НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ. Часть 2

загремел великан своим басом. В его глазах блеснули молнии. Атмосфера начала накаляться. На шум вышел режиссер. Он был навеселе.
      -- В чем дело, Сонечка? Почему в помещении посторонние?
      -- Да вот, эти двое считают, что идеально подходят для ролей. Если мы их не возьмем, полжизни потеряем и даром выбросим деньги на ветер, -- Сонечка иронично ухмыльнулась прямо в Серегино лицо. Тот не выдержал подобной наглости и с размаху чуть не хлопнул Сонечку по нижней части тела. Та ловко отпрыгнула в сторону, изображая испуг при этом:
      -- Нахал! Хулиган! Да как он смеет...
      -- Че, я – хулиган?! А вы бабы во все века одинаковые. Сами на хрен так и проситесь, а потом виновных ищите.
      Великан нервно хотел прикурить, но ему не дал все тот же режиссер:
    -- У нас не курят. А вы что, действительно Маяковского изобразить можете?
    -- Могу! – почти выкрикнул великан. Его так и распирало от ярости.
    Режиссер осмотрел его с ног до головы:
    -- Рост тот, что нужно. Покажите зубы.
    -- Улыбнуться, что ли?
    -- Нет, просто зубы покажите.
    -- Я ж не конь.
    -- У вас зубы кривые. Я и так это вижу.
    -- А вы откуда знаете, какие у Маяковского были зубы. Может, их вообще не было.
    -- Молодой человек, мне совершенно безразлично, каким был Маяковский. Но вы будете показывать себя на экране в эротических сценках. Мне надо, чтобы у вас было все в надлежащем состоянии. А вы сутулитесь и это некрасиво. Поэтому принять мы вас на роль не можем.
    -- А вы все свои фильмы в пьяном виде снимаете? Перегаром так и прет, хоть закусывай! – не выдержал Серега.
    -- Во-первых, я не пьяный. Просто расслабился после работы. У меня сегодня была большая нагрузка...
    -- Это ж где это видано, чтобы рабочий день в десять часов утра заканчивался?! – забасил прямо в лицо режиссеру великан.
    -- А те, кого мы хотим изобразить, сами пили. Много пили. Творческие люди без этого не могут...
    -- Че?! Ты откуда знаешь, почему они пили. Хмырь поганый?! – Сергей чуть было не вцепился надутому дядьке в шею, -- Да, мы пили! Наше пьянство – не ваша работа. Мы весь мир сквозь душу пропускали. Играли ее аккордами. Мы жили для этого мира, и мир оживал после нас. После наших запоев. Запоев стихами... Мы работали!
    -- Ха, он уже возомнил себя Есениным, -- режиссер нагло улыбался своими рыбьими глазами прямо в лицо этим двум чудакам, спустившимся, словно с неба ему на голову.
    А великан сказал вслух, со свойственной угрюмостью:
    -- Пошли, Сергун, нечего нам здесь делать. Они фильмы снимать не умеют. Только кошмары одни. Я больше, чем уверен, что там не только мы грязью облиты будем, но и вся наша жизнь, все наше время...
    С этими словами великан развернулся и зашагал прочь, Сергей, подавляя желание врезать зазнайке, заторопился следом.
    -- Идите, идите, сумасшедшие. С вами никто сотрудничать не будет. Со скандалистами работать никто не хочет... – кричал режиссер в след двум незнакомцам, которые разозлили его до глубины всей его мерзенькой душенки.

    -- Одного не пойму, -- сказал великан товарищу на улице, -- Сколько времени здесь нахожусь, и все как в гостях себя чувствую. А так хотелось бы врезать этому таракану...
    -- Давай, вернемся и врежем!
    Великан призадумался:
    -- Нельзя нам. На работе неприятности могут быть. А нам Лерку спасать надо. Ты забыл...
    -- Да-а, Ради Леры я только себя и готов сдерживать... – Серега бесшабашно потрепал собственную шевелюру.

