Стефании, Абрахама и Базира, в том числе и меня, – Вильгельм усмехнулся, заметив испуг Ронове, – я ещё раз призову к терпению, прежде, чем ты выкинешь здесь что-то неподобающее!
Хорошо, что предупредил. Ронове уже порывался вскочить, но услышав такое предостережение, разумно остался сидеть – в конце концов, рассказ Вильгельма, в самом деле занятный, ещё не был кончен.
–Того же желает и Цитадель, – продолжил Вильгельм. – Они встали на третий путь, но они предположили, что явились на нём первыми. А это не так. Давно уже были те, кто желает сражаться с Цитаделью, но не одобряет методов Церкви. Просто эти отступники держались теней, а Стефания, Базир и Абрахам превратились в героев, прошли со скандалом. Их ищут в Цитадели, их ищут в Церкви, и ищет их оплот отступников.
–И все заплатили тебе? – предположил Ронове с отвращением.
–Да, – Вильгельм даже не стал отрицать. – И я со всеми согласился. Но потом я понял, что не буду покупаться за дорого, и продамся наконец, за идею. Я взял деньги, чтобы сделать больше денег. То, что дали Церкви и Цитадель я пущу в оборот вместе со своими средствами, чтобы подняться ещё выше.
–Я не понимаю.
–Я не удивлён! – заверил Вильгельм. – Оплоту Сопротивления и Борьбы нужны живые знамёна, символы. А ещё нужно вооружение, чтобы наконец низвергнуть и Цитадель, и Церковь. Церковь уже не та, она прогнила, погрязла в сговорах и изменах, ты сам знаешь это. Я же готов дать новую сторону в борьбе. Я поставлю во главе сопротивления Абрахама, Стефанию и Базира, они станут символами борьбы с Рене и смурным церковным духом. И война станет ещё громче. Ещё звучнее…
–Зачем? – спросил Ронове.
–Деньги, – ответил Вильгельм. – Чем громаднее война, тем больше у меня денег. Появление третьей силы, что презирает первую и сражается со второй – это шанс подняться в деньгах и во власти и навести, наконец, порядок.
«Сумасшедший!» – понял Ронове. Слова были страшными и странными, совсем чужие, они не могли разбудить в Ронове сочувствия и найти в нём понимания.
–Я вам зачем? – Ронове не отпускал этот вопрос.
–Ты в хороших отношениях со Стефанией и Базиром, – Вильгельм взял деловой тон.
–Так ты им не друг! – Ронове, наконец, догадался.
–Я им не друг, – подтвердил Вильгельм, – но я им не враг. Я им самый лучший союзник из возможных. Я излагал им свои взгляды на мир, обещал им помощь, они частично заинтересовались, но…
–Частично?
–Да, Стефания точно. Она умная девушка.
–Абрахам считает её дурой, – вдруг вспомнил Ронове и не сдержал улыбки.
–Абрахам всех считает дураками. Он фанатик. И мне такой не особенно нужен. Его не любят, и работать с ним трудно. Если он не встанет в ряд живых знамён моего сопротивления, я переживу, – отозвался Вильгельм, – но Стефания и Базир…воплощения людей, которые сами поняли гибельности Церкви и не отказались от идеи воевать за людей! Они герои!
–И они не здесь?
–Пока нет, – Вильгельм не смутился от заметной издёвки Ронове, – но будут. Скоро будут холода, куда им деться? За ними охота, а здесь я дам им всё.
–А я?..– напомнил Ронове. Он понимал, что его хотят использовать в очередной раз, но пока не понимал как именно.
–А ты здесь как предварительное знамя. Знамя с маленькой буквы, если хочешь. Ты пошёл с ними, но отказался от них. Теперь ты отвернулся от Рене и тебя тоже хотят убить!
Вильгельм говорил всё это радостно. Ронове же помрачнел. Он ожидал, что здесь ему уготована тоже какая-то. Пусть не самая великая, но всё-таки значимая роль, а оказалось, что Вильгельм назвал его «предварительным знаменем», пока, очевидно, не согласится Стефания?!
