Невыдуманная история. Лирическая повесть

шоферами. Они должны будут съездить сегодня же в Смоленск с Ольгой Яковлевой и привезти оттуда её маму, Наталью Александровну, которую по приезду надо будет срочно доставить в больницу на Спортивную, где её уже ждут. Уточнил, что Ольга Яковлева будет в офисе скоро: Виктор её приведёт и представит. Шофера пусть подъезжают и сидят и ждут…

Начальник охраны всё понял, кивнул головой и ушёл. А Мальцев подошёл к окну и остановился в задумчивости перед стеклом, перевозбуждение безуспешно унять пытаясь, на которое даже и армянский хвалёный коньяк не очень-то сильно действовал.
На улице по-прежнему было пасмурно и прохладно. Но дождь давно перестал. По Петровке взад и вперёд сновали прохожие и машины.
«…Где сейчас, интересно, мои голубки, Оля с Виктором? - мечтательно подумал он, дочку свою объявившуюся мысленно представляя. - В каком месте ходят гуляют?...»
Подумав так, он достал свой мобильник и набрал телефон Виктора, который у него в электронной памяти одним из первых стоял, который был ему ежедневно и ежечасно нужен.
- Вить, - прохрипел он в трубку, заслышав знакомый баритон. - Как у вас там дела с Олей? Вы покушали уже? Где сейчас находитесь? - расскажи.
Виктор ответил, что всё у них хорошо: сидят, мол, обедают в ресторане Узбекистан на Неглинке, от которого Ольга в восторге прямо-таки - и от дивной кухни его, и от обслуживания, и от интерьера, главное, который её поразил и очаровал безмерно своим восточным колоритом. Добавил, что потом они с ней на Красную площадь гулять пойдут, достопримечательностями любоваться.
- Хорошо, Вить, хорошо, молодцы. Спасибо тебе за всё. За Олю, в первую очередь, - выдавил из себя предельно счастливый Мальцев, у которого от волнения ком подступил опять к горлу и на глаза набежали слёзы от нахлынувших отцовских чувств. - А теперь, Вить, слушай меня внимательно. Я сейчас уезжаю домой, и на Петровке меня до завтра не будет: Маргарита Александровна тебе объяснит, почему. А ты дальше поступишь так. После прогулки зайдёшь с Олей в ГУМ и купишь ей там в салоне мобильной связи дорогую “трубку”. И сразу же зарегистрируешь и отдашь ей, чтобы она постоянно была на связи. Когда купите и оформите, немедленно позвоните мне, чтобы я определил и знал её мобильный номер.
- Дальше с ней поступите так, - переведя дух, продолжил Андрей родительские наставления. - Вернётесь вдвоём на Петровку, и возле офиса вас будет дожидаться машина с парнями, не знаю пока какая. Но ты увидишь и узнаешь их: наши будут и ребята и микроавтобус. Так вот, посадишь в него Олю и отправишь её в Смоленск - за мамой. Пусть они там забирают её и, не задерживаясь, везут в Москву: я уже договорился с больницею и врачами… Да, вот ещё что. Купи им троим продуктов в дорогу, и побольше: завтра с тобой за всё рассчитаемся. Договорились? Всё запомнил? Всё понял?... Хорошо, молодец! Действуй… И знай: я жду вашего с Олей звонка по её новому телефону. Конец связи…

