как любимец его в последнее время учится и как жалуются на него учителя. - Каникулы скоро: что на них делать собираешься?
-…Да ничего, - выпрямившись, пожал плечами Стеблов, признательно на учителя посмотрев. - Отдыхать буду.
- Молодец! - похвалил Бойкий весело. - А ваши, я слышал, на область едут? на отбор?
Он имел ввиду лыжную секцию Вадика; он знал, что сразу после Нового года лыжная сборная города во главе с Моховым должна была уезжать на областные отборочные соревнования, где ежегодно формировалась уже сборная лучших лыжников области для участия в традиционных республиканских соревнованиях школьников в Сыктывкаре - про то и спрашивал ученика. Знал Бойкий и то, естественно, что Вадик на тот отбор не подходил по возрасту: у него ещё был в запасе целый год. И хотя он и бегал уже на длинных дистанциях и имел в активе второй взрослый разряд, - оба тренера вполне разумно решили не травмировать до срока его неокрепшую психику соревнованиями такого уровня: дали ему на каникулах отдохнуть.
- Да, едут, - подтвердил Стеблов информацию учителя. - Третьего числа, кажется, уезжают.
- Тебя с собой не берут? - машинально, безо всякого умысла спросил Вячеслав Иванович, чтобы только разговор поддержать; но увидав, как побледнел ученик, расхохотался тут же. - Да не расстраивайся ты! - сказал он, смеясь, по плечу Стеблова с размаха хлопая. - Я просто так спросил - безо всякой цели… Правильно они делают, что не берут: рановато тебе ещё на такие старты выходить - силёнок надо набраться… Меня самого на область, кстати сказать, только в девятом классе взяли. И то, знаешь, как я там оробел?! - ни как стартовал, ни как бежал не помнил! Стыдобища!… Там такие “зубры” собираются! - ужас! Новичка на куски порвут! - места мокрого не останется!… Так что не расстраивайся, не надо: набегаешься ещё, - опять улыбнулся он, - ещё возьмёшь свои призы и медальки… Эстафета вон городская скоро. Смотри, я за тобой одно первое место уже забронировал… А захочешь, можешь на двух этапах опять бежать, как прошлой весною.
Озорно тряхнув повеселевшего ученика за плечи, он потянул его за собой по коридору и вдруг спросил шагов через пять:
- Скажи вот лучше: ты в хоккей играешь?
- В хоккей?! - не сразу понял Вадик вопрос физрука. - В хоккей играю. А что?
В хоккей он действительно играл: и в детстве, когда только пошёл в школу, когда ему клюшку отец купил, и даже теперь, когда все силы уходили у него на лыжи. Но играл, в основном, у себя во дворе - на расчищенной от снега небольшой площадке. И играл там, естественно, без коньков, “на своих двоих” как говорится.
- А коньки у тебя есть? - всё допытывал его Бойкий.
- Есть.
- Катаешься на них нормально?
-…Нормально.
А вот тут уже Вадик врал, не желая лицом в грязь перед любимым с пятого класса учителем падать. Коньки у него дома были - это правда, - но взрослые, очень большого размера. И не хоккейные совсем - с низкими в голенищах ботинками. Их кто-то давным-давно одолжил отцу, а взять назад позабыл. Или же постеснялся. И они с тех пор висели у Стебловых в сарае на гвоздике.
Когда коньки эти только появились в доме (тоже, помнится, под Новый год), Вадик учился в третьем классе. Нога тогда у него была ещё совсем маленькая, болталась в ботинке как кусок мыла в тазу. А прокатиться на коньках ой-как хотелось! - тем более, что они были у него первые. Но как это было сделать? как коньки приручить?
Выход тогда подсказал отец, который, задумавшись на секунду и проявив смекалку, лихо запихнул в ботинки валенки сына, после чего накрепко ботинки зашнуровал и даже для надёжности обмотал изоляцией. И получились, в итоге, приличные по всем статьям коньки - не хуже твоих “канадок”… И размер стал в точности подходить, и нога сидела уже как влитая. И гонял тогда Вадик целыми днями без отдыха на отцовских модернизированных коньках - на зависть товарищам-одногодкам, что катались всего лишь на “снегурках” по замёрзшему городскому пруду и постоянно падали. Вадик же не падал совсем: коньки оказались ему удобными и послушными на удивление; простым и лёгким казался и сам ледовый бег…
Но конькобежец рос - и рос быстро; и также быстро росли размеры его ног и валенок. Настал момент, когда они, валенки, уже перестали влезать в коньковые кожаные ботинки, и коньки тогда вынужденно пришлось одевать уже на голую ногу… И вот тут-то они и показали истинный норов свой, сделавшись вдруг неуправляемыми и неудобными страшно, сколько б носков шерстяных на себя отрок Стеблов перед этим ни одевал.
Покатавшись на них, безваленочных, с часок, от души намучавшись и обе ступни намяв до боли, мозоли кровавые посадив на щиколотки и пятки, Вадик далее решил не искушать судьбу, не ломать и не портить ноги. Болезненно морщась и охая, спотыкаясь и падая неоднократно, он воротился тогда к оставленным в раздевалке валенкам, скинул на пол коньки, глубокое облегчение испытывая, и более их с тех пор уже не одел ни разу: так и пылились они потом несколько лет в сарае, никому в их семье не нужные…
Бойкий про это, естественно, ничего не знал, про такие коньковые приключения. Он спросил: можешь? Ученик ответил: могу. Он и обрадовался, и вздохнул с облегчением.