            ГЛАВА 52.
    Утро следующего дня застало их мрачными обоих. Болели буйные головы после ночи, проведенной в дешевой пивнушке. Дешевой не потому, что денег не было. Просто не хотелось видеть эти надутые рожи «с портфелями» которые всем своим видом доказывали свое превосходство над жизнью сиею. Они проснулись в одной квартире, кажется, в Серегиной. Им даже было безразлично, кто ее хозяин. Поскольку оба ощущали себя полноправными гражданами страны-утопии, о которой они когда-то мечтали, но так и не достроили. А в ней были просты правила: мой хлеб – твой хлеб, мое жилище – твое жилище. Потому, что мы братья навек. Вдруг Серега неожиданно сказал своему другу:
      -- А ты знаешь, Володька, бабы мне не хватает. Давно уже не хватает. Я это понял еще в той жизни, когда из Америки приехал, а она с другим... Я понял, что проворонил... Вот, сейчас бы чайку нам заварила...
      -- Да, что чайку. Чаек я и сам состряпаю. Еще в те времена все сам делать научился. Я ж холостяк заклятый. А вот душу отвести не с кем... Как там Лерика... Я пока не могу с ней общаться, не то поставлю под удар.
    -- Счастливый ты все-таки. У тебя любовь есть.
    -- И ты найдешь.
    -- Здесь? Среди этих?! Видал, как эти тонконогие трещотки к нам вчера цеплялись да все в бумажник мой заглядывали... А пьют они сколько, больше, чем мы с тобой вместе взятые...
    Вдруг оба обратили внимание на экран включенного телевизора. Там как раз шла реклама.
    -- Володька, смотри! – Сергей удивленно уставился в телек, -- Это ж ты? Ты, кажись?!
    Эскулап глянул на экран, и на миг искра пробуждения мелькнула в его потухшем взоре:
    -- Что, уже! Так быстро! А ведь еще вчера снимали. Ну и век скоростей... Слушай, Есенин, а давай свое кино снимать будем. С теперешней техникой возможно все! -- ликовал великан.
    -- Да, уж... – протянул напарник, -- Будем снимать продолжение фильма «Барышня-хулиганка».
    -- Почему хулиганка?
    -- А как еще? Одни хулиганки остались. Вчера чуть на части не порвали...
    В следующую секунду оба застыли перед телевизором, разинув рты. В конце рекламы после ослепительной улыбки капитана, который не сводил глаз с пары длинных голых ног и фигуры в бикини, идущей по пляжу, вспыхнула яркая надпись: «Пользуйтесь презервативами только нашей фирмы! Они надежно защитят вас от беременности на долгие годы!» После этого на экране замелькали разноцветные упаковки презервативов.
      После небольшой паузы оба едва вышли из шокового состояния:
      -- Так это что же получается? Я эту гадость так усердно рекламировал? – изумленно протянул великан, -- Тьфу, черт! Зараза! Пошлятина!
      -- А я тебе говорил, реклама – халтура. Не нам под стать ею заниматься.
      Эскулап обхватил голову обеими руками:
      -- Проклятые халтурщики! Они же мне не сказали. Даже сценарий не дали почитать. А теперь я еще и деньги за это получу. Мерзость какая!
      -- Если, вообще, они тебе заплатят! – с иронией заметил Серг, -- Мы с тобой для них, как это здесь говорят, неадаптированные. Ну, лохи, то есть. А без лоха и жизнь плоха.
      -- Вот так искусство! Вот так реклама! Такая гнусная низость – разврат рекламировать и толкать на него неразумных девиц. Вот потому молодежь себя так и ведет. Здесь и выпивка на каждом углу чуть ли не в рот заливается. Хотят, чтоб у них население здоровое было и потомство тоже. Если оно вообще будет... Ну, ничего. Вот адаптируемся, мы им покажем!
      --  Да как мы покажем?! Где же у них настоящая кинематография, поэзия?...
      Эскулап продолжал, словно не слышал ответа:
      -- Скучно мне становится жить в этом пустом мире. Тяжело и скучно. От палящих лучей славы и денег отовсюду. Все ради дешевой славы и денег. Кажется, их обжигающий свет стал еще сильнее, чем был. Они заполнили весь мир, каждую его щелку. А эти сайты писателей... На них только очки да фишки подсчитывают. Имена себе рисуют. Пустые имена.
      -- Игра в кости, какая-то. Так словно, только награды им интересны. А кто пишет, что пишет, кто он есть на самом деле – наплевать! И поругаться не с кем! А вот, раньше было.... Только один стих написал и уже до самой околицы про него говорят и поют на разные лады. Сборник издал – на всю Москву известен. Ни интернета, ни телевизоров. А люди на улице узнают. А все почему, потому, что чуют, кто талантлив, кто для них пишет. А сейчас только фишки да голоса подсчитывают.
      -- Ну и крыли нас тоже. Все эти обыватели мерзенькие. Тоже чуяли, что про них пишут. А все говорили: не понятно, не понятно... Все им понятно!
      -- Так это ж все вживую, а не за спиной. А сейчас что? Виртуальный мир. А что в нем делается, одному богу известно.
      -- Это ты зря, Есенин. Я в этом виртуальном мире уже здорово продвинулся. У меня свои читатели есть. Я с ними даже переписываюсь. Только не платят, пока... Но это будет!
      -- Не могу я так, понимаешь. Нет сейчас такого, чтоб душа летела без оглядки. Душно в этой системе!
      -- Да к черту эту систему! Ломать ее надо! Лети, душа, без оглядки, ведь мы – поэты и никто над нами не властен... Пробуждайся, сонное царство!

