ветра, но не смеющий жаловаться.
И это производило впечатление даже на очерствелых отступников. Даже на Вильгельма-дельца это производило впечатление! А что говорить о более ранимых и более наивных соратниках? Они пришли искать новую битву, и нашли её, обрели святость идеи – будущее! Услышали то, что так желали услышать.
А что говорить о совсем нежных, начинающих только раскрываться миру существах? Елена С. была очень юна, её не брали ещё ни в одну вылазку – она помогала раненым или готовила на кухне, но сейчас призывали всех, и Елена С. была здесь. Она слышала Ронове и видела его. Он же, производящий всегда особенное впечатление на женщин, вечный любимец, был сейчас немного другим – изменившийся, отрешённый, горестный…
Что больше взыграло в Елене С.? молодость и желание полюбить? Неожиданная встреча с героем? Или желание спасти его, толком непонятно от чего, но лишь бы вывести из тьмы мыслей?
На этот вопрос не стоит отвечать. Елене С. ответ всё равно ничего не даст, а другому, кто даже заметил бы её состояние, это ничего не даст. Ну влюбилась невзрачная девчонка во всеобщего любимца. Ну и что? старая история, известная!
Это понимают все, но Елене С., глядящей сейчас на Ронове, кажется, что зарождающееся в ней чувство уникально, что никто и никогда не испытывал такого, и что она одна понимает и чувствует настроение Ронове. Даром, что он даже не взглянул на неё – Елена С. оправдала себе и это: он не хочет её смущать!
И снова поднимается Мэлор, он от лица всех приветствует Ронове и Стефанию. Ронове едва-едва кивает, Стефания машет рукой, кричит, что готова бороться, выбирать третий путь: путь борьбы с Цитаделью, но без союза с крестом, ей тоже хлопают, но как-то сдержаннее, что ли?!
Вильгельм наблюдает теперь за ней. Она была нужна, пока Вильгельму казалось. Что Ронове несостоятелен. Но Ронове удивил его. И удивил неожиданно приятно. Надобность в Стефании таяла, нужна была лишь трагедия. Вильгельм замыслил её воплотить в общем-то давно, это бы связало отступников не только общими символами борьбы, но и мести за павшую.
Да, эта Стефания тоже должна была умереть, как и настоящая. Во-первых, так было безопаснее – Вильгельм не верил в то, что люди умеют хранить тайны долго. Во-вторых, правда о подмене могла всплыть и через Абрахама, если тот попадётся отступникам, и через Базира, когда тот встретится Вильгельму. По замыслу дельца, Базир не был так податлив и мягок как Ронове, манипулировать им было бы сложнее, и вполне могло быть так, что Базир просто бы вывел и Ронове, и Вильгельма на чистую воду.
А это означает, что Стефании не должно стать до того, как они выйдут на след Базира. Но при этом она должна уйти ярко. А для этого – нужно ярко её ввинтить в среду отступников. К сожалению, девица с точки зрения техники игры была податливой и покорной, но в ней не чувствовалось души. В ней не было ничего, что вызвало бы жалость к ней – это было открытием! Скорбный образ Ронове, его речь, начавшаяся с признания своей вины, произвела на отступников впечатление куда сильнее!
Нужно было усилить трагедию смерти Стефании. просто так её смерть ничего не дала бы – это Вильгельм, наблюдающий внимательно за лживой актрисой, понимал.
–Мы будем бороться…– вещал Мэлор, – все вместе! Мы призовём всех сомневающихся в кресте вступить в наши ряды!
–Да!
Вильгельм не обращал внимания на эти ликования. Сейчас всем отступникам борьба казалась лёгкой и уже почти решённой, выигранной . Но он знал, что до победы ещё долгий путь, и многое предстоит ещё покорить, но первые шаги – самые сложные, сделаны, а это значит, что можно бороться.
Расходились шумно. Несмотря на предостережения Мэлора, переговаривались возбуждённо, почти не таясь, вспоминали знакомых, что отзывались о кресте дурно, предлагали нанести визит послушникам и внести смуту в ряды послушников Церкви.
