студенты в массе не то, что не знают элементарных вещей, но они и не желают этого знать.
Сегодня он использовал в разговоре с ними известное еще советскому школьнику культурное выражение: «Платон мне друг, но истина дороже», которое письменная традиция приписывает Аристотелю. Как всегда бывает в жизни, в которой заключение уточняет посылку, так и в данном случае это слова не самого Аристотеля, а его учеников, которые в пору двухтысячелетнего господства перипатетизма в сознании ученых людей вошли в поговорку. Так было и с предшественником Аристотеля, Пифагором, которому его ученики приписали известную теорему геометрии, будучи сами ее изобретателями. Правда в том, что ученик может открыть нечто, неизвестное его учителю, если будет следовать ему.
Это философское выражение необходимо было Петру Петровичу для того, чтобы на нем мысленно показать, как работает человеческий ум. Другими словами, оно использовалось с чисто педагогической целью научить студентов умению думать, думать самостоятельно, иметь свои мысли, а не, наоборот, чтобы тебя имели в мысли учителя мысли. Как правило, люди, а студенты имели некоторое отношение к этому почтенному званию, знают слова буквально, употребляют их в нужном контексте бездумно, по привычке. Зачем же думать постоянно, проще предоставить самому языку быть умным. Вот пускай он и думает, наш язык. Петр Петрович полагал, что его слушатели знают это выражение в смысле знакомства с ним (случай знания по знакомству, как это было у баронета Рассела). Пропедевческая роль преподавателя философии, по мысли Петра Петровича, как вводителя в мир философии или, благозвучнее говоря, путеводителя по нему, проводника или полупроводника мысли, заключается в том, чтобы объяснить им смысл этого выражения в целом и в его составных частях для удовлетворительного понимания философского дела.
- Поднимите руки те, кому известно это выражение, - попросил Петр Петрович своих учеников в ожидании «леса рук».
Но в ответ никто не согласился из его учеников сыграть в заныятную интеллектуальную игру и не поднял руку.
Сначала Петр Петрович подумал, что студенты из вредности ленятся поднять руку в знак знакомства. Но потом по их отсутствующим взглядам понял, что этим так называемым «студентам» скучно. Скучно же потому, что они не знают этой фразы, не знают вообще для чего «препод» «ломает комедию» перед ними – «комедию педагогических ошибок». Уже все бесполезно и бессмысленно. Он родился позже или намного раньше того часа, когда философия снова станет нужна людям, станет популярной.
«И как можно работать с такими неучами, у которых в наличии чистое, незапятнанное знаниями, пусть даже абстрактными, сознание?! Вся его методика, сам метод его преподавания, путь учения, ведущий к истине философии – философской идее, «летит к черту»!
- Да, уж. Ужо я вам покажу, как не знать очевидных вещей, нет не в философии только, а, вообще, в культуре, - выпалил из своей «педагогической пушки» наш герой. – И как вам после этого не стыдно смотреть мне в глаза, глаза ваши бесстыжие.
Но невежественным студентам было не стыдно, им было даже весело, «прикольно» видеть, как они вывели своего учителя из себя. Так ему и надо, этому «тупому старперу», который не чует под собой новой эпохи – эпохи информированных невеж.
- Петр Петрович, вы совсем отстали от жизни, - заявил самый наглый из студентов, некто по имени «Вася». – Кому нужны ваши слова. Теперь в цене цифровые дела. Вы не забыли, что мы живем в век цифровизации?! Сколько стоит ваша фраза, если ее перевести на язык информации?
- Нисколько. Ноль целых, ноль десятых, мой друг Вася. Философия не переводится в цифру. Можно оцифровать учебник, учебный материал, но не человеческую мысль.
- Не является ли сама цифра, число мыслью? - спросил другой студент. Им оказался любимый ученик Петра Петровича - его тезка.
- Число может иметь философский смысл для философа, занятого вычислениями идей или монад, как это было в случае с Проклом, Декартом или Лейбницем. Но вся их затея провалилась. Какими бы гениями они не были, но так и не смогли перевести философию как язык понятий на математический язык чисел. Конечно, известная символизация понятий возможно. Но она имеет смысл только приложения к теории тех же самых чисел, а не подмены ими понятий, а тем более идей. Есть понятие числа, его идея, а не число идеи. В виде числа мы можем представить идею, но она не есть число. Числа сводятся к идеям, как это было у Платона в древности и в наше время у Фреге и Рассела вкупе с Уайтхедом, а не идеи к числам. Но в вашем случае мы имеет дело не с теорией чисел в виде математики как матесиса, а с приложением числа в виде цифры к вашей пустой голове. Ведь вы думаете не ей, а вашим гаджетом. Между тем он, как и любой иной коммуникационный буй, ограничивает ваше движение в мысли необходимым для своей машинной работы алгоритмом.
- Петр Петрович, да не слушайте вы этих невеж и невежд. Лучше расскажите нам, что вы хотели сказать, - поддержала нашего горемычного героя Светлана - староста группы.
- Спасибо, Света, за поддержку, - сказал, невольно улыбаясь, Петр Петрович, отлично понимая, что староста ему помогла найти контакт не из желания помочь, а только по своей привычке быть старостой – помогать учителю, занимая его сторону в споре со своими сверстниками.
- А, то.
