Убийцу рвало… Закрывшись в туалете, он отмывал кровь и блевоту, сморкался, чихал и кашлял. Лицо его было малиновым от напряжения и слишком горячей воды, которую, вперемешку с порциями пара, выплёвывал, вздрагивающий над раковиной умывальника, сверкающий никелем «гусачок». Так же плюнула ему в лицо горячей кровью голова его жертвы, пока он стоял в полном оцепенении, не веря доподлинно в реальность им же содеянного и не в силах отвернуться. Хорошо, что сработала реакция, и он вовремя отскочил от бросившейся к нему собаки. Вцепись она в него мёртвой хваткой, пришлось бы снова стрелять. А это, согласитесь, - лишний шум. И хоть улица и была пустынна, он, естественно, мог привлечь нежелательное чьё-то внимание. Правда, ограды соседних домов были настолько высокими, что увидеть из-за них происходящее на улице казалось практически невозможно. Вероятно, предполагая нежелательное развитие событий смутного времени, владельцы особняков намеренно возводили такие высокие заборы, надеясь отгородиться ими от реальной действительности. Одному, как видится, это всё же не удалось.
Гусачок перестал плеваться и, шипя, изошёл струёй грязно-серого пара, от которого стало обильно запотевать зеркало над умывальником. Похоже, что-то снова мудрили «жэковские слесаря», пытаясь, в очередной раз, разрешить вечную проблему нормальной подачи горячей воды в убитые богом и временем коммуналки. Он резко перекрыл пар. Тупо уставился в запотевшее, смутно отражающее его, зеркало.
На него смотрело узнаваемое, но слегка искажённое какой-то странной гримасой лицо. Его собственное, но словно взятое им напрокат. Вот эти его глаза… Цвет… форма… А если посмотреть попристальнее, можно увидеть под нижним веком едва заметную ярко красную бусинку родинки, величиной с булавочную головку. Это его глаза, но они как-то странно округлились и не мигают. Он смотрит в них, а они - в него. И волосы у него, как у ковёрного клоуна: слиплись от крови и торчат. Он ещё в шоке, но, похоже, не сознаёт этого: пытаясь расправить стянутую запекшейся кровью кожу лица, кривляется и корчит рожи. И тот, что в зеркале проделывает то же самое. И оба его красивых лица, изощряются в нелепом гримасничанье.
Он это делает. И если спросить его, что он будет делать дальше, он не скажет. Видимо, убийство, даже хорошо продуманное, заранее подготовленное и удачно осуществлённое – дело далеко не простое. И оно обезоруживает.
В своё время, будучи ещё студентом, он много читал и старался запоминать разного рода афоризмы, сентенции, изречения древних мудрецов. Кое-что могло пригодиться для выработки норм житейской практики, остальное, чтобы сверкнуть эрудицией - ослепить, озадачить, «запудрить мозги». И сейчас он лихорадочно рылся в слежавшемся ворохе мыслей, отыскивая хоть какой-нибудь жалкий намёк, оправдывающий совершённое им преступное деяние, и принадлежащий какому-нибудь всемирно признанному авторитету. Господи, конечно же… как он мог забыть такое: любимым его героем долгое время считался крёстный отец чикагской мафии, мудрец и острослов дон Корлеоне. Это ведь он сказал как-то: «Если история чему-то и учит, то лишь тому, что убить можно кого угодно». Вот он и убил… «кого угодно». Однако это уверение «Дона» его не утешило. Да, похоже, он и не искал утешения: ищи не ищи, утешайся не утешайся – дело сделано. И время думать о том, как остаться безнаказанным, не быть раскрытым и пойманным. Конечно, он долго ещё будет ощущать полный дискомфорт, ходить и оглядываться. И будет спать, прислушиваясь к шагам на лестничной клетке… Но шансов доказать его причастие к убийству крайне мало или нет вообще. Ведь главная улика - стрелянные гильзы – осталась в стволах. Их не найдут, а это сто процентов. И он, и пойманный, пройдёт по делу в статусе подозреваемого. Главное сейчас перестать кривляться, отмыться до блеска, всё отчистить, отстирать и отгладить. Замести, как говорят, следы. Следы… следы… Снег… Когда он стрелял, он только начинался. И шёл, не прекращаясь. И если хоть какие-то следы на нём остались, он тут же их и замёл. Вроде как сама собой завертелась в уме песенка: «Заметает зима, заметает, всё, что было…». И с песенкой настроение стало вроде как улучшаться. И снова, словно из-за спины, послышался голос Вито Корлеоне: «Кое-что делаешь, если жизнь заставляет, но об этом не стоит говорить вслух». Конечно он ничего никому не скажет: как можно сказать кому-то, что ты убил человека? Да от тебя тут же побегут, как от прокажённого.
Похоже, судьба «новоявленного киллера» определялась успешно: ему теперь «давал советы», словно брал под личную опеку величайший мафиози всех времён и народов. Вот он слышит его хриплый голос: «Есть вещи, которые нельзя оправдать, потому что им нет оправдания. О них надо просто забывать.», - доверительно советует Корлеоне. И – о небо! - «доморощенный киллер» видит его смутное отражение в запотевшем зеркале, по которому обильный налёт пара, охладившись, сползает змеящимися крупными каплями…
Дон Корлеоне улыбается… по зеркалу-лицу его стекают слёзы…
Забывать… просто забывать…
