должен бы не он, но и Исэндар от хмурого взгляда лицо не прячет, а все так же пылает жаром от решимости. И тогда, испытав его паузой и хмуростью, хозяин отклоняется вновь назад и выдыхает спокойнее.
– Да только разве же можно ругать того, кто за друга встает, – взглядывает он на дурака. – Бродячие это детишки его отлупили. Я вышел по своим делам, когда он за водой пошел, вижу, они его толпой лупят, так что прогнал. Сюда-то они не лезут, боятся, но вот на улице могут подкараулить.
Услышав про беспризорников, мальчик в лице меняется.
– Бродячие?
– Бездомные они, без матерей, без отцов растут. Злые, как собаки. Уж не знаю, чего им твой дурак…
Исэндар недослушивает, бросает на поверхность стойки монеты, приготовленные заранее, а сам оборачивается и отвечает прямо на ходу.
– Дядь, ты дураку принеси в комнату еды, ладно? И мне тоже, я потом съем!
Сумасшедший, на миг растерявшись, отправляется следом, забегает за мальчишкой в комнату, смотрит, как тот снимает чистую одежду и надевает грязную, старую. Угадать его намерения безумцу не под силу, а потому он не мешается. И все же, скоро находится способ узнать, что за мысль взбрела в горячую голову.
– Ничего, – шипит Исэндар от злости, – сейчас они у меня получат.
Теперь, когда все становится ясно, то и дурак уже на месте не стоит. Что-нибудь сказать он не может, убедить, остановить как-то иначе неспособен, а потому, как только мальчик направляется к двери, мужчина хватает его за плечо.
– А ну пусти! – отмахивается тот.
И слишком уж легко отбиваться от однорукого. Хотя, даже и так сумасшедший не теряет решимости. Ему неясно, отчего так сильно злится Исэндар, когда побили совсем не его, но раздумывать об этом дурак и не пытается. Сейчас важнее всего остановить мальчишку, а потому безумец падает на жесткий, деревянный пол, обхватив рукой одну из ног мальчика.
– Пусти, говорю, – велит тот.
Только вот это не срабатывает. Тогда приходится делать иначе, раз повиноваться дурак не хочет, и от того, что в уме кипит злоба, она изменяет и мысли, и решения. На все хочется наплевать, даже и на дурака, как бы странно это ни было, ведь именно за него так тянет поквитаться, но сейчас уже словно одно только желание осталось – разбить кому-нибудь наглую морду.
– Ах так?!
Исэндар пытается вырвать ногу, дернув ей со всей силы, и протаскивает дурака по полу так, что тот аж подскакивает. И обоим находится, чему удивиться. Мальчик никак не мог ждать, что может обладать такой силой, чему, впрочем, больше изумляется дурак, в то время как мальчишка дивится тому, с какой цепкостью держит его за ногу побитый детьми сумасшедший.
Вдруг уже и злоба проходит, и лишь теперь мысли подсказывают, что дураку с одной рукой можно было ее так и сломать.
– Ну… ладно… все, хватит, – приходится упрашивать сумасшедшего. – Не пойду я,… но если увижу!..
Мужчина же поднимает лицо, на котором брови такие хмурые, какими ни разу еще не были. Уже одно это выражение обезоруживает, но затем безумец заговаривает, наконец, пробудив впервые за долгое время свой голос.
– А… э… скажи… скажи «да» или «нет», – произносит он, вперившись упрямо своим чудны́м взглядом.
Мальчишка застывает, таращится на дурака заблестевшими глазами и долго ничего не говорит. Нетрудно понять, чего именно добивается сумасшедший, хотя тот и повторяет одну и ту же заученную фразу.
– Отпусти, отдай, – тянет Исэндар ногу, пытаясь вытащить ее из рук безумца, – не пойду я, обещаю…
Лишь тогда мужчина отпускает ногу, а затем еще какое-то время напряженно ждет, будто сейчас должен будет сразу же наброситься на мальчика, едва тот задумает нарушить обещание.
