Дневники потерянной души

маленьким был.

— Моя мама тоже в родах умерла, — осмелился озвучить я.

— Да? Эх, беда какая, — с неподдельным сочувствием кивнул Калимак, удостоив меня вниманием. — А у тебя братья-сестры есть?

— И братья, и сестры, они все постарше и разъехались, кто куда, поэтому не так часто видимся, — поделился я.

— Ну да, выходит, мы все самые младшие в семье, — заключил Калимак, и осекся, бросив взгляд на молчавшего все это время Маура. — Прости, я не подумал…

— Все в порядке, — нарочито бодро кивнул его товарищ. — Давай, теперь твоя очередь.

— Ты правда никого из своих родных не помнишь? — печально спросил Калимак, снова берясь за нож.

— Нет, — покачал головой тот. — Я их никогда не знал.

— А как тогда ты знаешь, что осенью родился? Кто тебе это рассказал?

— Никто. Я так чувствую, — признался Маура.

— Ну ладно. Зато у тебя теперь приемный отец есть.

— Да, — согласился Маура. — И такие друзья есть, — он тепло улыбнулся нам с Разалем, и благодарно положил руку на плечо стоявшего напротив.

— Сопли-слюни, — поддразнил его Калимак в ответ на сентиментальность, и, сорвав с ближайшего куста белый цветок, воткнул его в густые пряди друга.

* * *

— У бати следующий месяц — рожденный [1], — поделился приехавший в разгар лета Калимак. — Можно я у тебя пока подарок ему оставлю, чтобы в хате не обнаружил? Он же все всегда обозревает, даже если в сундук дальний упрятать.

— Можно, конечно, — с улыбкой согласился Маура. — Что ты для него выбрал? Покажешь?

Калимак бережно и гордо вынул из-за пазухи сверток, развязав красную бечевку, держащую тонкую льняную ткань, выкрашенную в светло-фиолетовый цвет. Внутри находился сам подарок — широкий кожаный пояс, умело инкрустированный узорчатыми медными вставками, да еще и с огромной выпуклой пряжкой в виде золотого цветка.

— Ну как?

— Красотища! — восхитился хозяин. — Ты просто молодец, Каль! Где ты его достал? На рынке?

— Ты давно такие на наших рынках видел? — фыркнул тот. — Я его у перекупщиков на дороге подкараулил, до ночи торговался — жуть!

— Слушай, ты опять один на большой дороге шатался? — озабоченно спросил Маура. — Там же очередная шайка сейчас орудует, предупреждали же!

— Да ты глянь, какая выделка! — пропустив его слова мимо ушей, увлеченно продолжал его друг. — Пощупай вот края, пощупай. А пряжка — настоящее золото, представляешь? Я ж полгода на него копил!

Со вздохом Маура подчинился и усердно пощупал пояс.

— Я его в посудный шкаф спрячу у внутренней стенки, ладно? — предложил он. — В одежных сундуках Ильба точно нароет, а в погребе Ранугад постоянно продукты разбирает.

— Только смотри, чтоб кожа не отсырела и узоры не потерлись! — предостерег господин Брандугамба, снова плотно заворачивая и перевязывая сверток. — Я к тебе теперь только на самое новолуние приеду.


Когда подошел обещанный срок, Калимак прибыл уже с утра на попутной телеге, так ему не терпелось удивить отца роскошным подношением.

Едва он успел ступить на порог, как из дальней комнаты показался господин Ильба, уже принарядившийся для похода в гости.

— Никак молодой Брандугамба к нам опять пожаловал? — подслеповато прищурился он, поправляя дорогую солнечно-желтую рубаху. — Смотрите у меня, чтоб на этот раз никаких разбитых крынок и перевернутых столов! Я после Фенги еще к Соради загляну, но вы тут не расслабляйтесь.

Однако его никто не слушал. Мы только смотрели во все глаза и глотали ртом воздух. Смотрели на пояс, так идеально вписавшийся в его выходной наряд. На пояс, уже почти было принадлежавший господину Брандугамба-старшему.

