Выигрыш

(*)
Судьба не написана – с этим никто не спорит. Но судьба имеет наметки, потенциал, какие-то предопределения. Например, сын принца Багдамага де Горр – Мелеагант де Горр должен по происхождению своему унаследовать земли своего отца, вопреки желанию самого Багдамага. А вот что с этими землями Мелеагант станет делать, и как он унаследует – это уже зависит от него. Здесь происхождение – наметка Судьбы.
Бывают наметки и от имени. Например, дитя, наречённое Морганой, по образу имени, по твёрдости его не вяжется с обликом хрупкой девы, заточённой в башне дракона. Она скорее олицетворяет имя самого дракона или принцессы, что разозлилась на всё на свете и вступила с этим драконом в сговор.
Или имя «Мерлин». Оно не вяжется с тихим и мирным поваром таверны – и в этом наметка Судьбы. Мерлин это не тот, кто приготовит вам курицу! Это тот, кто сначала будет вмешиваться во все дела подряд, а потом, под усталость и закат буйных лет, начнёт усиленно вмешивать других.
Или вот ещё наметка Судьбы – внешний облик. Возьмём Гвиневру – хрупкая, тонкая, робкая, высокая, светловолосая… она, скорее, по внешнему виду, и будет той принцессой из башни дракона.
Но бывают у Судьбы и промашки, и кризис. Наверное, так и случилось в ту ночь, когда на свет появился Мэтт Марсер. То ли Судьба устала в тот день раздавать наметки, то ли не знала, то ли, будучи женской природы, решила слукавить…
Словом, что вырастет из Мэтта Марсера не знал никто.
Происходил он из обыкновенной семьи. Трудолюбивой, но бедной. Из таких семей вырастают обычно добрые и зашуганные люди или в противовес, бешеные и злобные, уставшие от труда. Имя «Мэтт» не было также определяющим. Такое имя мог носить и крестьянин, и портной, и повар, и плотник, и рыцарь средней руки, и оруженосец рыцаря, словом, любой!
И внешность была без наметки Судьбы. Высокий умный лоб, черты приятные, но без благородства. Тонкие для крестьянского труда, но грубоватые для знати. Короче, Судьба была в ночь рождения Мэтта Марсера не в духе, и сказала младенцу:
–Решай сам!
Мэтт мог стать кем угодно, но сначала он стал вором. Украв пожертвования из часовенки собственной же деревни,  бежал. Так начался его преступный путь. Попал в шайку, специализировался на краже кошельков. Потом понял, что скатывается куда-то не туда, и начал путь по возвращению к свету. Долго блуждал по трактирам, перебиваясь чёрной работой и полузаконными игрищами трактиров, которые не может запретить власть. Затем перешёл на работу в городе, некоторое время увлекался философией, и даже писал подобие статей, за что бывал бит…
Был он и уличным поэтом, и помощником кузнеца, и помощником портного, и самим портным, и торговцев в часовой лавчонке и держателем посудной лавки, и лепщиком пирогов, и рыбаком, и плёл сети, в его жизни было столько смен навыков и профессий, что он, похоже, и сам не помнил что умеет, а что нет. И его жизнь, пожалуй, заслуживает даже неплохой объёмной повести, потому что иной раз Мэтт Марсер за один четверг переделывал столько, сколько иной человек успевал сделать лишь за пару месяцев. Но Мэтт спешил жить, а ещё – найти своё место в жизни. Он был вечным скитальцем с кучей навыков, прорвой знакомых – от приличных, до не то, чтобы очень приличных, а нередко и преступных, и искал себя.
В конце концов, поиски привели его к сану священника. То ли совесть за начало пути, то ли просветление, то ли просто нашлось ему место, но Мэтт был счастлив. Он женился на вдове с детьми и стал тихонько вести службы, а потом и вовсе превратился в придворного священника короля Мелеаганта де Горра.
Мэтт Марсер больше не метался. Он не думал о себе и о своём прошлом как о путях греха или добродетели – в его жизни хватало и того, и другого с избытком. Он думал о себе как о человеке, всего лишь о человеке и жил, пытаясь поступать так. Как казалось ему правильно.
