Огляделся.
Женщин здесь не было, не женское это дело смотреть в воды Босфора поздним вечером. О, сколько здесь костей наложниц покоятся на дне, не угодивших султану. Я печально смотрел вниз, на волны, вспоминая тех прекрасных женщин, которые проиграли в битве за сердце султана. Легкая, печальная свирель, разлитая в воздухе, позвала меня в дворец Топкапы. Я не собирался, правда, не собирался. Я думаю, это последнее место, которое светлые избрали бы для битвы, просто потому что всегда любили и уважали историю любого города, любой страны, любого народа. Это темные с радостью всегда разрушают вековое наследие, им в счастье, когда разрушаются памятные места и святыни. Светлые же сохраняют все это из последних сил, берегут, как могут. Нет, там Битвы быть не могло. И все же, все же, что-то упорно звало меня туда. Я вернулся пешком в центр – не мог себе отказать в возможности глазеть на уличных торговцев, витрины рыбных ресторанчиков и звенящие трамваи. Взял пакетик горячих каштанов, съел его почти мгновенно. Я настолько привык ко вкусу каштанов, что внезапно понял, что буду потом в Москве скучать по нему. Огромные чайки летали над моей головой, как птеродактили, и я уже почти не обращал на них внимания: сожрут, так сожрут. Я шел достаточно быстро, и все же мой нос успевал ухватить запах специй, выпечки, вкуснейшего табака и черного, как глаза Шахерезады, кофе. Всякая лавчонка имела своего зазывалу, всякий зазывала отрабатывал свою зарплату во всю, всеми способами заманивая туристов вовнутрь. Я, стреляный воробей, и то пару раз чуть не попался. Не глазей по сторонам, не разевай рот, ведь улица в Стамбуле – это и есть рынок, и если ты беспечно шагаешь по ней, знай, ты уже на крючке у продавца, а у восточного продавца никто еще без покупки не уходил. Раскрывайте ваши кошельки, готовьте ваши денежки! Вас ждет куркума, изюм, лампы Алладина из разноцветого стекла, бусы, сережки - какие хотите, дамы, берите; золото, каменья, платки, верблюжья шерсть: все, что угодно в Стамбуле есть! Я шел, а вокруг меня играл красками жизненный «Ахалай – Махалай». Улыбка не сходила с моего лица, такое ощущение, что я был дома. Пришел ко Дворцу Топкапы уже достаточно взмокший, отстоял очередь за билетами в толпе странно раздраженных и нервничающих туристов. Почему человек даже в отпуске не может расслабиться? Все гонится куда-то, все боится, что не успеет. Ох уж эти европейцы и американцы – всякая минута на счету, и все равно смерть застает их врасплох. Я вошел во вторые врата Топкапы, которые были не менее величественны, чем первые. Роскошь отделок помещений, золото сур Корана, мелкая разрисованная вручную плитка, камни, которые помнили великих правителей Константинополя– все это поражало меня, как не могло не поразить любого туриста. Все-таки, турецкие власти сделали очень правильно, что начали вкладывать деньги в реставрацию. Это вековое наследие, которое должны видеть все. Что же привело меня сюда? Что я должен понять здесь? Что найти?
