пропустила гостя вперед и он, шагнув внутрь, оказался в небольшой комнате с тяжелыми запахами испарений от нескольких коз за тонкой перегородкой. У стены, на топчане, лежал закутанный в одеяло юноша с бледным лицом. У изголовья и у ног его, прямо на земляном полу, сидело двое мужчин, один из них уронив голову на руки. Гость поздоровался и, внимательно оглядев обоих, подошел к согбенному человеку.
- Распрямись, отец. Велика твоя скорбь, но отчаяние лишь усугубляет его.
- Откуда ты знаешь, что я отец? – удивился человек.
- Просто горе его самое большое в этом доме.
- Да, - сказал отец, - моему сыну плохо и становится хуже, кажется, проклятье легло на него.
- Кара на них пала, - подал голос второй. – И я предупреждал их об этом…
- За что? – спросил человек со спокойствием в голосе.
- Гордыни много, не по летам и не по силам.
- Не всегда нам ведомо, что от чего происходит, потому не стоит судить поспешно, - возразил гость.
Женщина при последних словах, будто сбросив оцепенение, захлопотала. Закружилась по комнате, стараясь отыскать гостю место получше.
- Не беспокойся, мать, - остановил он ее, - мне и так удобно.
- Эх, судьбу обмануть вознамерились, - вновь заговорил второй. - Готовы любого уже позвать. Как бы хуже не сделалось. Говорю вам: кара это свыше за его своеволие и дерзость. А я предупреждал не раз…
- И в чем она, его дерзость? – спросил пришелец.
- От молодости ему кажется, что он способен на все. Спорит со мной, спорит с другими. Доспорился… А я предупреждал.
- Спор для молодости не порок, а свидетельство неравнодушия. Спорит, значит хочет дела! Так найдите ему достойное дело. И в болезни нет божьей кары! – властно произнес гость.
Он подошел к постели больного и, неожиданно улыбнувшись, спросил:
- А ведь тебе сейчас стало легче, не правда ли?
Их взгляды встретились: ласковые глаза пришельца и удивленные от происходящего глаза подростка. Бледное, продолговатое лицо больного смягчилось, губы дрогнули и сами нежданно распахнулись в улыбке:
- Да…
- Это напраслина, будто на тебе кара… Наверное, тебе нравится какая-нибудь девушка. Сколько ей лет? - спросил гость.
Юноша смутился, но сказал честно:
- Шестнадцать.
- Если от чего и можно заболеть в твои годы, так это от отчаяния при виде красоты. И еще от непонимания… Отринь отчаяние. Многое зависит от силы духа и твоего желания. Осиль предстоящий путь, каким бы тяжелым он тебе не представлялся… У нее, наверное, удивительные глаза?
Юноша покраснел и, покосившись на затаившую дыхание мать, с трудом выдавил из себя:
- Да…
- Твоя болезнь пройдет так же быстро, как и началась. То жар в крови испепеляет отроческое, мальчишечье, что в тебе осталось, и нарождается мужское. Если тебе суждено стать настоящей мужчиной, ты пересилишь свою слабость, свои боли и станешь таким же закаленным душой, как Давид. Я смотрю в твои глаза и вижу, что так и будет, и прославишь ты имя свое и заслужишь уважение земляков. Поэтому крепись перед посланным тебе испытанием. Не поддавайся искусу слабости.
Юноша заворожено слушал уверенную речь незнакомца, и страдальческое, безвольное выражение лица его таяло с каждым новым словом склонившегося над ним человека.
- Болезнь – плата за будущую сильную жизнь. Сумей встать вровень с твоим предначертанием, пересиль ее.
Обретшие силу пальцы подростка вцепились в край одеяла.
- Но… но в чем мое предначертанье?
