КОНТРАБАНДА

Еманов.  – И генеральная прокуратура, и ФСБ давно следили за некоторыми оборотнями в погонах, получающих дивиденды от Арутюняна, но, как видишь, рано или поздно, всему приходит конец. Надеюсь, что и Арутюнян получит по заслугам. В этом деле наша задача была всего лишь с помощью правоохранительных органов собрать объективную информацию, а ведь, нередко приходится действовать самостоятельно, преодолевая серьёзные препятствия. Но, как можем, стараемся делать всё от нас зависящее, чтобы в конечном счете могла восторжествовать справедливость.
- Я наивно полагал, что цели работы «Нового времени» должны быть такими же, - признался я.
-  В семье не без уродов, сам понимаешь. Каждый крутится, как может…
Поговорив немного за жизнь, мы перешли к вопросу об интервью. Еманов предложил записать завтра.
- Хорошо бы вместить минут на пять. Расскажешь, как получил записку с флэшкой, как вышел на след преступника, получал угрозы, и чем для тебя это кончилось.
Я не возражал. Какие могли быть возражения?  
Еманов налил в рюмки ещё немного коньяку:
- За знакомство!
- C удовольствием, - поддержал я.
Наши рюмки стукнулись, издав глухой звон, и, сделав небольшой глоток, закусив маленьким квадратом шоколада, как бы между прочим, Еманов спросил:
- Кстати, я тут подумал, как ты относишься к нашему дальнейшему сотрудничеству?  
Я вопросительно посмотрел на него.
- Будешь работать у нас?
Это было интересное и заманчивое предложение, от которого, как говорят в таких случаях, невозможно было отказаться. А я и не собирался отказываться. В моей-то ситуации, чего можно желать лучшего? После какого-то «Нового времени», обладающего сомнительной репутацией, меня приглашают в популярную передачу «60 минут правосудия». Об этом можно только мечтать…
- Для меня это будет большой честью, - искренне признался я.
Еманов улыбнулся:      
- Настоящие журналисты на дороге не валяются. Нужно помогать друг другу, и тогда общими усилиями добиться справедливости в нашем непростом мире будет легче.
Снизу позвонили. Еманов предупреждал, что должна  приехать девушка. Это была именно она, Екатерина Поливанова…  
Через окно было видно, что на улице заморосил мелкий дождь – хорошая примета для новых начинаний!
Судьба, похоже, начинала играть на моей стороне …

21.