          ГЛАВА 53.
    -- Вот что, Владислав Владимирович, мы твою жену искали и нашли. Она цела и невредима. Правда, с памятью у нее что-то плохо, но это пройдет. Только, вот беда, не скажем, пока, где она. Нельзя тебе к ней, а то со следа нас собьешь. Задание сорвешь важное. Себя и ее врагам выдашь.
    -- Вы все-таки нашли ее! И зачем же вам это было необходимо?
    -- Ну, как же так! Ведь вы – товарищ наш. Наш сотрудник. И Лерика нам не чужая. У вас беда приключилась, мы пришли на помощь. Ведь семья – это святое. Но в ходе поиска та организация, в которой она работала, навела на огромные подозрения. Мы теперь не спускаем с нее глаз. Не нравятся они нам.
    -- И чем же они оказались так плохи? – Владислав не спускал пытливого взгляда с начальника уголовки, который помог ему сюда устроиться.
    -- Да, видишь ли, странным показался тот факт, что она в тяжелом состоянии, лишенная памяти и речи, пропала из больницы. А ведь искать ее и не думали... Так поступают обычно с сотрудниками, которые кому-то мешают или слишком много знают.
  -- Она много знала? Она знала все... – пробормотал великан рассеянно себе под нос.
  -- Вам что-нибудь известно о ее работе в данном филиале НИИ?
  -- Знаю, что приходила поздно. Говорила, работы много. Еще подработку брала, с клиентами на дому работала. Училась в университете на аспирантуре.
    -- Это все?
    Великан потер затылок. Стоило ли им говорить обо всем? Вдруг они тоже опасны? А, что если узнают все про то, откуда и кто они с Сергом, отправят их в другой НИИ на исследования, как кроликов. Великан замялся, он решил все скрыть:
  -- Да, кажись, все. Если, чего вспомню, потом скажу.

  -- Вот, что Серега, обстановочка обостряется. Там в отделе уже знают про Лерку все. Знают все про филиальчик. Боюсь, что про нас узнают. Ты, если спрашивать чего будут, не говори ничего. Пока ничего.
  -- Тебя допрашивали?
  -- Сейчас не допрашивают. Просто по-дружески беседуют. Зато потом...
  -- Вроде, неплохие ребята...
  -- Смотри, по-пьяни им не проболтайся. А то или психушка светит. Или лабораторная камера... для пыток. Понял!
  -- Понял! Я с ними пить не буду. И вовсе пить не буду!
  -- Вот и молодец! А Лерка сей час в огромной опасности. Я даже к дому теперь ее не подойду.

      Прошло время, а Славка не появлялся. И даже странные записки с букетами цветов перестали приходить к Лере на дом. А между тем, она заметно изменилась внешне. Вся одежда стала на ней мала. Пальто уже не сходилось в пуговицах. Она нуждалась в новом. Да и ноги стали отекать под вечер. Трудно было обувать сапожки и выходить на улицу. Благо, что до декретного отпуска оставались считанные дни. Мать только головой качала все это время:
      -- Будешь ты растить одна. Одиночка сиротливая. Сиротку и вырастишь.
      На что Лера возмущенно отвечала:
      -- Мама,