19 глава
Я чувствовал сгустки энергии, они вели к гарему. Место страданий, пыток, отравлений, несчастной судьбы наложниц. И - раз в несколько веков волшебной великой настоящей любви и огромного счастья. Пути энергетических хвостов заманивали меня в гарем, неизвестная мне сила толкала в плечи. Помолился, чтобы удостовериться, что это не очередная ловушка темных. Нет, наваждение не исчезло – меня явно ждали в гареме. Ок, я всего лишь орудие неба, надо, так надо. Я проверил во всех карманах артефакты и зачем то просканировал электрические воротца, куда прикладывал билет. Не было ничего подозрительного. А вот входные ворота в гарем были просто наэлектризованы энергией. Девушки, попадавшие сюда, знали, что больше никогда не увидят ни родных, ни близких, ни возлюбленных. Теперь их ожидало только два пути – на ложе Султана или смерть в туго связанном мешке со змеями на дне Босфора. Небогатый выбор. Каждая из этих девушек, входя в ворота, делала последний вдох Свободы. Последний воздух свободы наполнял ее легкие, больше она никогда не сможет вдохнуть его. Страшные судьбы наложниц оставили энергетический отпечаток на стенах гарема. Я зачем то спустился по узкой каменистой лестнице вниз, посмотрел, как жили евнухи. Нет, не тут. Много энергии страдания, какие- то мужские фантазии тех несчастных, кому уже семейное счастье не грозило. Тяжело, должно быть, было ежедневно смотреть на прелести наложниц, самых красивых женщин, собранных со всех уголков мира, зная, что ты наказан судьбой. Я продвигался вперед по коридору, считывая энергию. Очень много ее было в хаммаме. Султаны и их наложницы мылись здесь, решетка защищала от нападений врагов. Как ни странно, энергия почище, чем в казематах для евнухов и наложниц. Должно быть, мылся султан и те, кому он благоволил. Прошел дальше через красивые залы. Роскошь не могла обмануть меня – тянулись серыми нитями следы убийств, самоубийств. Отравления, утопления в Босфоре, отсечения головы-все разновидности. О чем молились наложницы в маленькой мечети гарема? К каким святым взывали, заламывая руки, глядя в узкий квадрат неба внутреннего дворика? Не всем еще и дозволялось в этом дворике гулять, это надо было заслужить…Я шел по Золотому пути, ведущему к опочивальням султана, выложенного слезами и молитвами наложниц. Я искал и не мог найти след, сигнал, причину, заманившую меня сюда. Я возвращался путем, где готовили еду для султана и где находилась кухня. Ничего примечательного я не нашел. Я шел, погруженный в свои невеселые думки, как вдруг почувствовал дуновение ветра на своей правой щеке, как если бы юная девушка заговорила со мной, и я бы почувствовал ее свежее дыхание. Мое тело странно отозвалось на это: как будто в сердце расцвел розовый лотос, мгновенно и бесповоротно. Я помассировал рукой левую сторону грудной клетки – наваждение не исчезло. Там было тепло, тепло разливалось от этого лотоса. Кто я такой, чтобы изменять ход истории? Я был покорен Богу, и не роптал. Я пошел вперед за этим дуновением свежего ветерка, который вывел меня из гарема и провел во внутренний двор, и дальше, минуя ворота, к фонтанам. Во внутреннем дворе все еще цвели красные розы, и я, не удержавшись, вдохнул их аромат, как почувствовал тут же весьма чувствительный толчок в плечо, мол, не задерживайся! Сопровождающий меня дух гарема был суров. Я поторопился и спустился за моим ветерком вниз, к Босфору. Тут усердно работали несколько недешевых ресторанчиков, официанты что-то кричали поварам, гости активно пили кофе и вино, играла громкая попсовая музыка, стелился дым от айкосов и сигарет. Я почти физически почувствовал, как мой ветерок поморщился. Мы: я и то, что меня уверенно вело вперед, спустились еще ниже, почти к самой кромке воды, зашли за какие-то экзотические, шарообразно подстриженные невысокие деревья, и наконец-то, остались одни у фонтана. Я огляделся вокруг с видом: «Ну? И зачем вы меня сюда привели?». По обеим сторонам от фонтана стояли скульптуры львов. «Присядь, как будто разглядываешь их пасть»,- услышал я.