Катя была уставшая и измученная, ничего не рассказывала. Была жива и это самое главное, но через несколько дней, я всё же узнал и явственно представил жуткую картину с её, без преувеличения, героическим  участием.
Представил, как в однокомнатную квартиру на втором этаже четырёхэтажного хрущёвского дома, недалеко от ВДНХ, её насильно вёз какой-то мерзавец, на улице в мгновение ока втолкнувший в машину с тонированными стёклами, в которой широким скотчем заклеил  рот, чтобы не кричала,  связал руки и толстой тёмной тряпкой завязал глаза.  
Она не успела его разглядеть. В машине ехала лёжа на заднем сиденье, но ехала недолго, чувствовала, что отвезли недалеко.
Только в квартире Кате развязали глаза, где она увидела старого знакомого Хлюпина, встретившего её на пороге.
Я представил, как этот двуликий оборотень ехидно улыбается и  презрительно произносит какие-нибудь скабрезности, строит Кате свои мерзкие глазки, но Катя, сторонится его.
- Зачем меня сюда привезли? – спрашивает Катя.
- Да так, посидим, побалакаем, - отвечает оборотень.
Катя пытается повернуться к двери и выйти, но чувствует себя зажатой в тисках: откуда-то появившихся в коридоре амбалов,  подошедших к ней с двух сторон, и не дающих пройти.
- Не дерзи, крошка, - усмехаясь, говорит Хлюпин, - проходи в комнату, будь, как дома.
Не дожидаясь Катиных действий, амбалы берут её под руки и, сопротивлявшуюся изо всех сил, тащат в комнату, где сажают в одно из двух стоявших кресел. Сами же продолжают стоять в дверях.
Хлюпин ходит рядом, бурчит что-то невразумительное.  
Так и не признавшись, зачем её сюда привезли, горе-офицер в какой-то момент вдруг заводит разговор о её бывшем муже, сообщив довольно интересные сведения. Оказывается, несколько дней назад ему было предъявлено обвинение в бандитизме, и он был взят под стражу.
Верить Хлюпину или нет, Катя не знает, да и какое ей теперь дело до бывшего мужа? Оглядываясь на свою прошлую жизнь, она понимала, что ведь и любви-то никакой не было. Безумное юношеское увлечение, обернувшееся потерянными годами спокойной жизни – только и всего. В какую-то минуту она проникается к бывшему мужу обычной человеческой жалостью, но вскоре память, переполненная огромным количеством откровенно деспотичных поступков с его стороны, совершённых за несколько лет совместной жизни, разбавляет эту жалость: Бог ему судья…            
Похищенная, находясь в чужой квартире, в конце концов, догадываясь, что её похищение с огромной вероятностью связано с историей, в которую попал я, Катя волнуется за меня, совершенно не представляя себе, что в то время происходит с мной.
Хлюпин продолжает ходить вокруг Кати, и едва открыв рот, желая высказать очередную скабрезность, вдруг также стремительно, как и в строящееся здание на улице Кибальчича, в котором  находился я,  в квартиру врываются люди в чёрных масках.
В какие-то считанные секунды выбивается входная дверь, так что находившиеся в квартире амбалы во главе с Хлюпиным, охраняющие Катю, не успевают и опомниться.
Дверь с грохотом падает на пол, и на пороге вырастает двухметровый спецназовец, случайно встреченный одним из амбалов. Амбал  тут же получает удар прикладом автомата в челюсть и сваливается рядом с дверью в глубоком нокауте.  
Тем временем со стороны улицы человек в камуфлированной форме зависает точно на крыльях перед пластиковым окном и в один миг умело чем-то подковыривает окно и тоже оказывается в квартире. Второй амбал бежит к нему, но, не успев промолвить ни слова,  сбитый спецназовцем с ног, оказывается на полу.
Хлюпин, ошарашенный увиденным, застывает возле Кати, и человек, ворвавшийся в окно, подходит к нему и, одним движением заломив Хлюпину руку за спину, с силой  толкает его лицом к стене так, что тот глухо бьётся о стену лбом.
- Беспредел! – возмущается Хлюпин, но возмущается как-то наигранно, неуверенно и негромко, как будто  предполагая возможность такого исхода дела. – Вы понимаете, что делаете? Я офицер управления по борьбе с экономическими преступлениями.
Не обращая внимания на возмущения, спецназовец сильнее прижимает его к стене, ударами сапога расставляя ноги Хлюпина на ширине плеч.
По всей видимости, поняв бессмысленность возгласов, Хлюпин замолкает и квартира, пережив лёгкий погром, наполняется тишиной.
Бедная, сидевшая в кресле Катя, цепляется в кресло изо всех сил, не совсем понимая происходящего, пока в комнату не входит ещё один человек  в камуфляже, но без маски.
- Вот и всё, вы свободны, - подойдя к ней, говорит человек.
- Спасибо, - произносит Катя, не находя в её положении более подходящего слова.
Катя понимает, что он старший. Человек даёт несколько указаний другим спецназовцам и после того, когда они начинают выводить Хлюпина с его компанией на улицу, выводит Катю из квартиры.
Офицер предлагает проводить Катю до «Останкино», сообщая, что её там  ждут.
- Меня? В «Останкино»? – удивлённо произносит она.          
- Ну, да, вас. Вы же Катя? – говорит офицер
- Я, - отвечает она.
- Ну вот, ждёт вас там какой-то знакомый.
Катя, конечно, догадывается, что, скорее всего, этот знакомый – я, и принимает предложение офицера.    
На душе скребут кошки. От осмысления пережитого Кате становилось жутко…

