Упорство. Глава одиннадцатая

Новый уровень

В дороге приходится туго. Впрочем, а может ли вообще быть легким путешествие мальчишки и однорукого сумасшедшего? Когда пропитание нужно добывать прямо на ходу, а всякий новый миг приходится ждать, что на дороге появятся разбойники или дикие звери, то об отдыхе и мысли не появляется.
Правда, хоть в этот раз судьба оказывается благосклонна и не испытывает путников лишний раз. Впрочем, забот и без того хватает, по пути мальчик собирает травы, все пытается заметить какого-нибудь крольчонка или другого мелкого зверька, чтобы поживиться, но к вечеру так и остается лишь с куском мяса, отданного старушкой Глафьей.
Еще не успевает стемнеть, когда Исэндар с дураком разжигают костер, заготовив два толстых бревна, чтобы подбросить их позже, на ночь. И тогда лишь мальчик отрезает своим кинжалом по кусочку мяса, но понимает, что оставлять назавтра угощение нельзя, а иначе оно пропадет.
– Ешь, дурак, не смотри, – объясняет он. – Назавтра уже совсем плохое станет, да мы только отравимся. Ешь сейчас, пока еще целое.
Правда, сумасшедший глядит на кинжал, а не на мясо, но Исэндар и так это понимает, только вот делает вид, что не заметил.
Да и безумец уже видел оружие в прошлый раз, просто не успел его рассмотреть, как следует. Теперь же он садится рядышком, как только доедает свою порцию, и принимается с интересом наблюдать за тем, как Исэндар, отыскав подходящий кусок дерева, пытается сделать аккуратную, ровную, удобную ступку.
– Сейчас уже лучше будет, – объясняет он от скуки. – Вот сделаю глубже ступку, так и мазь легче будет готовить. Еще бы зелья эти… как узнать-то, как их готовить? Не знаешь? Хе! На то ты и дурак, ха-ха. А я вот знаю. Мы с тобой завтра, если поторопимся, уже в городе будем. Отец говорил, все они недалеко, по дороге одно расстояние. Это мы с тобой там, от дома шли долго, из-за того, что я слег. А так бы… да не важно уже. О, гляди, какой инструмент теперь у меня, а?
Ступка действительно получается такой, что не грех похвастать. Ровная, аккуратная, выточенная из дерева благодаря полученному еще дома столярному навыку, она так и просится в работу.
– Э, да я вот сейчас и!.. – заговаривает мальчик снова и принимается опять за свои мази, но только собрав прежде широких, плотных листьев, растущих лишь здесь, в Предгорье деревьев. – Я вот чего придумал. Ты рядом был, когда про зелья разговаривали? А, нет, не было… ну так слушай. Зелья еще дороже мазей выходят. Понимаешь, чего это значит? Эх, дурень, мы с тобой зельями так заработаем, что еще до зимы домой вернемся в шубах, в мехах, как… как… как торговцы! Нет, даже как царские… эти, с царем которые…
– Мм! М!
– Чего ммм? Ты же говорить можешь, буквы знаешь, так чего мычишь? А, дурень, все тебе объясняй…
Отложив пока ступку, набитую еще целыми, не растертыми травами, Исэндар отвлекается, чтобы написать на земле перед костром все буквы, какие знает сам, каким научил отец.
– Читай вот, чего написано?
Дурак с недоумением таращится, щурится, присматривается, но ничего не может понять, а мальчик не сразу догадывается в чем дело.
– Ты читать не умеешь что ли? Да как?.. А, вот как? Отец говорил… да…
Ненадолго посещает грусть. Все-таки, знание отцовское пригодилось, а данное ему в пылу злобы обещание никогда не читать и не писать, уже нарушено. Да и не такое уж это сильное было слово, просто от обиды сорвалось, так что держать его можно только от глупости.
– Я научу, – заговаривает Исэндар, помедлив. – Гляди, вот это, видишь? Скажи «а». Вот это она, буква эта, звук такой…
И так он и начинает обучать дурака читать. Ровно как и отец в свое время заставлял его самого заучивать алфавит, повторяя один и тот же звук, так же и Исэндар теперь обучает безумца. Правда, сумасшедший прилагает гораздо больше усилий, и даже настолько утомляется, что так и засыпает на земле, рядом с выведенными палочкой символами.
