Четыре шага в бреду ЧАСТЬ 1 (3)

устроит?
– Вполне. – И с видом дипломата среднего ранга майор направился к двери.

16
Только через два дня Алекс в полной мере понял, почему ему так хорошо здесь в Ивантеевке. Сначала увидел Павлушу, местного левшу, который еще тогда в 1993 году сумел на своем ужасном венгерском компьютере активировать чип, спрятанный в коста-риканском медальоне матери со списком кремлевских агентов влияния. Теперь левша работал компьютерщиком в солидной владимирской фирме. Затем был «бедовый» Герка, научивший Алекса косить сено. Правда, уже в десятом классе дружбан залетел в колонию для малолеток, но ничего к 22 годам выправился и сейчас возил на служебной иномарке какого-то владимирского начальника, причем каждый вечер непременно с шиком возвращался на сверкающем авто в Ивантеевку, дабы потом в шесть утра стартовать обратно в областной центр. На него материализация рядом с Алексом Веры произвело неотразимое впечатление (особенно слово «невеста»), он тут же изо всех сил стал убеждать ее, чтобы она не сомневалась: Алекс – это верный выбор в качестве мужа:
– Представь, он нашему выпендрежнику Никите так и сказал: тебя одного против меня мало, найди напарника и будем драться два на одного. Никита прямо обалдел. Потом к нему приехал из Суздаля его двоюродный брат-качок, они как следует вмазали и пошли искать Алекса. Я ему говорю: уйди от дурных, а он: нет, не царское это дело. И что – отдубасил придурков так, что им потом швы на морду накладывали.
Вера Геркиным восторгам лишь милостиво улыбалась.
Зато ни слуху, ни духу не было о московской студентке Эвелине, кандидатке в мастера спорта по плаванью, с которой девятиклассник Алекс поспорил, что мужчина всегда сильнее женщины и если она не будет кусаться и царапаться, запросто сумеет ее раздеть. Однако, когда она была уже вся голенькая, сам он раздеваться постеснялся – ведь этого не было по условиям спора. Его стеснения хватило лишь на пару дней, наука раздевать и раздеваться самому была освоена им столь же успешно. Увы полноценных любовных интимов у них случилось совсем немного, через неделю Лина уехала в Москву. При расставании она вручила ему свой московский адрес, которым он не воспользовался, слишком ясно осознав, как придется в Москве стесняться такой восемнадцатилетней старухи. И все же воспоминания о первом любовном опыте у него были самыми теплыми.
В своей прежней коста-риканской жизни он считал своим самым ярким событием месяц проведенный в двенадцать лет на техасском ранчо у друзей отца. Там были и лошади, и метание лассо, и стрельба из полудюжины видов стрелкового оружия. Попав в Россию, главным для него стало месячное путешествие с Зацепиным по маршруту: Москва – Петропавловск-Камчатский – Итуруп – Сахалин – Владивосток – Москва. Много водки, много каких-то особых аборигенов, максимальный блеск и нищета России.
И только сейчас, приехав с Верой к бабусе, Алекс с удивлением обнаружил, что Ивантеевка оказывается одарила его порядочным куском настоящего отрочества, которое даже поважнее трехлетнего московского студенчества и трехлетнего питерского шпионства. Они теперь в его сознании стали как бы на равных: родительский особняк в карибском Лимоне и бабушкин пятистенок в Ивантеевке.
В полное удовольствие привела его и нынешняя взаимная симпатия бабуси и Веры. Они словно нашли друг друга, с удовольствием выкладывали друг перед другом свои автобиографии, суждения, даже любимые книги (бабуся до пенсии работала учительницей начальной школы). Были похожи и внутренне, в своем снисходительном отношении к людским недостаткам, в нежелании злопыхать в чей-либо адрес. На это внимание Алекса обратила сама Вера:
– У тебя удивительная бабушка. Это чтобы в деревне не сидеть с соседками на лавочке и не перемывать кости другим соседям!
Так ведь и ты такая же, хотелось воскликнуть Алексу. Прежде ему казалось, что отсутствие у Веры негативных выпадов в адрес его отельного окружения объяснялось ее врожденной деликатностью, а выходит не в деликатности дело, а просто такой человек. Отчасти стало понятно и гиперспокойное благодушие Веры ко всему его криминалитету и шпионству, мол, каждый знает, чем и как ему жить. К этому также можно было подверстать рассказы Веры про ее отца, который несколько раз уходил из дома, не выдержав бесконечных придирок жены, как и что ему надо делать. Вот и вырастила в себе полный антипод в этом своей матери: мужчина на то и мужчина, чтобы самому собой распоряжаться, особенно если это двигает вверх всю его карьеру.
Особенно преуспела Вера в расписывании прелестей Фазенды, как можно выбрать себе жилье в основной усадьбе, в мотеле или в гостевом брусчатом домике. Бабуся внимательно слушала, задавала конкретные вопросы, даже рассмотрела план Фазенды и почти соглашалась на возможный переезд, препятствие было лишь одно:
– Все это очень хорошо, и то, что вы все выходные тоже там просто замечательно, нет главного. Внука или внучки. Как только дело дойдет до седьмого месяца беременности, я тут же выезжаю.
Для Веры это условие было нож острый. Если первый год они с Алексом по обоюдному согласию придерживались чистого жениховства, то второй и третий год проходил у них под лозунгом: «Будет беременность – будет и свадьба». А с этим как раз ничего не выходило. Более того, служило поводом к их немногим размолвкам. И слова бабы Дуси плеснули в это тлеянье добрую порцию бензинчика.
– Вот видишь, я же говорила, без детей это теряет всякий смысл, – тем же вечером уверяла она его. – И по этому параметру я тоже тебе не подхожу.