- Ну и отлично! - с удовольствием потирал он руки, идя рядом с Вадиком по коридору. - Значит записываю тебя в школьную команду, которых у нас будет три. Поиграешь на каникулах в хоккей - пока у вас в секции перерыв намечается… Про “Золотую шайбу” слышал, надеюсь? Вот туда тебя и записываю. Коньки у тебя есть, про клюшку не спрашиваю; форма - обычная, спортивная, в какой ты на тренировки ходишь…
51
Таким вот образом Вадик Стеблов совершенно, можно сказать, случайно попал в хоккейную команду школы для участия в городских соревнованиях на призы клуба “Золотая шайба”. И уже второго января он вышел на свою первую в жизни “большую” и ответственную игру, что при огромном стечении зрителей проходила на их городской площади. Грядущий хоккейный турнир и связанные с ним баталии казались ему, чудаку, развлечением лёгким и увлекательным, в точности похожим на те, что ежедневно, с ноября месяца начиная, проходили у них во дворе, в которых он неизменно участвовал, когда свободен был, в которых через раз побеждал с успехом.
«Какая, в сущности, разница как играть: на коньках или без коньков? - легкомысленно думал он после беседы с Бойким, после того как своё согласие тому дал. - Без коньков-то играю, и неплохо вроде. Сыграю и на коньках. Носок надо только побольше надеть, чтобы коньки на ногах не болтались».
А ещё он подумал тогда про секцию, в которой уже столько времени занимался - и не пропал, в толпе слабаков-неудачников не затерялся, про похвалы тренеров вспомнил с гордостью, про удаль раннюю и доску почёта, на которой давно висел. Наивный, он не считал в тот момент, не предполагал даже, что хоккей, в который ему предстояло сыграть, чем-то особенно от лыж отличается, сложнее и тяжелее лыж; не верил, что его несомненные достижения в одном виде спорта не окажут ему услугу добрую и в другом…
Но он глубоко ошибся, упрощая хоккей, проецируя на него закалку лыжную, лыжные навыки и победы. Хоккей - это далеко не лыжи, это - хоккей! - самобытная и самодостаточная игра, контактная и силовая по преимуществу, не терпящая случайных людей, жестоко наказывающая дилетантов. Вадик это почувствовал сразу же, с первых секунд, едва в составе своей пятёрки выкатился тогда на лёд, оказался в хоккейном вареве.
Шум оглушающий, свист с четырёх сторон, истошные крики болельщиков в самые уши, дикие лица и взгляды вокруг, вихрем подле него закружившие, парализовали сознание привыкшего к идеальной лесной тишине и необъятным лесным просторам Вадика, психологически его подавили, будто бульдозером по его нервам прошлись. Он, что называется, “поплыл”, потерялся на незнакомом льду, он в точности был похож на затравленного лесного зверька, насмерть людьми запуганного, которого силой вытащили из норы и выбросили потом на лёд - на шальную потеху зрительскую.
Увидев мелькнувшую перед ним шайбу, он неуклюже бросился за ней вдогонку на болтавшихся на ногах коньках, на него налетел кто-то, толкнул, и он, потеряв равновесие, со всего размаха опрокинулся и шлёпнулся на спину, на землю рухнул мешком - да так неудачно и страшно, что левая рука его, захрустев, переломилась после падения пополам, чудовищно обнажив разорванную изнутри кожу и выскочившие наружу острые обломки желтовато-кровавых костей. Игра для Стеблова закончилась, даже и не начавшись…
Ну а дальше уже были кровь и суета вокруг, носилки и машина “Скорой помощи”, оперативно отвёзшая Вадика в городскую больницу, где ему поздно вечером, под общим наркозом, вправляли на место сломанные в нескольких местах кости, скрепив их для надёжности хромированным металлическим штырём. Потом на очереди были ночь угарная и послеоперационная ломка, которую скрасила сетка с оранжевыми апельсинами на тумбочке, - подарок родительский - и была подвешенная к потолку рука, по плечо упрятанная в гипс, который Вадику предстояло носить долгих полтора месяца.
“Золотая шайба” в тот год проходила уже без него. На полтора месяца отодвигались и лыжи…
52
Из больницы он вышел в середине января, как раз перед самым Крещением. А Крещение в их местах - пик зимы, самая её сила и красота, величественность и гордость. Никогда более не бывает у них - ни в декабре, ни в феврале - таких трескучих, лютых морозов и кристально-прозрачного воздуха, таких пушистых и белых, неправдоподобно-чистых снегов. Чистота и ясность природы в эти святые дни словно подчёркивает и подтверждает величие Божьего праздника.
Не подвела погода и на этот раз. Когда Вадик в сопровождение близких выходил на двор из травматологического отделения - на улице было минус двадцать шесть градусов по Цельсию. И это - нормальная январская температура для Тульского края, среднестатистическая - можно сказать. Пар изо рта гуляющих и прохожих клубился как из трубы, - но холода почти не чувствовалось, потому что было безветренно как в лесу. А ещё было сухо и нестерпимо-ярко вокруг от золотисто-жёлтого солнца и ослепительно-белого снега, что нещадно слезили Стебловым глаза, щуриться и морщиться заставляли, не позволяя им на старшего сына и брата нарадоваться и наглядеться.
Без