Впрочем, уже после ужина получается от него отвязаться. Дурак сначала вновь хочет удержать, но даже подойти не успевает.
– Да сиди ты. Не пойду я, сказал же. Я так, по двору немного пройду. За двор выходить в темноту не буду.
С недовольством принимает дурак такой уговор, вздыхает и укладывается на кровать прямо в одежде, намекая, что спать еще не собирается. И мальчик, оставив его, выходит прогуляться прямо так, в грязной одежде, переодеть которую не успел.
А на улице свежо и хорошо. Прохлада ночи не проясняет тяжелых мыслей, но дает вздохнуть свободнее, чем за все это жаркое лето. Будто сила ветра наполнила грудь и расползлась затем по всему телу. И дышать хочется больше и быстрее, жадность пробуждается, до того вкусный запах ночью обитает на усталых улицах этого небольшого города.
Исэндар так и наслаждается прогулкой, давая голове отдохнуть, но когда успокаивается и чувствует, что можно отправляться спать, то совершенно внезапно, обернувшись, замечает вблизи движение.
Тело само напрягается, словно уже готовится принимать удар или бежать. Поначалу ничего не видно, только движение, а затем даже в уме появляются мысли о том, что ничего страшного быть не может, но после взгляду предстает громадная, похожая на лягушачью, морда пажа, истекающая слюной.
Мальчик застывает и не двигается, помня слова Альзара, будто разговор с ним произошел лишь вчера. Потому он и не шевелится, чтобы не напугать чудище. Все это время, пока тварь из огненных земель мнется и не знает, что делать, Исэндар раздумывает над тем, к кому же в этом городе могла прийти смерть. Да только вот в таком большом, населенном месте часто оканчивается чья-нибудь жизнь, и это проходит мимо большинства.
Когда же паж уходит, растворившись во тьме, до которой не достает свет факелов, горящих у входа во двор и в трапезной зале, то и мальчик осторожно сходит с места и неторопливым шагом отправляется назад к дураку. Все еще боязно испугать пажа. Хотя, это только в испытании богини слышно было, как они кричат.
В любом случае, испытывать судьбу охоты нет, так что приходится возвращаться назад. Да и на постоялом дворе уже никого, только пара человек в углах залы, да уставший хозяин. И нельзя понять, когда успело стать так поздно.
И даже паж в мыслях особенно не задерживается. Может, это даже тот же самый. Наверняка. Их ведь здесь быть не должно. А стоит так подумать, как мысли появляются все реже, становятся тише, и ум оживляется лишь тогда, когда неожиданно приходится вспомнить, что мази до сих пор не готовы. А так как дурак успевает заснуть прямо в одежде и будить его не хочется, взяв травы, ступку и пестик, мальчишка отправляется вниз, к хозяйской печи, для оплаты которой он как раз припас пару медяков.
Засветло его будит кухарка. Здесь она строгая, к работе своей подходит ответственно, а потому мальчика не жалеет и едва только ей самой пригождается печь, как Исэндара женщина прогоняет без нежничаний.
А мальчик сразу отправляется на улицу, поскольку завтрака все равно ждать незачем. Денег на него не осталось. Теперь путь готов сделать изгиб в одну сторону или в другую, и либо удастся достаточно накопить, либо придется голодным вместе с дураком бежать из города.
Бежать не хочется. Этот вариант не подходит даже на тот случай, если за день не удастся скопить полсеребряника. Тогда ничего не останется, как прихватить все, что имеется и смыться, пока травник не нажаловался страже. А бежать все равно ни за что не хочется, ведь где-то в городе должен быть и Голос, и разговор с ним – это единственное, что не дает сейчас же отправиться в огненные земли.
Переодевшись в чистое, сонный и помятый, мальчик отправляется на торговую улицу, где сразу же пытается отыскать каждого, кому вчера отдал на пробу мазь. И немедленно происходит удивительное событие, которого Исэндар никак ожидать не мог, стоит лишь одному из тех, кто взял мазь на пробу, согласиться теперь приобрести еще несколько про запас.
