НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ. Часть 2

нас есть женщина, -- Владислав смотрел на Дэна в упор своим суровым взглядом.
      -- О-о, -- засмеялся Дэн, -- эта женщина столько на себе перенесла, что хоть бы ей вас жалеть не пришлось!
      А у «этой женщины» из головы не выходила мысль, куда делся ее тайник? Или Дэн по счастливой случайности нажал не на ту плитку.
      После чаепития Дэн объявил:
      -- Ну, сидеть хорошо, но мне еще нужно починить кое-что в аппаратуре. А с завтрашнего дня займемся экспериментами.
    С этими словами он открыл потайную дверцу, о существовании которой не знала раньше даже Лера. За ней крылись «внутренности» машины времени – сплошные проводки и пульты управления, располагавшиеся в углублении размером с такую же подвальную комнатку.
      -- Лера, ты мне нужна. В современной технике шаришь только ты. А вы, господа, подождите.
      С этими словами он захлопнул перед ними дверь.
      -- Где же тот провод, что мне нужен, -- шарил в полутьме при слабом свете лампочки Дэн.
      -- Может тебе фонариком посветить? У меня есть, всегда с собой ношу, -- участливо откликнулась Лера.
      -- Нет, не надо, я их наизусть знаю. На, вот, подержи, -- Дэн сунул в руки Лере какой-то оторвавшийся провод, -- Да не бойся, он изолированный. Будешь правильно держать, ничего не случится.
    Дэн продолжал ковыряться в щитке управления. Вдруг блеснула молния, ослепив их обоих. Дэна отбросило в сторону. Он не удержал в руке другой провод и тот оголенным концом сорвался и ударил Леру прямо по верхней части лица. Она вскрикнула и упала, не успев даже понять, что произошло. Одежда на Дэне загорелась. Он в панике стал ее тушить, валяясь по полу. Наконец, ему удалось нащупать замок куртки, и он сбросил ее.
    -- Скорую! – закричал он, выскакивая за дверь.

          ГЛАВА 37.
    -- Как, как это делается?! – метался в панике Сергей.
      Дэн выхватил у него мобилку. Своя пострадала от огня в кармане курточки. Он лихорадочно набрал номер штатной медицинской службы. Великан бросился в комнату с проводами. Увидел Леру, лежащую навзничь и без чувств с обожженным лбом и руками. Совершенно было ясно, что она стала проводником в замкнутой цепи под высоким напряжением. Хоть все произошло за доли секунды, но электрический ток успел сделать свое дело.
    -- Лера, детка, что ты! Ну, что же ты! – рыдая, великан упал на нее своим огромным весом, прижался лицом к ее обожженным щекам и оставался на ней так еще несколько секунд, пока Дэн не вбежал в комнату, крича:
    -- Посторонним сюда нельзя! Здесь взрывоопасно!
    -- Мне без нее не жить!!! – рыдал великан, никому не позволяя приблизиться к своей любимой.
    -- Я попрошу вас отойти  в сторону. Возможно, ее еще можно спасти.
    Великан поднял Леру с пола и, крепко прижимая  к своей, почти обнаженной груди, вынес наружу.
    -- Ей надо расстегнуть одежду, чтобы было легче дышать, -- командовал Дэн.
    Эскулап подчинился ему, но, не выдержав, снова упал на нее всем своим весом, не в силах оторваться:
    -- Лера, детка, очнись!!!
    Дэн не смог оттащить его от нее. Лера в сознание  не приходила.

    Через несколько минут приехала штатная скорая помощь. В помещение вошел врач с двумя санитарами.
      -- Что с пострадавшей? -- осведомился он.
      -- Удар электрическим током, -- ответил коротко Дэн.
      -- Когда произошла электротравма?
      -- Минут пятнадцать тому назад.
      Врач натянул резиновую перчатку и стал прощупывать пульс у пострадавшей:
      -- Пульс есть, но очень слабый, нитевидный. Попробуем спасти.
      Он сделал знак санитарам и те погрузили Леру на носилки.
      -- Я с вами, -- потребовал великан.
      -- Ни в коем случае, -- запротестовал Дэн, -- У нее очень тяжелое состояние. А вы мне здесь нужны.
      -- Кто он для пострадавшей? – осведомился врач.
      -- Да никто, это наш сердобольный сотрудник, -- сделал Дэн сочувствующее выражение лица.
      Группа медработников погрузили носилки с Лерой в машину. Дэн незаметно шепнул врачу: «Она нам больше не нужна. Можете не слишком стараться...»
     