Юноша жадно следил за лицом гостя. Тот еще ближе приблизился к нему и прошептал отчетливо и твердо:
- Запомни: многие ищут Бога в себе и скоро приходят в отчаяние. Тогда они ищут его вокруг себя и, не найдя, пугают этим других, чтобы успокоиться. Ищи Бога в себе! Ищи ответы на вопросы, тревожащие тебя, и сравнивай их с ответами других. И чем больше будешь учиться тому, что открыто в жизни и скрыто от ленивого душой, тем больше в тебе будет Бога. А затем наступит миг просветления, и ты поймешь свое предназначение. Только не уставай думать и прислушиваться к себе.
Пришелец распрямился и, взяв руку юноши, пожал ее.
- Болей на здоровье, - сказал он с улыбкой и отошел, сделав знак матери следовать за ним.
Выйдя из дома, проповедник сказал ей, чтобы она поила сына настоями из трав, и рассказал, как готовила их ему мать.
- Мне это помогало, - с улыбкой добавил он.
Простившись, человек пошел к своим товарищам, но его догнал тот, второй, что сидел у ложа.
- Эй, подожди. Я здешний староста и у меня к тебе есть предложение. Ты, как я погляжу, беден и не имеешь пристанища, так оставайся здесь, с нами, и не будешь нуждаться в хлебе насущном. Нам нужен лекарь.
- Не за того меня принимаете. Я души людские врачую, а не язвы телесные.
- Что-то не очень понятно… Ну да раз не хочешь, ничего не поделаешь. Счастливой дороги. Но думается мне, много ты на своем ремесле не заработаешь.
Человек пожал плечами:
- Это смотря какой мерой прибыток мерить.
- Тогда как знаешь.
И они разошлись, каждый в свою сторону.
При виде Учителя его сотоварищи немедля поднялись и вновь потянулись по пыльной дороге, уводящей их дальше, к горизонту. Так и шли от селения к селению эти скитальцы во главе со странным человеком, смущавшим людей своими речами. Чего они хотели? До чего мечтали достучаться? Что оставляли после себя? Ведомо ли это было им самим? Да и ведомо ли нам сейчас?
Отступление первое
А в это время в другом месте писалась история о другом человеке, замыслившем совершить невозможное. Роман назывался «Бег Александра». Он начинался с главы
Разбег
«Свершилось! 37 тысяч воинов на сотнях разновесельных судов - боевых кораблей, лодок, плотов - переправлялись через Геллиспонт – пролив, отделяющий Элладу от Азии, Восток от Запада, мир свободы от мира деспотии. Позади годы мечтаний и нетерпеливого горения сердца. Позади остались интриги двора, напористая дипломатия, вязнущая в мире крошечных полисов, жалобы и доносы союзников друг на друга, заискивающие взгляды побежденных… Все суетное отринуто одним движением пеших и конных масс воинов, все сущее (наконец-то!) подчинено одной цели.
Жизнь коротка для осуществления великой мечты, но боги смилостивились, сделав в двадцать лет, его, Александра, сына великого Филиппа, внука Аминты, потомка Ахилллеса, базилевсом Македонии и вождем Эллады!
Впрочем, всего лишь Македонии и Эллады...
Стоя на палубе триеры, Александр едва сдерживая возбуждение, жадно смотрел на переправу. Все шло на редкость удачно. Персы даже не пытались воспрепятствовать преодолению столь мощной преграды, а тихая погода будто поощряла ход весельных судов, снующих меж берегами. Первые таксисы пехоты уже вступили на землю Азии. Воины в блестевших на солнце шлемах, украшенных гривами конских волос, держа в руках круглые щиты с изображениями зверей, чей дух окрылял отряды, строились в колонны, чтобы железной змеей потянуться к горизонту, навстречу противнику и судьбе.
К царю шагнул Гефестион и протянул копье.
- Нанеси по Азии удар первым, базилевс!
Александр взял копье и мощным броском метнул его в небо. Описав большую дугу, оно вонзилось в берег под приветственные крики команды и воинов, сходивших по мосткам с других кораблей.
