Кстати, это общее место английских писателей. Для этого замечания достаточно вспомнить современника и соотечественника Конан Дойла – Роберта Льюиса Стивенсона как автора повести «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Что уж говорить о Чарльзе Диккенсе и о его неоконченном романе Чарльза Диккенса «Тайна Эдвина Друда», в котором Эдвину Друду противостоит его alter ego в лице дяди – Джона Джаспера.
Другим примером литературного интеллектуала является уже не сыщик, а сумасшедший ученый. который ищет новое знание – знание уже не фактов, но природы, закона вещей. То есть ученый, как и детектив, работает с ф-актами (осматривает место происшествия, случая, события и опрашивает, расспрашивает свидетелей, не ограничиваясь отобъяснением происшествия случайным совпадением обстоятельств), которые свидетельствуют о явлении природы (в случае детектива о преступлении) и находит между ними связь. Последняя служит не в качестве указки, индуктивной наводки на настоящего преступника, но в качестве дешифратора шифра природы, ее тайны или закона. Открытие закона – цель ученого. Это разумная цель. «Безумным» является не его применение, но то, что такое открытие не останавливает ученого, но, напротив, его стимулирует, разжигает еще больший познавательный аппетит.
Настоящий ученый занимается наукой не ради себя, но ради науки; для него знание важно само по себе, а не по тому, что из него можно извлечь с пользой для себя и для других, как полагают обыватели, эти бытовые люди, которые ценят только то, что может пригодиться в хозяйстве. Поэтому ученые выглядят в их глазах сумасшедшими. Таким же сумасшедшим порой представляется студентам их профессор, который, как древний мудрец Фалес, заглядевшись на звезды, узнал о том, что случается в небе, но не заметил ямы под ногой, в которую по неосторожности угодил, не увидел того, что творится у него под носом в учебной аудитории или дома. Взять того же «великого географа» Паганеля как члена-корреспондента многих научных обществ из авантюрного сочинения Жюля Верна «Дети капитана Гранта».
Однако интеллектуальный персонаж не то же самое, что философский персонаж. Если в беллетристике ученый информирует своим рассуждением любознательного читателя, то философ думает, наводя читателя на собственные размышления. Он побуждает задумчивого читателя «включить свои мозги» не для нахождения искомого ответа, а для того, чтобы самого себя поставить под так называемый «проклятый вопрос», озадачив себя, обнаружить собственную экзистенцию (само-сознательное существование). В этом (философском) смысле философом является не столько Иван Карамазов, сколько Гамлет, принц Датский.
Если Иван Карамазов выбирает бога, исключая его мир, то Гамлет задается вопросом «быть или не быть», который необходимо переформулировать, чтобы осмыслить и понять, в вопрос «действовать или созерцать». Лишь в последнем случае можно быть философом. Но заниматься созерцанием, когда следует действовать, становится преступлением для обывателя, каковым является массовый читатель, который читает для развлечения. Обыкновенно он работает, а созерцает, когда развлекается. Философ же работает, когда развлекается. Для него работа и есть созерцание.
Философия помогает разобраться в смысле жизни, если это живая, естественная философия, а не сделанная на коленке на всякий случай. Сама жизнь подсказывает нам свой смысл. Например, она может помочь понять Александра Сергеевича, который писал, что «на свете счастья нет, но есть покой и воля». Нам покойно и мы свободны тогда, когда любовь не убивает наше желание большего, чем у нас есть. Вот у нас нечто есть, а мы стремимся к чему-то большему, чем есть, и поэтому становимся несчастными. Такова жизнь и она убивает любовь. Нас делает счастливыми любовь. Она есть, пока мы верим в нее и надеемся на нее. В этом смысле люди говорят, что бог есть любовь. В такого бога и можно верить. Чего же больше? Но человеку мало. Вот почему он теряет любовь и становится несчастным.
Теперь понятно, любезный читатель, почему лучшее враг хорошего, почему прогресс портит человека? Кто в этом виноват? Разумеется, сам человек. Ему лучше, но он несчастен. Вот почему говорят, что «богатые тоже плачут». Люди теперь живут лучше своих предков, но стали ли они от этого лучше? Конечно, нет. Не в прогрессе счастье. Естественно, оно и не в регрессе. Оно не об этом, не о том, что лучше. Конечно, лучше быть богатым и здоровым, а не бедным и больным. Но причем тут счастье? Это не имеет отношения к тому, чтобы быть человеком. Между тем люди как раз к этому богатству и здоровью стремятся, будучи бедными и больными. Бедными чем? Бытием как рожденные из ничего. И в самом деле как можно быть рожденными из чего-то, если рожденных прежде не было? И как можно быть здоровыми тем, кто больны желаниями?