– А по какому еще? – риторически спрашивал он.
– Ты сам знаешь по какому.
Конечно он знал, но изо всех сил старался игнорировать прописную истину. Как все славно складывалось первый год, когда он пытался сделать ее своей Первой леди, учил английскому, истории, географии, конной выездке, рок-н-ролу, пониманию политических новостей. Отправил на водительские курсы, которые она хоть и закончила, но наотрез отказалась получать собственное авто. Попробовал также привлечь девушку к заочному управлению «Биремой» (по его завещанию, о котором ей было известно, Вера должна была стать наследницей всего копыловского движимого и недвижимого имущества). Увы, все это как-то само по себе постепенно сошло на нет.
– Наверно, не мое все это, – уныло говорила она снова и снова. Не расшевелили Веру даже корпоративы «Биремы». Она мило всем улыбалась, хорошо поддерживала любую беседу, во всем участвовала, но на следующий день погружалась в самую черную депрессию. Немного ожила было при публикации полдюжины заказных детских книг, но когда увидела, что и это мало что вокруг поменяло и вовсе захандрила. Не меняла ситуацию даже безотказное помещение ее мелких информаций в хазинском «Светлобесе».
– Видимо во всех прежних девяти своих жизнях я к «дольче вите» тоже не была допущена. Не стоит и начинать.
Второй год Алекс всячески старался отдалиться от нее, даже выбирал ей замену. Но при ближайшем рассмотрении все другие кандидатки на пост Первой леди оказывались несостоятельны. Там четко прорисовывались попытки дамы сердца взять его под полный контроль. С Верой ему это абсолютно не грозило. Как и в первый месяц их отношений она по-прежнему смотрела на него с полным доверием и ожиданием «приключенческой жизни» как она это называла, довольствуясь только теми объяснениями, какие он давал и не стремясь его в чем-либо уличить. Все его исчезновения и ночевки вне дома также не подвергались с ее стороны никакой критике, словно по безмолвному уговору довольствуясь ролью любимой ханум, которая просто игнорирует существование других ханум копыловского гарема.
На третий год и вовсе все как-то успокоилось и вошло в определенную колею.
– Да какой ты бандит, ты – бандитский чиновник, – периодически говорила она ему, раз и навсегда внушив сама себе, что он участвует в какой-то сложной военной операции по контролю неких бандитских и антигосударственных группировок. Причем считала, что сначала появилась «Бирема», а уж после этого Алекса привлекли к подобной работе. И принялась терпеливо ожидать, когда весь копыловский предпринимательский мираж рассеется – ведь у любой операции всегда есть определенное завершение. Даже готовилась внутренне стать для него большим утешителем, когда он окажется снова тем бездомным студентом, которого она изначально узнала и наверно полюбила.
Занятая своей библиотечной работой и написанием детских книжек, Вера вполне довольствовалась теми двумя-тремя днями в неделю, когда он выводил ее в театр, парк, музей, ресторан, искренне радовалась уже осуществленным турпоездкам на Кипр, Кубу, Таиланд, Черногорию, Мальдивы, готовилась к покорению Парижа, Барселоны, Рима и как должное принимала восторги своих тверских друзей-одноклассников:
– Ну ты, Вера, и везунчик!
Совместное хозяйство сильно их не обременяло, в кухонном шкафчике всегда лежала достаточная сумма на продукты, а в шкатулке в спальне с десяток «Франклинов» на более дорогие покупки для Вериного гардероба, чем она, впрочем, так и не выучилась сильно злоупотреблять. Зато при получении какого-либо гонорара непременно вела Алекса в какой-либо ресторан, обязательно при этом со смехом говоря: «Кто юношу ужинает, тот его и танцует». Разумеется, такой распорядок и такая успокоенность не слишком Алексу нравились, но он видел, что для Веры это как некая опора, как некий крепкий домик, в котором она чувствует себя хозяйкой. Ну а раз для нее это хорошо, то пускай и для него будет хорошо. 
Идеалом в таких «семейных» отношениях для него была бессменная подруга Зацепина Зоя, что могла всегда сколько угодно пикироваться со своим великовозрастным бойфрендом, но когда элисцы взорвали машину с майором и потребовалась тайная помощь, она сделала все как надо, не задумываясь о последствиях для себя. То есть мне Алексу Копылову мало просто хорошей жены, мне нужна жена-соратница. Наверняка такой женой ему могла бы стать Ева Заславская или Даниловна, но ничего не поделаешь самый родной запах исходил только от Веры. И рассказывая ей о своей дуэли с Грибаевым-Смыгой, или о взрыве соседки Зои, он старательно прислушивался: не отвернет это Веру от него. И про себя ликовал: слава Богу, не отвернуло.
 
17
Через неделю позвонил на новую симку Урнов:
– На твой старый телефон со страшной силой рвутся дозвониться товарищ из Хельсинки и некий Демко из Москвы.
Демко Алекс проигнорировал, а Маккою, отправившись спозаранок с Геркой во Владимир позвонил.
– Вы поменяли телефон? – первым делом спросил Лупастик.
– Да, прежний в воду уронил.
– Вы где сейчас? – Это был проверочный вопрос, Алекс не сомневался, что его владимирское местоположение в Хельсинки уже высветилось.
– Во Владимире. Есть такой город возле Москвы, если не знаете. Смотрю местные достопримечательности.
– Необходимо, чтобы вы позвонили Демко и встретились с ним.
– Он хочет купить мою «Бирему»?
– Нет, скорее он хочет продать вам свой «Арго».
Алекс даже чуть хохотнул от такого ответа.
– Ну если пришлете свои деревянные – куплю.
  – Почему деревянные? – удивился матрасник.
– Это слэнг, неважно. Пожалуйста, назовите хоть одну