Сколько раз представала ему эта картина во сне и наяву. Он видел себя в конце пути героем, затмившим подвиги Ахиллеса и Одиссея. Но чтобы в его сердце возгорелась великая мечта, он должен был встретить человека, посланного ему богами для вразумления.
Александр отпраздновал тринадцатое лето своей жизни. Он проводил время в играх с друзьями и без устали упражнялся в верховой езде, фехтовании и стрельбе из лука. Однажды отец вызвал его к себе. В приемной зале, где главным украшением серо-красных каменных стен был позолоченный, резаный из цельной дубовой колоды трон, не было депутаций, не толпились придворные. И все-таки это был торжественный прием! Отец взял Александра за плечо, подвел к немолодому, но статному человеку в эллинской тунике, и сказал: «Это твой Учитель, Александр. Слушайся его, как слушаются отца и мать. Он сведущ во всех науках, и ты должен познать их, если хочешь стать великим правителем. Зовут Учителя - Аристотель».
Человек заглянул в глаза Александра.
- Не боишься учиться?
Уроки слуги-раба, рожденного в Халкидике, не прошли даром. Александр не только понял вопрос, заданный по-гречески, но и смог построить ответную фразу на чужом языке:
- Я ничего не боюсь, - ответил мальчик.
- Это хорошо, ибо порой даже самые храбрые воины боятся учения, потому что не в силах овладеть его премудростями. Для войны нужны мускулы, для наук – разум. Мускулы можно развить гимнастикой, разум – учением. Но это требует не меньшего упорства, чем физические упражнения.
Речь эллина не походила на обращения, которые Александр слышал от придворных. Голос его был спокоен, ровен, и говорил он с достоинством, как человек равный царям не по рождению, но по духу. Александр не мог еще осознать все это умом, но почувствовал сердцем.
- Если ты готов осилить путь усвоения знаний, дам тебе первое задание. Запомни: метод сопоставления двух разнокачественных вещей или обстоятельств, вроде того, что я тебе говорил об обучении воина и учении наукам, называется аналогией.
- Аналогией, - эхом откликнулся Александр, удивленный тем, что мимолетная беседа с учителем оказывается имеет отношение к наукам.
Так Аристотель вошел в его жизнь. По распоряжению отца, они были отправлены в маленькое селение Миэзе, подальше от веселого до разнузданности столичного двора. Филипп разрешил сыну взять с собою друзей по играм – Гефестиона, Кратера, Эригия, Гарпала, Неарха, Кена, Гегелоха, Бердикку, Птолемея, Клита, Филоту и Протея. Всего 12 мальчиков. С ними он должен был учиться и отдыхать.
Любимой игрой Александра была игра в войну. Он мог часами носиться со своими товарищами по холмам, потрясая деревянным мечом, яростно сражаясь, не боясь ни ссадин, ни ушибов. Однажды, несясь с ватагой своих «воинов», Александр увидел идущего навстречу учителя. Тот поднял руку, призывая к вниманию, и Александр с досадой был вынужден остановиться.
- В кого вы играете? - спросил учитель, подходя к ним.
- Ни в кого. Просто так, - ответил Александр, сдерживая раздражение. Он видел притаившегося «противника» в близлежащих кустах, но вместо его преследования приходилось отвечать на пустые вопросы.
- Уделите мне немного времени и я расскажу о том, как воевали герои в старину. Давайте объявим перемирие.
Александр неохотно кивнул. Эллин сел на массивный камень, а ребята вокруг него прямо на земле. Пришелец развернул свиток и стал читать: мерно, громко, уверенно, словно царь рассказывал своим приближенным о случившимся с ним событии:
Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
который ахенянам тысячи бедствий содеял:
многие души могучие славных героев низринул
в мрачный Аид…
Ритор уже ни на кого не обращал внимания, а, унесшись в высокий мир образов, вещал историю Трои.
Прошло немало времени, но Александр, завороженный приключениями героев, не высказывал признаков нетерпения. Глядя на него, тихо сидели и остальные. Когда эллин кончил чтение, Александр