И только лишь после этого немного утихший и остывший Андрей пошёл одеваться, чтобы наконец уехать домой и выспаться там как следует, окончательно успокоиться и протрезветь, и попутно осмыслить случившееся. А заодно и будущее попробовать предугадать, в котором забрезжила для него радужная перспектива.
Накинув на плечи плащ и заметно шатаясь, он вышел из кабинета, чуть тёпленький, горячо попрощался в “предбаннике” с Маргаритой Александровной, что буквально приклеилась к телефону, спасая его, чудака, от удивлённых и важных людей, мечтавших сегодня с ним повстречаться и потрепаться, большие дела обсудить… Пожелав ей всего наилучшего, хорошую премию в награду за преданность пообещав, он в окружении охранников спустился вниз, устало вышел на улицу, вокруг себя никого не видя, сел в поджидавшую его машину и помчался на ней с ветерком домой, всю дорогу с нетерпением звонка от дочери ожидая.
Она позвонила, когда он уже вылезал из авто на крыльце своего загородного особняка и намеревался заходить внутрь и раздеваться. Страшно обрадовавшись её звонку, как уже давно никому не радовался, Мальцев почти дословно повторил Оле то, что час назад приказал Виктору. После чего попросил не задерживаться в Сыр-Липках, взять Наталью Александровну и сразу же ехать назад, пусть даже и ночью. Для этого он и выделил минивэн, в котором им с мамой можно будет всю дорогу спать и не мучиться... А ещё попросил не стесняться и держать его постоянно на связи на протяжении всего пути - сообщать проблемы. Когда же они будут подъезжать к Москве, Оля должна будет ему позвонить, и он ей продиктует адрес больницы, имена, фамилии и телефоны врачей.
- Ну всё, Оленька, дорогая, вперёд! - сказал он ей на прощанье уставшим, но очень счастливым голосом. - Всё делай точно, как я сказал, и не тяни время. Чем быстрее ты обернёшься и маму в Москву доставишь - тем для неё будет лучше… Ну а когда приедешь, когда маму в больницу положим - тогда мы непременно встретимся ещё раз: в гости к себе тебя приглашу, и всё с тобой поподробнее обговорим, что и как тебе дальше делать…

13

Наталью Александровну Яковлеву привезли в Москву из Смоленска в два часа пополудни 7 октября: ребята быстренько обернулись, машину гнали попеременно, не жалея технику и себя, не отдыхая практически. И прямиком отвезли её в «Институт хирургии сердца», что на Спортивной, где её давно уже поджидали врачи и сразу же повезли на обследование, отложив все другие дела и больных. Андрей с утра к ним туда позвонил и ещё раз убедительно попросил докторов уделить его давней и очень хорошей знакомой самое пристальное внимание. Пообещал за это по-царски отблагодарить, не постоять за расходами. Доктора всё поняли правильно и от души старались.
Проводив матушку до палаты, врачам и медсёстрам её с рук на руки передав, приободрённая удачным ходом дел Ольга сразу же позвонила Мальцеву на мобильный, поблагодарила его как могла, как умела и как ей дозволяло приличие, и попросила дать ей денёк отдыха: сказала, что очень за длинную дорогу устала и хочет элементарно выспаться, прийти в себя. Андрей естественно согласился, но убедительно попросил её завтра утром с ним связаться, чтобы договориться о дальнейших совместных действиях. Ольга пообещала, и на том они и расстались.
А вечером, часов в шесть по времени, закончив работу в офисе, опять предельно-разволновавшийся и до крайности возбуждённый Андрей понёсся с охранниками на Спортивную с намерением непременно навестить Наташу, встретиться, наконец, с ней, посмотреть на неё подольше и повнимательнее, по возможности пообщаться. По дороге он приказал парням остановиться у цветочного магазина и купить букет белых роз для Яковлевой, который должен был стать и символом примирения, и его первым свадебным подарком ей. Что было для него уже делом твёрдо-решённым как бы, и было лишь вопросом времени и здоровья невесты, которое теперь зависел полностью от врачей.
К палате на шестом этаже, куда её положили, он подходил с замиранием сердца, сам будто бы сердечником на малое время став; растерянный, бледный, трясущийся как наркоман остановился около указанной двери, замер, пытаясь озноб и испуг унять, - но всё без пользы. И то сказать: он не видел любимую девушку ровно 21 год - срок немалый! И даже и вообразить и представить-помыслить не мог, какою её теперь найдёт, в каком душевном и физическом состоянии: не испугается ли её, не расстроится ли, не пожалеет ли самого себя тайно за ту стихийно-возникшую добродетельную возню, в которую он вдруг ввязался…