    Великан рвался в больницу вслед за Лерой. Он метался как зверь по лабораторной комнатушке.
    -- Почему мне нельзя к ней?! – требовал он ответа.
    -- Вам же сказали, она слишком тяжела. Не мешайте медикам работать. Или вы хотите помешать?
    -- Если вы меня не пустите, я найду ее сам! – Владислав в бешенстве грохнул по косяку двери кулаком. Стена задрожала.
    -- Уважаемый господин поэт, рекомендую вам успокоить свои нервы немедленно и делать то, что вам скажут, -- настоятельно и громко произнес Дэн, -- И, вообще, если хотите знать, во всем случившемся виноваты вы сами. Если бы вы все втроем без моего позволения не полезли сюда, в эту сложную систему и не начали хулиганить, катаясь по времени, ничего бы не случилось. До вас все было исправно. Это вы сломали системный блок своими неумелыми действиями. Из-за вас и я чуть не сгорел, -- при этом Дэн дотронулся к ожоговому волдырю у себя на лице.
    Этот жест показался двум парням внушающим, они переглянулись, но каждый из них, все же, задумался над происходящим. А Дэн, видя на их лицах смятение, решил проконать своей речью:
      -- Да, да. Мы все знаем о ваших гнусных выходках. Я сразу понял, что той ночью меня ограбили именно вы. И думать над этим долго не пришлось. Слишком много наследили. И благодарите наше благосклонное руководство, что оно не приняло против вас никаких уголовных действий, только по тому, что вы – наши гости. Пока гости... А по сему, попрошу вас занять места в вашем законном авто и сигайте в свой дом, пока он у вас еще есть. И чтоб я звука от вас больше не слышал, пока вы мне не понадобитесь!
   