–Надо, чтобы было как с Животворящим! – вещал вампир Марек всем, кто только мог его слушать. – Р-раз! И разуверились в нём! Дезертировали!
Ронове слышал эти слова. Может быть, Марек произносил их нарочно громко, чтобы их слышали все, но Ронове держал лицо, зная, что не может уже позволить себе слабости. В это время на глаза ему попалась лже-Стефания, мирно беседующая с какими-то женщинами о чём-то своём. Она не вздрогнула, когда Марек сказал про Животворящий Крест, и это было её ошибкой. Она вышла из образа, забыла, что Стефания…
Стефания бы вздрогнула. Она бы услышала. А эта? Стефании больше нет. осталась лишь оболочка, её образ, который теперь, словно костюм, примерила на себя…
–Неплохо всё вышло, – Вильгельм оказался рядом незаметно, заговорил тихо, чтобы слышал только Ронове. – Поздравляю, хотя, ты и меня напугал в начале.
Ронове не сказал ничего, на его счастье подошёл Мэлор, чтобы пожать руку, долго тряс её Ронове, улыбаясь, но, не слушая речей Мэлора о том, как повезло отступникам, раз такой человек как Ронове присоединился к ним.
Наконец разошлись. Остались лишь немногие, живущие в Ордене на постоянной основе., кто скрываясь, кто, как Елена С. не имея своего дома. Ронове принял эту весть с облегчением:
–Если позволите, я бы отправился к себе. Я очень устал, прошу меня за это извинить.
–Конечно! – восхитился Мэлор, – вам принесут ужин, ступайте!
Ронове, оставшись один в своей комнате, ставшей теперь для него клеткой, сорвал с себя плащ и упал лицом в кровать. Ему хотелось закрыть глаза и никогда уже их не открывать – слишком великое разочарование к самому себе и отвращение владели им.
–Герой дня! – Вильгельм нашёл его и здесь. Хорошо, что хотя бы один. Без этой лживой девки, что пытается изображать из себя другого человека, толком не представляя даже, кого изображает!
–Я устал, – Ронове попытался уклониться от беседы с Вильгельмом, но куда там?! От него не уйдёшь.
–Я не задержу, – пообещал Вильгельм.
Ронове лежал лицом в подушку, но по шелесту одеяний и скрипу мебели понял, что Вильгельм сел. Это было хуже всего – его не прогонишь! Не выставишь за дверь. Но и терпеть его…
А что ещё оставалось? Терпеть. Заслуженно терпеть! И это осознание рывком подняло Ронове с подушки, глаза резануло от света, он заморгал, возвращая зрение в норму.
–Всё прошло блестяще, – сказал Вильгельм. – Мэлор и соратники в восторге от тебя. Чуть меньше они в восторге от Стефании.
–Она никакая не Стефания! – зло заметил Ронове, проигнорировав первую часть фразы.
–Она Стефания, – поправил Вильгельм. – Ты принял это и теперь не увиливай. Её, если интересно, устроили в соседней комнате.
Зачем Вильгельм это сказал? Нравилось ему издеваться над Ронове? Нравилось чувствовать свою власть?! Ронове не знал. Он невольно проследил взглядом за рукой Вильгельма, указавшей в стену, невольно прислушался – тихие шелесты. Его гибель, его совесть, его мука, его ложь… всё это, собравшееся в одном, таком знакомом для Ронове, но ныне чужом образе, было там.
–Не упрямься, – посоветовал Вильгельм. – А если гонит совесть, скажи девочке то, чего не сказал Стефании. Полегчает.
Он говорил это серьёзно или издевался? Ронове перестал понимать. Ненависть и отвращение смешивались в его сознании, налетали как волны на берег друг за другом, и какая-то волна должна была победить.
–Её речь оказалась не такой, как я представлял, – продолжал Вильгельм, наблюдая за метаниями Ронове, но видя в них больше, чем Ронове желал показать. – И я хочу тебя обрадовать тем, что надобность в ней скоро исчезнет.
Это приободрило Ронове. Вдохнуть ему показалось вдруг легко, и он даже взглянул на Вильгельма с надеждой и мольбой: неужели?..