– Хех, ну дурак, – тихонько проговаривает мальчик, все еще продолжая делать мази, а затем, окончив и положив свежие порции остывать на листках, пододвигает в костер толстые бревна и тоже укладывается.
На следующий день поесть снова не удается, но остановок Исэндар не делает. До города, по ощущениям, уже недалеко. Там можно будет и поесть, расплатившись деньгами, полученными от толстяка, да и там же можно будет попытаться сторговать мази, только бы местный травник согласился их опробовать.
Впрочем, решимости мальчишке не занимать и он чувствует, что если будет нужно, то снова он легко порежет себе руку, намажет ее мазью и докажет, что его умение достаточно высоко. А до тех пор, пока города не видно, Исэндар так и продолжает собирать травы, забив ими весь свой небольшой, тряпочный мешок, на котором уже появились дырки.
– Ты чего мычишь там? – улыбается мальчик, отвлекшись от мыслей о будущем.
Дурак оборачивается, глядит с усталым, задумчивым видом, молчит, но потом все-таки отвечает, зачем-то перебирая счетом пальцы.
– А… б… в…
– А, – улыбается Исэндар. – Давай, повторяй.
Словом, все идет как нельзя лучше, и будущее обещает вскоре радостные перемены, так что настроение мальчика все улучшается. Когда же он поднимает глаза и замечает, наконец, город, то и вовсе едва не прыгает от счастья.
– Смотри, дурак! Гляди! Пришли!
А вот мужчина хмурится. Задумчивый и уставший он глядит лишь миг, но никаких эмоций не изображает, а снова опускает голову, считает пальцы и все повторяет буквы, тихонько бормоча себе под нос.
Это успокаивает, но не дает растерять настроение. Вскоре уже мальчик с дураком приходят на постоялый двор, где их тоже поначалу стараются прогнать, но как только Исэндар показывает несколько бронзовых, как его с дураком усаживают в дальний угол и подают еду.
Правда, здесь уже настроение слегка портят взгляды окружающих. Мальчишку с одноруким никто не трогает, но, похоже, только из-за отвращения, а даже не из-за жалости.
– Пойдем, дурак. Живее доедай. Надо до ночи со всем управиться.
Здесь же мальчик решает оплатить ночлег, а потому снова отправляется к хозяину, надо сказать, гораздо менее радушному, чем предыдущий, но гораздо более честному.
– Чего это с ним? – спрашивает хмурый мужчина, кивнув на дурака.
– А… б… в… – считает тот.
Мальчик решает не выдумывать.
– Дурак он, не видишь? – отвечает Исэндар. – Да он не опасный, ты не думай, дядь, он тихий. Помутился только, да это уже давно. Ты комнату дашь или как? Сколько за ночь-то надо?
– Трешка, – поморщившись, отвечает мужик. – Могу и в хлеву положить, там за двушку можете поспать.
– В хлеву? Нет, – удивляется мальчик. – Дай одну нам комнату, чтобы я за дураком присмотреть мог.
Переночевать на этом постоялом дворе оказывается не только дешевле, но и удобнее. Комната здесь чище, хотя и меньше, да и мебель лучше, и даже почти не скрипят доски, из которых сколочена кровать.
– Отсюда не выходи, понял? – говорит мальчик, складывая мешочек с деньгами и пряча в сено. – Я пойду, дела кое-какие сделаю, а ты тут будь, сторожи все, понял?
– А? – поднимает голову дурак.
– А, б, в, – отвечает мальчик. – Давай, продолжай, только не уходи никуда.
Мужчина даже теряется, не различая шутку, но затем кивает и даже умудряется вспомнить не так давно заученный вновь ответ.
– Да, – сообщает он, в привычной манере повторив это несколько раз.
И мальчик, не передохнув, уходит обратно к хозяину, а дурак снова начинает повторять буквы и считать пальцы.
– Дядь, а дядь, – зовет Исэндар мужчину выглянуть из-за деревянной стойки.