Тогда какой можно сделать вывод? Не желай того, чем не являешься. Ты ведь не есть богатство, здоровье и прочее. Так не стремись к тому, чем не являешься. Стремись к тому, кем являешься, - являешься человеком. Вот в чем смысл вопроса принца Датского о том быть ему или не быть? Быть кем: мстителем или человеком, которому важно остаться человеком и отпустить на волю свою мнительность, не быть связанным ею. Не следует ни смиряться под ударами судьбы, ни оказывать им сопротивление. Следует идти навстречу своей судьбе. Зачем сопротивляться, отвечать на провокации? Нужно заниматься творчеством, создавать, а не разрушать, не простукивать ценности молоточком зависти, желанием того, что можно сделать лучше. Если делать, то делать по-своему, не обращая внимания на то, что кому-то это может не понравиться. Не «лучше», а «хорошо» должно стать принципом жизни. Хорошо и довольно, достаточно. Ну, сколько можно? Но нет, человек никак не может успокоиться и остановиться на достигнутом уровне. Он желает сделать лучше того, что есть. И в результате портит то, что есть, и остается с ничем как рожденный из ничего. Вот почему человек никогда не будет счастлив, никогда не станет совершенным, вечным.
Нельзя быть всем. Можно быть только самим собой при условии, если у тебя есть сознание, есть самосознание. Есть сознание чего? Своей незаконченности. Так закончи себя. Но так как у человека есть желания, есть еще время для их реализации, для актуализации своих возможностей, он чувствует себя неудовлетворенным, несчастным. Не будь у него этих возможностей, не будь он сам сплошная возможность, то и успокоился бы он, стал свободным. Так же, желая, он может только желать быть, но не быть. Трудно в жизни успокоиться и обрести свободу. Вот и остается человеку искать и то, и это в смерти, в которой, кроме нее, ничего нет. Да, и сама она есть ничто из того, что есть. Поэтому человек в жизни есть то, чего нет, а в смерти есть то, что есть ничто. Он ничтожен. Но это ничтожество заставляет его быть тем, чем он не является. Он ищет себя во всем, но ни в чем себя не находит, как только в самом себе. И делает это для себя. В себе и для себя. Бог находится в себе и для себя. Он блажен. Мы же не находим себя в себе, ибо ищем себя в ином, так созданы из ничего, из чего-то другого, чем есть. Бог в этом не виноват. В этом виноваты мы сами или, вообще, никто не виноват. Это судьба. Но мы и это не можем принять – принять то, что «будь так, как будет». Мы хотим другого, лучшего. Однако следует отдаться на волю волн сознания, мысли. Быть полным, полноценным, совершенным, хотя бы в мысли.
Вот что человек находит в философии. Философия его утешает, ибо философом может быть только человек. Аристотель не прав в том, что полагает бога философом. Никакой он не философ. Бог есть бог. Ему другого не надо. Это человеку надо другое. Ему себя мало. И это понятно, ведь он не есть все. При этом все не есть бог. Человек есть не все, но только он сам. Быть самим ему трудно. Легче делать вид быть всем. Быть самим собой и при этом быть всем – доступно только богу. Человек есть образ и подобие бога лишь в чем? В Я. У него есть образ Я. Это душа как образ духа. Человек уподобляется богу в творчестве, в актуализации того, что есть он как возможность быть. Он может быть богом, но им никогда не станет, если бог того не пожелает. Чего желает бог, знает только бог. Человек не знает, но думает, что знает. Если не думает, то верит и надеется на любовь бога.
Быть философом – это скандал, это преступление для здравомыслящего, благоразумного человека. Следует делом заниматься, а не ясно мыслить, прояснять смысл слов. Необходимо жить по правилам демократии, а не по понятиям тотального мышления. Хороша философия, но лучше идеология. Она в законе. Философия же исключительна. Ее следует исключить. Но нельзя человека заставить не думать. Просто не будет человека. Поэтому следует подменить философию идеологией. Сделать так, чтобы не он думал, а думал сам организм, мозги или сеть коммуникации, то же самое, что общество. Ау, где я, где все? Уже нигде, нет никого, с кем можно было бы поговорить, кому понять тебя. Есть социальная сеть коммуникации. Но у нее нет сознания. Зачем оно? Это сон как бессознательное и безопасное погружение в смерть.
Глава шестая. Парадоксы времени
Говорят, что мы живем в линейном времени. Это время истории или хронологии, направленной необратимо из прошлого в будущее таким образом, что прошлое необратимо. Таким историческим путем событие сбывается и становится неповторимым.
Правда, альтернативщики замечают, что есть еще и нелинейное время. Это какое? Можно подумать, что сама история заставляет задуматься над своей неповторимостью. Если в истории есть неповторимость, то в ней ничего не повторяется. Но тогда в ней нет законов развития. Если же повторяется, то время идет по кругу, является циклическим. Если есть линейное, прямое и круговое, кривое время, то есть и их соединение в виде спиралевидного времени. Все возвращается на круги своя, но уже на другом, более высоком уровне. Все это продольное время.
Таким образом, есть, как минимум, два измерения времени: по горизонту, при условии того, что время идет вперед и отодвигает горизонт развития, и по вертикали, если речь идет о повышении уровня.
Возможно ли параллельное и поперечное, перпендикулярное время? Параллельно текут такие времена, которые не следуют друг с другом и не составляют единую последовательность событий. Они не диахронны, а синхронны, одновременны.
Поперечным же или перпендикулярным временем может быть такое время, в котором события и не последовательны (имманентны) и не параллельны (трансцендентны) друг другу, а трансцендентальны или пограничны друг для друга, представляя горизонт событий. Они не столько противоположны друг другу, сколько противоречивы. Так, например, противоположны время и вечность. Если во времени события