–Да! – подтвердил Вильгельм воодушевлённо, – надобность в ней скоро отпадёт. Мы изобразим её смерть, и тогда весь Орден будет скорбеть по Стефании, так как ты скорбишь.
Разумеется, Вильгельм никогда не говорил никому всей правды. Хотя бы кусочек настоящего он оставлял себе в козырь. И сейчас не было исключения. Ронове услышал, что Стефанию – эту лживую девку, что её изображает, ¬ устранят, изобразят её смерть. Услышал и успокоился.
Стоит ли говорить, что именно на это и надеялся Вильгельм, который не желал, чтобы смерть была недостоверной хоть в чём-нибудь? Да и опасно было оставлять такого значимого свидетеля.
–Когда же? – ответа Ронове ждал с замиранием сердца. Если эта дрянь исчезнет из его жизни, он может тихо скорбеть по Стефании.
–Очень скоро, – Вильгельм уклонился от прямого ответа и, к большому облегчению Ронове, наконец поднялся с места, – ты набирайся сил, друг мой. Тебе скоро выступать вновь, на этот раз ты должен продолжить свою политику… подбери что-нибудь стоящее, только не увлекайся самобичеванием. Это работает всегда, но быстро надоедает.
Ронове растерянно кивнул, и Вильгельм, послав ему сердечный привет, выскользнул за дверь.
Делец собирался навестить лже-Стефанию, но неожиданно столкнулся с Еленой С., стоящей почти у самых дверей Ронове. Это было обстоятельство, которое не укладывалось в уже готовую картину Вильгельма.
–Ты чего здесь? – нарочно грубо спросил он.
–А вы чего? – не испугалась Елена С., она смутилась, это правда, но не испугалась. О Вильгельме она знала то, что ему не доверяют, и что он лицо малозначительное. И тут? Что же делает малозначительное лицо в комнате у героя-Ронове?
Всё это Елена С. могла бы спросить у себя самой и прийти к некоторым выводам, но разум ей застлало чувство, поэтому она всего это у себя не спросила. Позже ей, конечно, придётся сопоставить эти факты, но позже ¬ – это ещё не сейчас, поэтому простим её.
–Я не обязан перед тобой отчитываться, – Вильгельм усмехнулся. – А заглядываться на Ронове, девочка, тебе лучше не стоит. Он для тебя не подходит.
–Откуда вам знать?! – Елена С. очень хотела себя не выдавать. Но она так покраснела, что это было лучшим ответом.
–Знаю, – улыбнулся Вильгельм, мгновенно соображая как действовать. – Он очень любит Стефанию. Не лезь к ним, уважай себя.
Сказав так, Вильгельм направился к лже-Стефании, объяснить ей новую задачу. Он не сомневался, что Елена С., которая осталась стоять за его спиной дура-дурой, сделает необходимое: она передаст его слова, пустит нужный слух. А затем, когда Вильгельм уберёт лже-Стефанию, когда убьёт её, налицо Ордену будет драма: жизнь молодой девушки оборвалась!
И Стефания станет символом того, о чём сказал Ронове. Жаль, конечно, что Абрахам убил настоящую Стефанию. Если было бы можно хотя бы подождать, или уговорить его убить ещё и эту, но нет – такому не объяснишь, да и вообще сложно объяснить кому-либо такую задачу. К тому же Вильгельм привык работать самостоятельно, не полагаясь ни на кого, так как считал количество идиотов вокруг опасно завышенным для раскрытия самых дерзновенных планов и самых фантастических задач.
Где-то за его спиной оставалась Елена С., в груди которой зарождалась ярость и впервые пробуждалась ревность; где-то за дверью был страдающий Ронове, а сам Вильгельм направлялся к лже-Стефании, творить продолжение своего великого дела.
Глава 13.
Базир был счастлив. Нет, вообще он полагал, что счастье – это продукт весьма эфемерный, и только удовлетворение амбиций приведёт его к состоянию, что будет иметь близкое значение к счастью. Но факт был упрямым – он был счастлив. И, что было ещё страннее, ни