- Да, в самом деле, что это я ругаю вас. Вы, может быть, виноваты в меньшей степени в своем невежестве, нежели ваши школьные учителя, которые только и умеют теперь, что дрессировать вас на тестах, ученые счетоводы. Настоящее знание нельзя извлечь из тестов единого экзамена. Как прежде говорили, что все равны перед богом в своем грехе, так вы теперь все равны в своем невежесте перед тестом. Он, этот тест, усугубляет ваше невежество. Впрочем, невежественны вкупе с вами и ваши учителя, и работники наробра, эти цифровые бюрократы от массового образования. Под стать вашему образованию и ваша массовая культура. Культура-комикс в веселых или страшных картинках.
Что это я разошелся. Вернусь к Платону, - поправил себя Петр Петрович и стал по инерции объяснять суть крылатых мыслеслов. Это было его обычное занятие - работа с философским требником, не молитвословом, а смыслословом. – Если разбирать по частям эту фразу, то можно получить «ученую дружбу». Возьмем эту фразу в качестве условного и сокращенного силлогизма. Посылка утвердительная, идет от истины основания к истине следствия. Платон мне друг, ведь мой учитель не может быть моим врагом. Он мой друг. Но заключение здесь отрицательное, построенное по методу отрицания (modus tollens). Платон заблуждается с точки зрения Аристотеля, для которого истина дороже дружбы как учения. Можно научиться дружбе, но она не сделает тебя другом истины. Истина выше человеческих, душевных отношений. Она носит надличностный характер. Здесь мы встречаемся не с великодушием мудреца, но с беспристрастностью ученого.
Другими словами, происходит смена эпох – эпохи мудрости эпохой науки – Аристотель вытесняет с царского места Платона. Так философия идей превращается в философию категорий или понятий. В таком виде мы уже способны ее усвоить в публичном, массовом формате.
- И что? Такого рода знание, преподнесенное вами, способно нас сориентировать в цифровой цивилизации? – спросил неугомонный Вася.
- Кто о чем, а приложение к гаджету о цифре. Какое мне дело до вашей информации? Человек живет умом, мыслью, явленной в ней идеей. Зомборобот живет информацией.
- Учитель, вы оскорбили своего ученика!
- Горе мне, что у меня такие ученики. Молодой человек, люди на правду не обижаются. На нее обижаются обыватели. Впрочем, извините, но вы сами напросились на грубость своими неуместными вопросами. Учитесь задавать философские вопросы. У нас семинар по философии, а не по информатике.
Слава богу, наш писатель употреблял в своей речи не только чужие слова, но и свои слова, за которыми стояли его, а не философов прошлого, мысли.
- Знаете ли вы, ребята, каким делом мы занимаемся на занятии? Знаете ли вы, что такое философия? Возьмем ученого. Он имеет дело с природой. Но что такое природа? Это философское понятие. Ученый занят природой как наличной предметностью, живет ей и в ней. Но чем живет? Конечно, же понятием, философией. Так жить его научила философия, вооружив понятием для понимания того, не что он описывает, но как он это понимает, понимает такое описание.
Философия в нашем философском лице имеет в виду саму себя; ее предметом является сама философия. В этом рефлексивном смысле она отражается в самой себе, представляет не чужое, а свое существо. Поэтому она является в идее существом, духом, той атмосферой, в которой «варится» человеческое сознание. Философия есть котелок человеческого познания, в котором варятся наши мозги. Они варятся на огне идей, огненных идей. Из искр духовных идей, духов-идей разрастается пламя наших мыслей.
Но как могут варится мозги в котелке сырой информации? В пустом поле информации невозможно рождение смыслов. Там существует только интеллектуальная пустота, которая заполняется директивами начальства, его приказами, что необходимо творить по инструкции, заниматься инновационными проектами (прожектами). Тогда сама идея не важно, но важно, как много можно выжать из нее добра. Им, недоумкам, невдомек, что творение, открытие идей является заметным усилием, на которое уходит вся жизнь создателя. Человек смертен, его энергия имеет ограниченный размер. И ее, понятное дело, не хватит, после творения на промоушен, на продвижение. Этим должны заниматься другие люди, а не генераторы идей. У них, у прагматиков, нет идей и в помине, но есть энергия для того, чтобы их использовать для своего и вышестоящих господ обогащения.
Такого рода бюрократическое (сверху) прожектерство (креативность) является суррогатом, имитацией оного. Тоже самое можно сказать и о критике сверху, которая является идеологической борьбой с идейным противником. Только таким противником является сама идея. На самом деле, идеологи, а в нашем образовательном деле, ими являются сами штатные преподаватели, а не только чиновники-начальники, борются не друг с другом, а с идеями. Они опошляют их своими досужими представлениями. И в своей борьбе объединяются против носителей идей. Возьмите в качестве примера Философа – Сократа, против которого ополчились как либералы (скептики-софисты или интеллигенты-просветители), так и консерваторы (догматики-обскуранты или реакционеры-мракобесы). Не могла их малодушная душонка вынести существования великодушного мыслителя.
Слава богу, что философы перевелись в наше время и не видят того убожества, которое царит ныне, в том числе и в сфере образования. Я ощущаю себя «последним человеком». Это не предел. Только, в отличие от Ницше, не мню, что после меня придут грядущие. После нас никто не придет. Больше никого не будет, но будет нечто. Идет время не «кто», субъекта, а «что», вещи. Это время не идей и даже не людей, а вещей,