Тот поднимается с хмурым лицом, делая тяжелый выдох.
– Чего тебе, малец? Чего не устроило?
– А? А! Нет, все устроило, – объясняется мальчик. – Я только спросить хочу. Ты мне поможешь Го…
Тут же он запинается, вдруг подумав о том, а стоит ли вообще говорить про судью с незнакомцами. Наконец, может оказаться, что судье хозяин тут же и доложит, а тогда кто знает, что может случиться, и как сам Голос отреагирует на новость, что его разыскивает сын одного из казненных.
– Ну? Чего еще?!
– А… дядь, ты мне скажешь, кто тут зельями торгует? Есть такие?
Мужчина сразу теряет хмурость.
– Зельями? Не похож ты на того, кто в зельях разбирается.
– Это почему это? – обижается вдруг Исэндар, сам не ведая, зачем.
– Да потому. Зелья дешевыми не бывают, а ты вон в лохмотьях весь.
Помолчав, мальчик тоже нахмуривается.
– Так где искать-то, скажешь?
– Эх, – садится мужчина со вздохом обратно на табурет и договаривает уже из-за стойки, так что приходится вставать на носочки, чтобы увидеть его лицо. – Как выйдешь, так иди направо, пока в дом не упрешься. Там налево повернешь, дальше пойдешь, а как дойдешь до улицы с палатками, так сворачивай на нее. Травника ты сразу магазин отличишь, у него над дверью на цепях висит доска, на ней листва вырезана. Теперь иди, не мешай.
Исэндар и не собирается больше отвлекать. Поблагодарив на ходу, он выскакивает из постоялого двора, следуя инструкциям, и на всякий случай повторяя их по пути, отыскивает торговую улицу, а там долго не осмеливается сойти с места.
Увидев людей, мальчик застывает. Уже сумерки и в такое время обычно приходится готовиться ко сну. Все равно же света уже нет, а в темноте ничего не сделаешь. Даже в предыдущем городе, который, впрочем, Исэндар обойти все равно не успел, людей было, кажется, меньше.
Здесь и торговцы, и простой люд, и шуты, и стражники, и рабочие, и служанки, и беспризорники, которые на мальчишку сразу обращают взгляд.
Тогда и приходится сдвинуться. Малышня, головы на две меньше самого Исэндара, окружает его плотной толпой и тут же начинает приставать. На счастье мальчишка вовремя успевает вспомнить про кинжал Альзара, хватается за спину и ловит чью-то руку, которая уже нащупала добычу и пытается стащить.
– Э! А ну! – толкается мальчик.
Только вот беспризорных, голодных и наглых детей это нисколько не отпугивает. Так они и лезут всей гурьбой, зажав, галдят, а кто-то схватился за кинжал и пытается вытянуть из-за пояса.
– Дам! Сейчас дам! – злится Исэндар все больше.
И он мог бы попытаться разобраться со всем спокойно, да вот только шпана уже почти вырывает подаренное оружие прямо из рук.
– А ну!
Кулак сам поднимается и с размаху врезает какому-то мальчишке по наглой морде, и тот мгновенно падает. Жутко становится, когда вдруг приходит осознание содеянного. Вот так вот легко убить человека, простого, голодного беспризорника, которого, наверное, гнали из каждого постоялого двора, гнали без жалости отовсюду, когда он всего-то хотел наесться хоть немного, а возможности заработать пропитание не имел.
Правда, затем мальчик шевелится, переваливается на бок, снова замирает, но уже видно, как расширяется под грязной, рваной одеждой его детская грудь.
Кулак сам собой разжимается. Сразу уже не хочется драться, да и шпана рассыпалась вокруг. Кроме того, гораздо важнее схватиться за спрятанный за поясом на спине кинжал, чтобы ни за что его не отдать.
Исэндар и не пытался ударить сильно. Едва толкнул, но теперь он понимает, что увеличенная при помощи навыка сила и превратила обычный, ребяческий, уже не детский, но еще и не взрослый кулак в такое грозное оружие. Ребенку точно не справиться. А если в полную силу ударить, так и убить можно запросто, и даже взрослому, наверное, мало не покажется.
И конечно, сразу думается,