– И, ты говорил, не за полную цену отдаешь? – спрашивает кузнец, чья кожа уже почти не может пробиться и кровоточить, но у которого за спиной топчется сын, пряча окровавленные ладони. – Сколько ты там просишь?
– Семь с половиной, – отвечает мальчишка, застыв от нетерпения.
– Хм, добро, малец, – кивает бородатый мужчина в фартуке. – За такую цену такую мазь не жалко. Я испробовал вчера, да подумал, возьму штук… э, давай-ка мне штук десять разом.
Исэндар чуть плясать не начинает, едва сдерживается, но все же остается сдержан, отдает мази, получает монеты, уходит с улицы и тут же прибегает на двор.
Спрятавшись в комнате, улыбаясь дураку, но не находя от радости сил с ним заговорить, мальчик принимается считать заработанные деньги, и не сразу понимает, что не сходится. Монет слишком уж много, так что приходится считать внимательней, а затем и становится ясно, что вместо семи с половиной медяков, кузнец заплатил по одиннадцать монет за каждую мазь.
Долго приходится вдумываться, зачем мужику было это делать, зачем отдавать больше, чем мальчик спросил, и лишь к концу завтрака Исэндар догадывается о том, что произошло.
– Ха-ха-ха! – рассмеивается он вдруг. – Вот оно как!
Схватив дурака за щеки и тряхнув голову, мальчик, смеясь, так и убегает, собрав вещи, ничего не объясняет, но сам понимает нечто большее, чем знал с утра. Теперь ему становится ясна загадочная цифра 0.5 и ее значение, когда мужчина за мази уплатил ровно на половину больше, чем должен был, хотя четко и ясно слышал, какую цену установил мальчишка.
И сразу даже усталость забывается окончательно. Теперь ведь оказалось, что любые проданные товары будут продаваться вполовину дороже, как обещает заработанный навык. А раз так, то скопить нужное количество монет будет не так сложно.
Что в итоге и получается. Исэндар нарадоваться не может тому, как легко идут дела. Все, кто успел попробовать мазь, не против взять хотя бы одну, а то и две. Несколько человек берут сразу по четыре или пять штук, пусть мази и завернуты всего лишь в древесную листву, и находится еще парочка таких, кто берет сразу десяток.
В итоге, еще до обеда накапливается пятьдесят бронзовых монет, а значит, полсеребряника уже есть. И теперь, когда можно расслабиться, мальчик сразу веселеет, уговаривает прохожих брать его мази, а оттого, что сделать это ему вполовину легче благодаря заработанному навыку красноречия, дело быстро идет на лад.
Конечно же, травник замечает это сразу, едва мальчишка вечером с улыбкой заходит в его лавку, чтобы отдать плату. И все равно, торговец не спешит завязать разговор, смотрит на довольную улыбку, которая проглядывает на лице Исэндара, но заговаривает лишь когда мальчик становится напротив.
– Погляжу, радостный, – щурится мужчина. – Никак рад, что плату мне собрать умудрился?
– Ха-ха! А вот и рад, – улыбается мальчик и тут же чуть себя не выдает. – Нам с ду… с дядей как раз хорошо, что дело так пошло, а то бы пришлось так и ехать голодными. Теперь хоть немного на еду заработаем, в дорогу припасов соберем, а тогда и двинуться можно. А тут мы еще пару дней, это точно. Так что целый серебряный, а то и больше еще получишь!
Травник улыбается, кивает, а сам щурится, даже скрыть этого не может. Впрочем, Исэндар не обращает внимания, а достает из мешочка гору монет, считает долго, под пристальным взором торговца, и, наконец, пододвигает тридцать бронзовых монет и еще целых две сотни медяков – ровно столько, сколько и заменяет по ценности полсеребряника.
– Эх, ты гляди, даже на ужин осталось, – смеется мальчик, пытаясь на всякий случай прятать остальные