Но мы оставим сегодняшнего Мэтта Марсера в покое – не нам судить его. Мы посмотрим на одну его историю, случившуюся ещё в те дни, когда Мэтт скитался по трактирам и только-только искал себя настоящего.
***
Мэтт Марсер был из числа тех, кто любил игру не за возможный выигрыш, а за сам процесс – напряжение, ловкость, внимательность… но, к несчастью, часто проигрывал. А проигравшего не пускали за стол к игрокам без новых денег или нового заклада. Не все были преданы игре так, как Мэтт, очень для многих игра была возможностью заработать.
Вот и приходилось Мэтту либо наблюдать, либо искать новый заклад.
Нет, ему везло порою. Случайные путники, совсем не мастера трактирных игрищ в карты или бочонки, проигрывали нередко. Мэтт забирал у них много, если успевал первым уговорить путника на игру. Но такие в ту пору и в этом месте были редкостью. В основном посетители трактирчика происходили из числа тех, кто постоянно ошивается в этих трактирах по роду деятельности. И вот с ними у Мэтта была проблема.
Он был молод и не умел ещё мошенничать и блефовать на высшем уровне. Для неопытных путников проходили его номера, для мастеровитых игроков нет. И Мэтт раз за разом оставался без гроша.
Вот и в тот раз Мэтт проигрался. Он хлопал глазами, пока его соперник Бэзил под хохот и смешки товарищей раскладывал на столе перед Мэттом четырёх тузов. Этого быть совершенно не могло, потому что играли классической колодой, и один туз был у Мэтта. Но спорить с Бэзилом было бесполезно. Он заправлял перевозками по Тракту, и у него было много людей. Грубо говоря, от него зависело, проедет ли какой-то груз по Тракту или нет. Если хозяин груза был умным, он платил Бэзилу и груз проезжал. Если хозяин был жаден…что ж, это тоже было выбором.
–Ты, мальчик, если играть не умеешь, не садись! – посоветовал Бэзил. Его товарищи победно заржали, выражая полное согласие с его словами.
Мэтт проглотил и это. Он знал, да и все знали, что Бэзил не играет по-честному даже в виде исключения. Но Мэтту нравилось играть, даже без выигрыша. Он получал удовольствие от напряжения и мысли, а играть впустую никто не соглашался.
–Может, ещё разок? – заканючил Мэтт, зная, что Бэзил очень любят, когда его просят.
–А есть на что? – поинтересовался Бэзил с усмешкой. Но усмешка была осторожная. За всё время, что Бэзил знал Мэтта, он так и не раскусил этого мальца. По подсчётам Бэзила Мэтт только ему проиграл раз восемь или девять, а не выиграл ни разу! И всё равно ведь лез, и лез с азартом.
Мэтт понурил голову. Слова Бэзила попали в точку.
–Найдёшь – приходи, – милостиво разрешил Бэзил и двинулся к своему излюбленному углу трактирчика – пировать по случаю очередной жадности какого-то торговца. Мэтт остался сидеть один, но недолго.
–Добрый вечер! – весёлый, с какой-то очаровательной ноткой вкрадчивости голос вырвал Мэтта из горестных размышлений о том, как бы поскорее заработать на новую игру.
Мэтт поднял голову. Прямо перед ним, застенчиво улыбаясь, стоял высокий мужчина моложавого вида, но с абсолютно седыми волосами. Было в нём одновременно что-то мальчишеское и что-то в лице уже помотанное, измученное. Он был облачён в щегольской, совсем не дорожный красный плащ, и при этом плащ этот, явно дорогой, застёгивал с вопиющей небрежностью. Да и ремень не был затянут, лишь поддерживал пряжку по центру. Весь вид этого незнакомца был сочетанием усталости и мальчишества, (последнее подчёркивалось невозможно яркими голубыми глазами), щегольства и полной неряшливости. От седых чуть взлохмаченных волос, до носков пыльных сапог из дорогой кожи.
–Э…да, добрый, – Мэтт судорожно пытался припомнить этого человека и не мог. Он был явно не местным. Выделялся он в этом трактирчике! И это было не на пользу незнакомцу.