* * *
       
Вскоре мне стало известно и об освобождении носильщика Мальцева.  
Теперь я знал многое и отчётливо мог представить, как жилось Мальцеву в следственном изоляторе. Я чувствовал, что жилось Мальцеву ещё гораздо хуже, чем ему…  
- Мальцев, на выход, - представлял я, как кричит надзиратель.
После крика надзирателя, Мальцев поднимается с пола и выходит из камеры.
- Лицом к стене.
Тёмный длинный пролёт следственного изолятора кажется Мальцеву раем.  Интересно, куда его поведут в конце-то дня? Мальцев не спрашивает, но поначалу молчавший надзиратель, вскоре по ходу движения говорит сам: на допрос.
- Чего так поздно-то? – рискует поинтересоваться Мальцев.
- Не твоё дело, - бурчит надзиратель и, проведя его ещё несколько метров, вталкивает Мальцева в небольшой кабинет.                  
Мальцев поднимает голову, и видит сидевшего за письменным столом, уже знакомого ему следователя Анохина, который, не мешкая, предлагает пройти и сесть к столу напротив него. Мальцев делает, что ему сказано и, присев на табурет, замечает несколько, лежавших на столе, листов бумаги, заполненных текстом, набранным на компьютере.
- Читай! – говорит Анохин.  
- Что это? – не понимает Мальцев.
- Протокол.
Мальцев придвигает листы к себе и принимается читать, вскоре разобрав, что это написанный от его имени протокол его же допроса, свидетельствующий, что он,
Мальцев Юрий Георгиевич, родившийся 13 июня 1971 года в городе. Москве, являющийся гражданином Российской Федерации, имеющий  среднее образование, не женат, работающий носильщиком на станции Москва-Киевская, проживающий в доме №96 на улице Брянской в городе Москве, ранее не судимый, полностью признаёт свою вину в убийстве оперативного сотрудника таможенных органов, совершённом 7 августа сего года в привокзальном туалете на станции Москва-Киевская. Искренне раскаиваясь в содеянном, он  поясняет, что утром 7 августа он, Мальцев Юрий Георгиевич, с целью грабежа убивает молодого человека с целью грабежа...
Обладая внушительной массой, он бьёт молодого человека в горло, после чего последний, теряет сознание, и, не приходя в него, умирает на месте...  
- Что за ерунда? – возмущённо произносит Мальцев, отодвигая протокол  в сторону. – Я больше не буду это читать.
- Ты хочешь сказать, что было всё по-другому? – Анохин поднимает настольную лампу и ярко освещает её светом лицо Мальцева.
-  Как было, я уже говорил, вы мне всё равно не верите.
- Конечно, не верю, - усмехается следователь, - если б я каждому верил, вон, сколько  б вас на свободе гуляло.
- Другого я ничего не могу сказать, - говорит Мальцев.
- Не пудри мне мозги, ведь, ты же убил опера, ты. Сознавайся и подписывай протокол. Раскаяние тебе зачтётся, самому же жить потом легче будет.
- А мне и так хорошо. -  Мальцев не поддаётся на уговоры следователя и настаивает на своём. Чтобы самому себе подписывать приговор?! Нет уж, он ещё с ума не сошёл.
- Значит, не хочешь облегчить себе участь? – Анохин прохаживается вокруг стола и снова возвращается на место. - Нехорошо, нехорошо, Мальцев. Я к тебе по-человечески, а ты?
Мальцев молчит, не видя смысла продолжать дальнейшее общение. Отвернув от себя лампу, смотрит в зарешёченное окно, стараясь успокоиться и не выдавать своего раздражения и неприязни к следователю.  Анохину же явно не сидится на месте. Анохин всё ходит вокруг стола.
- Значит, и так тебе хорошо?.. Не желаешь, значит, идти на контакт со следствием?..
В конце концов, Мальцев не сдерживается:
- Послушайте, если вы хотите взять с меня показания ещё раз,  записывайте, я повторю вам всё, что говорил раньше, если нет – отведите меня назад в камеру.  
- Ишь ты, какой быстрый!