Вильгельм угадал его мысли:
–Когда они согласятся. Ты останешься при своём. Но Стефания, натравленная на меня Абрахамом, сомневается. А раз так – сомневается и Базир. Абрахам же не от мира сего, он, что называется, не ловит мышей, и не понимает, что личную неприязнь можно преодолеть для достижения глобальной цели. Он не готов к сотрудничеству, и из-за этого мы остаёмся там, где мы есть.
–Поэтому я здесь? – тихо спросил Ронове.
–В общем…да, – согласился Вильгельм. – Поэтому ты здесь. Нужно сдвинуть дело с мёртвой точки. Твоя недавняя близость к Стефании и Базиру сподвигнет их на то, чтобы поверить мне и сделать правильный выбор. А пока этого не произошло, я сделаю тебя героем в глазах сопротивления. Тебя уже назвали господином – слышал? Они думают, что ты отступил от Рене идейно!
Вильгельм не выдержал, расхохотался. Ронове угрюмо смотрел на него. Отсмеявшись. Вильгельм продолжил:
–Не обижайся, но я знаю, что ты не герой, и отступил от Рене только для спасения своей шкуры. Я знаю это. Они этого не знают. И я предлагаю тебе воспользоваться этим их незнанием.
–Трусость здесь не причём! – резко возразил Ронове. – Я заблуждался, вот и всё!
–Заблуждался или хотел заблуждаться из трусости – вопрос десятый! – Вильгельм великодушно отмахнулся, – важен факт! Сухой упрямый факт же в том, что тебя ищут, податься тебе некуда. И если ты умный человек, Ронове, ты согласишься с тем, чтобы остаться здесь – в штабе сопротивления. Здесь бедновато, но безопасно – за это отвечаю честью.
–Честью дельца!
–Дельца-подлеца, – подтвердил Вильгельм, – но это репутация, выработанная десятилетиями. Я не рискну ею и деньгами. Так что, Ронове?! Ты умный человек?
Ронове знал, что в словах Вильгельма есть опасность, понимал прекрасно, что это не самый честный человек и, возможно, тот, кто предаст его при первом же случае. Но в словах его звучала также и правда, и шанс, и надежда…
–Есть только одно, – заметил Ронове с горечью, боясь, что расписывается в собственной несостоятельности и сам у себя отнимает шанс на спасение и поддержку.
–Что? – Вильгельм не терпел промедлений. Он распинался перед Ронове уже долго, и не понимал, почему тот ещё не согласился на такое блестящее предложение.
–Одно опасение, – признался Ронове, не решаясь взглянуть в лицо потенциального благодетеля. – Я думаю, что Стефания, ровно как Базир и уж тем более Абрахам…короче. Вряд ли они будут мне рады.
Он сказал это с отчаянием, с неприкрытым, с горестным отчаянием, в котором было не только сожаление о возможной утрате добродетели Вильгельма, но и скорбь о себе самом.
Учуяв это, Вильгельм решил не давить и сказать мягче, чем планировал:
–Стефания и Базир люди. Они мягкие, просто запутавшиеся и запуганные. Абрахам не простит, это я могу обещать, но эти двое…к тому же, как говорят. Вы были со Стефанией любовниками?
–Не были! – сколько ещё надо было это слышать в свою сторону? Конечно, все видели, что Ронове флиртует с нею, что она и не отпирается, но почему же это так больно слышать Ронове?
–Но она нравилась тебе? – уточнил Вильгельм. – Ведь так?
Ронове промолчал. Он сам не знал. Сначала он подбирался к Абрахаму через нее, потом… потом было всякое.
–А она была в тебя влюблена? – продолжал допытываться Вильгельм.
Ронове кивнул. В этом можно было не сомневаться. Любимец Животворящей Церкви не мог оставить сердце Стефании холодным, особенно когда вдруг проявил к ней столько внимания и сердечности, когда демонстрировал ей свою поддержку. Да, она была влюблена, без всяких сомнений.
–Тогда она точно тебя выслушает, – успокоил Вильгельм и ободряюще улыбнулся. – Не думаю, что у неё было много влюблённостей, скорее всего ты первый, а такое не проходит впустую. Если же послушает Стефания, хотя бы выслушает уже то, что ей понравилось от меня, выслушает, и, может быть прислушается и Базир.