            ГЛАВА 38.
    -- Не надо было нам ее одну отпускать, -- нарушил тягостное молчание первым Сергей.
      -- Так ведь ее не там убили, а здесь.
      -- Не надо было нам вообще вмешиваться.
      -- И что же, вот так, сидеть, сложа руки и ждать, пока нас всех и здесь раздавят по одиночке. Или использовать будут в своих интересах. Мы не могли знать, что он задумал. Поэтому и не помешали.
      -- Мы не можем знать, что он и сейчас думает. Но, как же мы будем теперь без нее? Она единственная здесь, кто нас понимает. Ей можно было верить, -- Сергей отвернулся к окну, чтобы не выдавать накатившихся слез.
      Владислав мрачно задумался. Потом Сергей опять нарушил тягостную тишину:
      -- Я заметил, она тебе так нравится.
      -- Да, -- глядя в никуда, произнес задумчиво Владислав, -- Первую такую встретил, как надо...  и то, не повезло...
      -- Да и мне она не чужая. Как сестра...
      -- Послушай, Сергей, -- Владислав вдруг перевел разговор совершенно на другую тему. И тон его стал волевым, сдержанным, -- Я понимаю, что здесь неприлично называть друг друга по фамилии или полностью по имени отчеству, как было у нас. Они не произносят вслух больше слово «товарищ». Да и товарищей здесь больше нет. Но скажи мне, как своему товарищу, какая фамилия у тебя сейчас?
      -- Безвестный, -- без ложной скромности ответил Сергей.
      -- Что?
      -- Сам выбрал.
      -- И ты не хочешь больше прославляться? А ведь тогда только тебя, горластого, и было слышно.
      -- Да и у тебя голосок был не тихий.
      -- Да, были времена... И с критиками в открытую можно было драться. Крыть их под чистую! А тут что, одни загадки. Что ни день, все новой подлости ждешь. Поговорить не с кем. Одни шпионы вокруг. Так что ж мы получается, так больше никогда и не выйдем на сцену?!
      Сергей молчал. Потом произнес размышляя:
      -- Выйдем. Обязательно. Да вот только не хочется начинать мне все в этой жизни, как тогда начинал – с лаптей да частушек. Это была легкая слава. А теперь хочу начать по-настоящему.
      -- А-а, так прав я был тогда, Есенин. Все это легкое и поверхностное. А дело надо делать по-настоящему. Хотя, сам с желтой рубахи начинал... Как сейчас помню, купил в лавке отрез материи по двадцать копеек за аршин. Она такая яркая, желтая, как солнце на закате. А мне тогда выступить, ой как надо было. А не в чем. Принес я эту материю домой и говорю: «Мама, сшей рубаху. Мне выступить надо завтра. Там только настоящих писак пропускают. А я, вот, одену такую рубаху, подумают – артист и пропустят.» Она сшила за ночь. Сестра ленту желтую на счастье подарила. Я из нее галстук сделал. И произвел фурор. Долго в рубахе-то выступал. Потом продал старьевщику. Деньжата нужны были. Я в Саратов должен был ехать выступать. Подумать только, такая дешевая вещь, а помогла столько славы и денег заработать. Да я и не хотел в Москву ехать. Мне в Грузии лучше жилось. Среди гор веселее. Это все мама, сестры... Старшая сестра, когда приехала в первый раз из Москвы, встревоженная такая, так и заболела ею. Дала мне длинные бумажки  почитать. Это были первые революционные стихи. С них-то у меня все и началось. Я тоже заболел. А семейство все за свое: поедем, там есть знакомые. Хотя, никаких благонадежных знакомых в Москве у нас не было. Все гимназисты да курсистки какие-нибудь. А младшая, когда от тюрьмы в первый раз меня спасала, запрещенную литературу из нашей комнатки в снег выбросила, почти перед носом у жандарма. А то надолго бы упрятали, только бы сейчас вышел, -- вспоминал Эскулап, вздыхая о своем прошлом и с шумом затягиваясь сигаретой, -- Зато, сколько дорог из Москвы по всему свету открылось. Жаль только, что нет здесь больше старых добрых знакомых.
      -- И врагов старых тоже нет, -- усмехнулся Серега.
      -- Нам здесь новых достаточно, -- снова помрачнел Владислав, -- Теперь мы должны быть вместе. Держаться нам больше не за кого, как друг за друга.

      Четвертые сутки Лера не приходила в себя. Врачи не верили в ее выздоровление. Или, скорее, верили в невыздоровление. Никаких процедур не назначали, только капельницы с солевыми растворами, чередуя с пятипроцентной глюкозой. На пятый день Лера услышала откуда-то издалека протяжный плач или стон. Он просил ее остаться. Плач она слышала и где-то  у себя внутри. Ей так не хотелось возвращаться из этой радужной дали, где все так красиво, безоблачно и хорошо. Но, повинуясь толчку, она очнулась. Некоторое время она лежала, не открывая глаз, но бессознательно понимая, что она уже здесь на земле.
      Единственное, что сохранилось в ее земном восприятии, это огромная огненная грудь, накрывшая ее. Она, как навес, укрыла и спрятала от черного дождя. Страх пропал и появилось чувство защищенности. Именно эти действия великана и повлияли на дальнейшее самочувствие Леры. Огромное тело  в растрепанной до половины груди рубашке, прикоснувшись к обнаженному  Лериному телу, вобрало в себя весь смертоносный заряд электричества. Этот заряд для огромного тела великана был не так уж опасен. А вот для спасения жизни хрупкой девушки сыграл решающую роль.
        Лера попробовала приоткрыть глаза. Тяжелые веки словно набухли после долгого бездействия. Она рассматривала комнату, в которой находилась, сквозь ресницы. Стена впереди кровати была белого цвета. Рядом со стеной – белая стеклянная дверь. Лера не шевелилась и больше ничего рассмотреть не смогла.   
      Дверь отворилась и в комнату вошла молодая женщина или девушка в белом. Лера открыла веки сильнее и попыталась приподнять голову, чтобы спросить, где она и что с ней. Но кроме невнятного мычания у нее ничего не получилось. Девушка в белом, увидев Лерины