Калимак начал издавать негодующий возглас, но Маура тут же плотно зажал ему рот своей ладонью, удерживая на месте. Господин Ильба всего этого не заметил, оглядывая свой торс и любуясь обновкой.

— Ах ты, сорванец, — вдруг ласково заулыбался он, подмигивая наследнику. — И ведь спрятал же от меня, хорошенько спрятал! Думал, я до своего рибадьяна не найду? Ладно, чего уж там, спасибо, принимаю дар заранее! Иди-ка сюда. — И он добродушно раскрыл объятия.

Угрожающе толкнув разгневанного Калимака в бок, Маура тоже широко улыбнулся старику, позволив крепко обнять и расцеловать себя в обе щеки.

— Потом расскажешь подробно, где и как покупал, — шутливо потрепал его за нос Ильба. — Но не сейчас, мне уже идти пора. Не хулиганьте, лоботрясы, — приказал он нам напоследок, выходя за дверь и весело насвистывая.

Мы еще несколько мгновений ошалело стояли посреди комнаты.

— Это как вообще? — наконец снова обрел дар речи Калимак. — Это куда годится?! Ты же заберешь у него обратно, Мау? Как только вернется, скажи и забери! Мне ж завтра вручать надо!

— Ты видел его лицо? — растроганно повернулся к нему Маура. — Ты правда готов лишить его этой радости? У него же действительно скоро рибадьян.

— Его рибадьян еще через месяц! — заорал Калимак. — А у моего бати — завтра!

— Ну прости, Каль, — от души покаялся провинившийся. — Ну плохо я спрятал, да. Знаешь, что? Мы сейчас пойдем на рынок, и купишь своему отцу подарок ничуть не хуже этого! Я все оплачу.

— Я такого подарка больше не найду, — хмуро бросил его товарищ, отворачиваясь и скрещивая руки на груди.

— Два подарка. Четыре, на следующий год, — попытался задобрить его Маура. — И матери своей купи что-нибудь. Погоди, я только свои сбережения из кладовки достану.

Мне не нравилось, когда хозяин так заискивал и унижался перед кем-либо, поэтому я все это время молчал, не встревая в разговор.

Наконец Калимак сменил гнев на милость.

— Только я сам все выбираю, да?

— Конечно, сам, — кивнул Маура. — Бан, ты с нами?

— Да, господин! — подал голос я, тут же забыв о своих неприятных мыслях и радуясь приглашению.

По рыночной площади мы слонялись до вечера, и, хоть подобия чудесного пояса действительно больше найти не удалось, Калимак не успокоился, пока не набрал полные узлы подарков для себя и для всех своих родичей на несколько лет вперед.

* * *

На исходе лета я шел по огромному полю вдалеке от хозяйского имения в поисках пропавшей соседской овцы. Люди видели тем утром волков вблизи от стада. За возвращение животного владельцем предлагалось щедрое вознаграждение, что и сподвигло господина Ильба и нескольких других хозяев снарядить своих рабов на его поимку. Хотя шансы на то, что овца была все еще жива и не съедена, были ничтожно малы, жажда наживы была очень велика.

День уже клонился к закату. Взглянув на небо, я увидел темные клубы туч, подгоняемых холодным ветром. На мне была одна легкая туника, и я съежился от резких порывов ветра, оглядываясь в поисках укрытия. Но вокруг было только поле, с дрожащими и гнущимися колосьями, и я не обнаружил даже стога сена, в котором можно было бы переждать грозу. Решив все-таки вернуться, несмотря на наказ господина Лабинги искать до победного конца, я вдруг понял, что от страха забыл обратный путь — справа виднелась лишь потемневшая кромка горизонта, слева вдалеке качались верхушки сосен, и я не знал, куда мне свернуть, чтобы попасть на дорогу, ведущую к деревне.

Ветер подул еще сильнее, колосья совсем пригнулись к земле, и я стал судорожно размышлять о том, что все наверняка разбежались по домам, никто не знает, что я именно здесь, включая хозяина, и поэтому добираться придется самому и наугад. Слезы навернулись на глаза, как всегда в трудных ситуациях, и я уже готов был дать им волю, как тут услышал сквозь шум ветра едва различимый голос, зовущий меня:

— Бан!