–У вас свободно? – незнакомец не дождался ответа от Мэтта и бодренько, с удобством плюхнулся напротив, лукаво подмигнул обалдевшему Марсеру: – Будем друзьями!
Мэтт не был против друзей. Но тут слегка воспротивился:
–Вы меня с кем-то, наверное, путаете?
–Разве? – удивился незнакомец. – Я вас не знаю, как я могу вас с кем-то путать?
Вопрос поверг Мэтта в новый недолгий ступор. Незнакомец спохватился:
–Ох ты ж…где мои манеры? Меня зовут Дуранте.
И как-то торжественно протянул руку.
–Мэтт Марсер, – представился Мэтт, осторожно пожимая руку своему новому знакомому. Рукопожатие Дуранте было крепким, видимо, под щегольским плащом таилась развитая мускулатура.
–Рад, очень рад! – Дуранте повернулся к трактирной стойке. – Эй! На корабле! Кувшин тёмного эля мне и моему другу. И ещё… на двоих пастушьего пирога. Да не жалейте мяса!
Мэтт испуганно попытался возразить, что ему ничего не нужно, но вовремя спохватился – денег у него не было, а поесть надо было бы.
–Здесь не очень вкусно, – честно попытался предупредить Мэтт.
Дуранте лишь махнул рукой:
–Наплевать на еду. Главное, эль.
Подали быстро. Видимо, трактирщик решил, что незнакомец в таком щегольском плаще богат. Наверное по этой причине и кувшин был подан лучший (Мэтт, перехватывающий здесь работу, знал это наверняка), и в пироге было вдоволь и мяса, и овощей, и сверху таял не маленький, а вполне себе крупный кусочек масла.
–Мечтаю о том, чтобы такие пироги были открытыми, – поделился Дуранте, пододвигая тарелку Мэтту. – Ешь, дружище! Но в самом деле! Кто догадался закрывать начинку ещё одной коркой теста? А? варвары…
И он начал методично отрывать от своего пирога верхнюю корочку.
–Спасибо, – смутился Мэтт, – я сегодня ещё не ел. И не планировал. Пирог будет кстати. Я, к слову, корочку люблю. Она вкусная, особенно с маслом.
–На вкус и цвет, – поморщился Дуранте.  – Бери тогда ещё мою. Но когда у меня будет свой повар, я заставлю его печь пироги без корочки! Пусть выкручивается как хочет.
Мэтт ел. Съев где-то треть пирога, спросил, понимая, что должен проявить вежливость:
–А вы кто, господин Дуранте?
–Я?.. – Дуранте оторвался от своего стакана с элем, внимательно глянул на Мэтта. – Я, пожалуй, охотник.
–Охотник? На медведя или на оленя? – Мэтт мало что знал об охоте, но ему хотелось поддержать разговор с этим странным, но, похоже, добрым незнакомцем.
–А на того кто выйдет! – вдруг весело ответил Дуранте, – я не принципиальный. Дичь у вас есть в этих краях, говорят…знатная дичь.
Он усмехнулся каким-то своим мыслям. И вдруг спросил почти сурово:
–А ты кто?
–Я…– Мэтт хотел, было, что-нибудь соврать, но потупился. – Да, пожалуй, никто. Ничего полностью не умею, и до сих пор не знаю, кем буду, когда вырасту.
–И проблемы с деньгами? – догадался участливый Дуранте.
–Проигрываю.
–Нехорошо! – Дуранте помрачнел. – Игры – это, скажу тебе, грех. А я мало что называю грехом.
–Я не ради денег играю. Ради самой игры. Только не выигрываю! – Мэтт был молод. Участие такого странного человека в его пропащей, кажется, жизни, открыло в его душе какую-то дверь. В следующие же минуты он, сам по себе скрытный, рассказал как на духу едва знакомому Дуранте всё как есть и про себя, и про то, что он был вором, и про Бэзила с его четырьмя тузами…
Дуранте слушал и не перебивал. Слушал внимательно, а затем спросил:
–Стало быть, никогда не выигрываешь?
–Редко.
Помолчали. Мэтт жалел, что так разоткровенничался. Ему хотелось перевести разговор на другую тему, и он сказал достаточно грубо:
–Вы зря так оделись, господин. Вас прирежут…выглядите