–А Абрахам? – Ронове, сам того не зная, задал правильный вопрос.
–Его беру на себя, – пообещал Вильгельм слишком легко, чем сподвиг Ронове на ещё одну предосторожность:
–Если я… то есть, когда я… – он не мог решиться. Он был никем, снова был никем, и не мог ни указывать, ни твердить, ни качать права. Но что-то же мог предпринять? И он попытался:
–Если я всё сделаю, пообещай мне их не предавать и не обманывать! Пообещай, что сохранишь им жизнь?
Есть множество способов обойти клятву. Достаточно слегка уверить самого себя в том, что ты делаешь не это. А что-то с близким смыслом, но названное другим словом. Например, ты даёшь клятву в том, чтобы не предавать кого-то и не обманывать, а сам знаешь, что не сдержишь её. Но клятву дать надо. И поскольку про существование рая и ада наверняка сказать нельзя, то клятву нарушить нужно аккуратно, например, заставить кого-то к тому предательству и обману, от которого сам зарёкся. Или сказать не всю правду до конца, руководствуясь принципом «сами не спросили, значит, сами виноваты!»
Тогда архангелы и ангелы могут скрежетать зубами от ярости и бессилия: ты грешен, но юридически ты чист. Тебе нечего предъявить, ты не солгал, ты просто не сказал или сказал не так, а солгать – сказать заведомо неверное, промолчать сюда не входит.
Вильгельм всё это прекрасно знал. Знал это и Ронове, но это было его единственной возможностью как-то обезопасить Стефанию и Базира, и тогда он потребовал клятву от Вильгельма.
–Крест и пламя! – вздохнул Вильгельм. Но протянул руку к Ронове ладонью вверх, – клянусь светом и тьмой, магией Цитадели, Крестом Церкви и Золотом людей, что не собираюсь причинять вреда или предавать Стефанию и Базира. Также обещаю сохранить им жизнь, если это будет зависеть от меня.
Ронове кивнул – это всё, чего он мог требовать. Вильгельм и без того оказался слишком великодушен и позволил ему этот каприз.
–Договорились! – возликовал Вильгельм и поднялся из-за стола, – набирайся сил, мой соратник, мой друг. Немного позже я представлю тебя сопротивлению, и ты должен сказать им вдохновляющую речь.
–Речь?! – Ронове пришёл в настоящий ужас. Оратором он не был отродясь.
–Что-нибудь простое, – успокоил его Вильгельм, – о завравшейся Церкви, о Рене, который хочет тебя убить, о том, что ты готов бороться с Цитаделью, но не в лоне Церкви…
Лицо Ронове выражало такое смятение и ужас, что Вильгельм вздохнул, как показалось Ронове с огорчением:
–Совсем простое. Расскажи правду. Словом, выполняй задачу, отрабатывай своё право на помилование и жизнь! И ещё…
Вильгельм щёлкнул пальцами, и дверь распахнулась без всякой возни в скважине, на пороге возникла Карма.
–Господин Вильгельм? – с готовностью она ждала его распоряжений.
–Его надо обрядить во что-то подобающее! – Вильгельм указал на Ронове так, словно самого Ронове здесь не было, – и привести его лицо в порядок.
–В плащ? – живо спросила Карма, бросая игривый взгляд на Ронове, который он, впрочем, уже не замечал, ощущая неприятный лишь холодок от всей активности, порождённой Вильгельмом.
–В походный костюм, – легко решил Вильгельм, – в добротный, но так, чтобы казалось, что он провёл долгие дни в дороге.
–Поняла! – пискнула Карма.
Ронове попытался вмешаться:
–Мой костюм в дороге провёл столько же, сколько и я!
Вильгельм взглянул на него невнимательно, с раздражением. Так смотрят на назойливую муху, что своим жужжанием отвлекает от какой-то важной мысли:
–Да, друг мой, но он не продаст образа.
–Продаст? – испугался Ронове.
–Я беру тебя, чтобы продать образ! – напомнил Вильгельм. – Мы же договорились! Карма, ты поняла? И обувь…дьявол в деталях!
–Поняла, господин. Насчёт костюма…бархат, шелк? Или кожа и лён?
Карма взяла деловой тон очень быстро, похоже,