— Я здесь, хозяин! — заорал я изо всех сил, радостно бросаясь в направлении голоса.

Маура спешил ко мне, наклоняясь против ветра и удерживая под подбородком теплую накидку, покрывавшую его голову и плечи. Несколько рыжих завитков, выбившихся из-под тяжелой ткани, подлетали на светлом лбу в такт движению.

Добежав до меня, он резко распахнул накидку, оборачивая ее вокруг нас обоих.

— Как вы меня нашли? — изумился я.

— По следу, — невозмутимо ответил он. — Ты что, не знал? Я знаменитый следопыт.

Я облегченно рассмеялся.

— Овцу, кстати, нашли после полудня, — продолжил хозяин. — Вернее, то, что от нее осталось. Лепас буквально споткнулся об обглоданные кости, и сдуру отнес их господину Фенги. Ух и крик стоял! Вознаграждения он, естественно, не получил, а вот хворостиной огрели.

Как бы мне ни было жалко бедное животное и незадачливого соседского мальчишку, я вновь не смог сдержать веселья, и мы с хозяином в унисон захохотали.

— Ладно, бежим давай, — скомандовал он. — А то щас как ливанет.

Его слова ознаменовались раскатом грома, и на нас хлынуло, как из ведра. Мы понеслись в направлении деревни под мощными струями. Хозяин крепко прижимал меня к себе одной рукой, чтобы накидка плотно покрывала мои плечи, и я ощущал теплоту его тела, с примесью аромата смолы и хвои, и еще чего-то такого приятного и незнакомого. Это был один из тех редких случаев, когда он прикасался ко мне, и я был настолько близко, чтобы слышать его горячее дыхание и даже быстрый стук сердца в груди.

Мы были уже у края деревни, когда прямо перед нами вдруг ударила молния, расколов тонкий ствол молодого вяза. Вскрикнув от страха, я отпрянул назад.

— Не бойся, — Маура наклонился ко мне, и его мокрые пряди, пахнущие дождем, на мгновение коснулись моей щеки. Я повернул голову, и мое лицо оказалось прямо напротив его. Его глаза были одновременно добрыми и суровыми, знакомыми и чужими. Их взгляд был на редкость пронизывающим, словно смотрящим прямо в душу, и даже на таком небольшом расстоянии я не мог толком понять, какого они цвета — в них словно чередовались темные и светлые оттенки серого, образуя странный узор радужки, а из-за их узости больших подробностей было не разглядеть.

Капли дождя стекали по его высоким выступающим скулам, падали на чуть приоткрытые полные губы. Мгновение растянулось, и мне не хотелось отрывать взгляд от этого лица. Маура смотрел на меня без особого выражения, словно изучая мои ощущения, и я вдруг почувствовал, что краснею. Он выпрямился.

— Пойдем. И так уже до нитки промокли.

Мы быстро пробежали остаток пути под дождем, и хозяин повел меня прямиком в дом.

В имении Лабин-нег было, как всегда, хорошо и уютно; господин Ильба уже крепко спал в задней комнате, а мой отец по обыкновению скрывался от грозы в нашей каморке, греясь у горшка с углями. Маура быстро и ловко набросал хвороста в очаг и высек огонь. Мне редко удавалось так ударить по кремню, чтоб хотя бы выскочили искры, ему же это не составляло никакого труда — один резкий взмах, и хворост уже весело трещал, а тепло расползалось по комнате приятными волнами. Он принес несколько одеял, приказывая мне снять мокрую одежду. Затем обернул меня теплой шерстяной тканью, и сам скинул пропитанную водой рубаху, оставшись в одних светлых штанах, подпоясанных веревкой. Развязав тесемки, державшие сапоги, он положил их сушиться поближе к огню.

— Ты что, весь день эту овцу выслеживал? — поинтересовался он. — У тебя хоть еда с собой была?

— Не было, — пожал плечами я. — Господин Ильба хотел, чтобы я первым ее нашел, и торопил выйти…

Ни слова больше не говоря, Маура разогрел в очаге на тонком каменном подносе тушеную говядину с морковью, положил нам обоим по полной тарелке, и