14

Как только он, набравши полную грудь воздуха и решительно дёрнув за ручку, с шумом распахнул дверь и твёрдым широким шагом, на кураже, зашёл внутрь просторного стерильного помещения в окружении охранников, нёсших за ним цветы, дремавшая Яковлева вздрогнула и очнулась, повернула голову в сторону двери - и замерла, как громом и молнией поражённая, широко-раскрывшиеся глаза на него устремив - родные по-прежнему, трогательные и всё понимающие, умные и пронзительные, знакомые до боли глаза, - в которых столько всего наполнено и намешано было: неописуемых душещипательных и духоподъёмных чувств! Чувств благодарной нежности и любви к нему, счастья великого и необъятного… и неловкой робости одновременной за своё теперешнее без-силие и болезнь, за скорую старость, убогость и нищету, - что у потрясённого и взволнованного Андрея мороз пробежал по коже и волосы зашевелились на голове от её пронзительного и испуганного, смертельно-больного взгляда. Который многократно усиливал и довершал к тому же её ужасающий внешний вид - вид умирающего человека.
- Андрюша, ты? - чуть слышно прошептала она слипшимися полуживыми губами. - Господи, Боже мой. Зачем ты приехал-то сюда, ну зачем? Не надо было этого делать, не надо. Да ещё и без предупреждения. Ты видишь, какая я - и неодетая, и непричёсанная, и чуть живая, дряхлая совсем, без-помощная. Тебе не нужно меня такую видеть и знать: я не хочу этого, слышишь, не хочу.
Она попыталась было подняться с кровати и в порядок себя привести, встретить Мальцева стоя, - но палатная медсестра удержала её, строго приказала лежать, соблюдать режим и наказы доктора: не волноваться, не дёргаться, не суетиться, не перегружать лишний раз движением больное слабое сердце, нуждающееся в полном покое и срочном лечении...

Остановившийся и застывший в проходе Андрей, которого как в лихорадке знобило, слушал её невнятное лепетание молча и был готов застонать от жалости, скупую слезу пустить: такою плохой и несимпатичной была его теперешняя Наташа, дородная и румяная некогда девушка, настоящая кровь с молоком, законсервировавшаяся в закромах его памяти. А теперь перед ним на кровати лежала худющая, бледная, высохшая до костей женщина, бабка почти, из которой будто бы вытекла вся до капельки кровь, и которая в виду этого уже и с жизнью прощалась. Она весила килограммов сорок, не больше того, и кожа у неё была вся пергаментная, тонкая и потрескавшаяся как у старухи; неприятно бросались в глаза её впалые, очень худые щёки и ставшие тонкими как червячки почерневшие от малокровия губы. Сильно поседели и поредели волосы на голове, и вообще вся она как-то уж очень быстро состарилась и поредела… Зато глаза остались такими же: живыми, умными, добрыми и очень и очень красивыми - как в молодости. Он и узнал её исключительно по глазам, которые больше всего из прошлого и запомнил…
«Бедная, бедная ты моя! - подумалось ему с болью и жалостью превеликой. - Что же с тобой сделала наша сучья новая жизнь, как основательно потрепала и высосала! Всю - до капли!... Я, когда сюда ехал, конечно же и не рассчитывал тебя розовощёкой тёлкой увидеть, тупо жующей бананы и колбасу, рыгающей от обжорства. Потому что знаю отлично по бабушке, хорошо помню ещё, что это такое - слабое сердце, плохо гоняющее по жилам кровь, сбоящее регулярно... Но чтобы настолько плохи были твои дела, ужасны даже! - невероятно, неправдоподобно это!… Да-а-а, голубушка ты моя, лечащим врачам тут сильно предстоит потрудиться, чтобы в норму тебя привести. И приведут ли?…»
Яковлева находилась в палате одна - без больных соседей, - о чём Мальцев очень просил докторов: это было одно из главных его условий, которое он отдельно обещал оплатить, помимо услуг