20 глава
Я присел и стал поглаживать носы львов. Тут же я услышал четкий приказ посмотреть им в глаза. Я посмотрел и провалился вглубь веков. Помутнение мозга, вот что я чувствовал. Я бежал по траве, у меня было четыре ноги, я смотрел на свои лапы, свои огромные бархатистые лапы, а потом пил воду из озера огромным языком, посмотрел в отражение и понял, что я лев. Я радостно бежал по лугам по лапы в зеленой свежей душистой траве, по правую руку от меня было море, по левую горы, и не было счастливее льва, чем я во всем белом свете. И в этот момент на меня сошел золотой поток, состоящий из Света, и я почувствовал невиданную радость и Силу, каких никогда до этого не чувствовал. Вдруг меня очень сильно толкнул кто-то лапой в правое плечо. Я очнулся, сжимая голову скульптурного льва, надо мной участливо склонились два китайских пенсионера и что-то с тревогой спрашивали на ломаном английском с таким характерным акцентом, что я понял только то, что они планируют вызвать скорую. От ужаса я замахал руками и сказал, что просто устал, и, насколько мог, резво вскочил на ноги. В голове моей было горячо, звездочки делали круги перед своим носом, в моих руках и ногах циркулировала энергия, я был счастлив. Как пьяный, под настороженными взглядами охраны и сочувствующими – туристов, я прошел, качаясь, через весь внутренний двор Топкапы и вышел в первые ворота. Мне очень хотелось сесть от какой-то невиданной усталости в траву, но я не мог себе позволить этого сделать, потому что я знал, что сразу же набегут туристы и охрана. Нельзя разговаривать сразу же после получения такого огромного количества энергии: молчание – золото, оно сохраняет энергию, посланную с неба. Именно поэтому сразу же после посещения храма с вами пытаются заговорить буквально все, все: прихожане храма ловят вас на выходе за локоток, на выходе пытаются сделать вам замечание, любой человек, водимый темными силами, пытается вас разговорить, чтобы забрать часть, а то и всю, энергию, полученную в святом месте. После храма требуется без единого произнесенного слова прийти домой, помолиться и помолчать, чтобы вся энергия усвоилась вашими тонкими телами. Со мной пытались заговорить и туристы, и охрана на пути к основным воротам, но я очень удачно делал вид, что не понимаю английского. Я хотел сберечь энергию, подаренную мне райским местом, к которому меня провел проводник, дух гарема. По моей коже бегали мурашки, когда я выходил в основные ворота. У меня получилось. Я сел под какое-то дерево на скамейку и прикрыл глаза. Свет был во мне, я источал Свет. Воистину, там, на том берегу неба столько энергии, сколько даже представить себе трудно. Достаточно искренней и горячей молитвы – и ты получаешь доступ к бесконечным запасам энергии. Листья падали мне на грудь, птицы орали под самым носом, а я не замечал ничего. В своей полудреме я все еще бежал на четырех шерстяных лапах по высокой зеленой траве Рая, и мне не нужно было ничего другого.
Я очнулся, когда почувствовал, как что-то тяжелое легло мне на грудь и ткнулось чем-то мокрым в мой нос. Это был обычный стамбульский кот, белый, с черными и рыжими подпалинами, хотел от меня ничего, кроме ласки. Я погладил его затекшей рукой, прищурился и попытался понять, сколько же было времени. Вечер клонился к ночи, а я до сих пор не получил ни сигнала от своих, ни нашел места Битвы. Голова все еще слегка кружилась. Я кое-как поднялся, размял затекшие ноги, потрепал кота за уши. Заскочил в магазин, купил пакетик мокрого корма для кота, выложил все на бумажку, накормил. Все достижения в мире, все Нобелевские премии, Оскары, Грэмми, Золотые глобусы, Венецианские львы и Каннские ветви тускнеют и бледнеют перед таким делом, как накормить голодного кота. Или собаку. Или птицу. Или того, кто в этом нуждается больше всего. Когда ты видишь, как бездомное животное жадно ест твою еду, и осознаешь, что без тебя он бы остался голодным, и, возможно бы, уже умер этим вечером, ты понимаешь, что не зря топчешь эту землю. Я аккуратно погладил кота по голове, чтобы он не подумал, что я хочу отобрать вкусняшку, он пару раз потерся головой о мою
