НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ. Часть 2

одна в своей постели. И лишь запах табака, смятая простынь рядом да искусанные губы напоминали о недавнем присутствии незнакомца. Но почему же незнакомца? Лера невольно словила себя на этой нелепейшей мысли. Ведь это Славка. Ее Славка. Ее обожаемый Славка, которого она так ждала и плакала за ним. И вот он вернулся. А она все никак не может его вспомнить и думает, что он незнакомец. Хотя нет. До двенадцати ночи Лера осознавала его Славкой. Пока он не вернулся с какого-то важного задания. А потом опять... Но что с ним произошло? С ним ли... или с ней? Странно, что он снова перестал быть Славкой. А кем? И почему-то более близким, чем он. Этот запах Лера не спутала бы ни с каким другим. Табак и примесь еще чего-то. Вроде, как порох от простреленных патронов. И снова Лера удивилась. Откуда она знает запах пороха?
    Лера вышла на кухню. Там мама. А на столе, на обычном кухонном столе, огромный букет синеватых  роз.
    -- Что это? – удивилась Лера, -- У нас  сегодня праздник?
    -- Это у вас сегодня праздник – у тебя и у Славки. Это он тебе оставил. Рано утром купил. Пообещал, что снова вернется.
    Лера осторожно подошла к букету, не веря своим глазам.
    -- Он всегда таким был со мной?
    -- Ой, нет... – мама украдкой вытерла слезу, улыбаясь, -- С ним что-то случилось. Говорят, даже с матерью родной на «вы». А раньше так грубил, уж не знала, что и делать.
    Лера наклонилась к букету, чтобы вдохнуть тонкий аромат. И вдруг увидела уголок небольшой бумаги, сложенной в четверо. Лера осторожно, чтобы не уколоться и не помять цветы, достала бумагу. Это оказалась записка.  Лера развернула ее:
    -- Ой, смотри-ка, стихи... – протянула она удивленной маме, -- А что, Славка еще и стихи пишет?
    -- Да нет, он же их терпеть не мог. Все рок музыкой увлекался и готом себя считал одно время. А теперь, смотри, образумился... Ухаживает красиво, как в двадцатом веке, когда мобилок еще не было. Помню, мой дедушка так еще за бабушкой ухаживал. Все цветы да записки. И на свидание тайком высвистывал. А сейчас что, эсемески, эмемески. И ждать никого не нужно. Вот и чувства куда-то исчезают.
    Дальше Лера уже не слушала. Она удалилась за дверь своей комнатки, еще и еще раз перечитывая драгоценную записку:

                          Люблю
                                      тебя
                                                одну
                          навеки!
                                        Ты –
                          мой
                                  очищенный
                                                      кристалл.
                          И, если,
                                      будешь терпелива,
                          я жизнь
                                      свою
                                                тебе отдам...
                       
      Стихи ей показались очень странными. Сейчас так никто не пишет. А когда писали? Лера припомнить не могла. Может, в двадцатом веке? И все же они показались ей жутко знакомыми. Где она видела такой стиль раньше? Лера взглянула на книжную полку. Там стоял ряд поэтических сборников  конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Ахматова, Цветаева... – нет, не то. Пушкин. Лермонтов – нет, не они. Есенин – хорошие стихи, но не те. Пастернак... Маяковский... Вот! Именно так. Вот такие же ступеньки, угловатые рифмы. Лера опустилась на диван и углубилась в чтение. Так что же это получается, Славка стал писать стихи, как Маяковский. Но ведь это же халтура, плагиат...  Значит, и в чувствах есть халтура. Лера напряглась. Волна сомнений охватила ее сердце. Она готова была расплакаться. Чтобы забыться, читала все дальше и дальше небольшой томик. Постепенно ей стало казаться, что никакой не Славка был здесь прошлой ночью. А именно он, тот, кто изображен на портрете в начале книжки. От переизбытка чувств Леру кинуло в жар. Потом снова накрыло волной холодного пота.
      « Я брежу. Нет, я схожу с ума. У меня галлюцинации!»
      Лера снова взглянула на портрет в книге.
      « А ведь вылитый незнакомец. Но  нельзя же так влюбляться в книги.»
        Лера глянула на Славкин портрет, стоявший на столике. Похож. Они похожи. Но почему при воспоминании о Славке ничего не вздрагивает у нее внутри. И сердце не тикает. Ведь он ее так любит! А вот этот взгляд, такой тоскливый и тяжелый...
        « Я что, стала фанатичкой. Это опасно. Вдруг у меня шизофрения.»
      Лера стала перелистывать страницы снова. Наткнулась на старинные фото, вклеенные в книгу. Тщательно рассматривала их. И вдруг, о, ужас! Ей стало казаться, что она здесь уже бывала когда-то. Хуже всего. Было такое чувство, что она знает, что находится за изображенной на фотоснимке стеной или дверью. Она видит мебель, которая не уместилась в кадр. Она знает те лица, которых нет сейчас в кадре, потому, что они не пришли, почему то, сегодня.
      «Господи, что с моей памятью! Мало того, что я ничего про себя не помню, так она еще пытается нарисовать то, чего я никогда не видела. Дэжавю. Это и есть расстройство психики... Форма амнезии.»
      Лера откинула книгу в сторону. Она прилегла на подушку и попробовала успокоиться. Была молчалива и задумчива целый день.
    « Да, но все же знания постепенно возвращаются в мою больную голову, -- промелькнула у нее мысль уже ночью, когда она засыпала.»

            ГЛАВА 50.
    Славка больше не появлялся вот уже целую неделю. И это было загадкой для Леры и ее мамы. Еще большей загадкой было то, что к ним почти каждый день кто-то приносил цветы с любовными записками без подписи, и не говорил, от кого они.

      -- Так, когда же мы будем заниматься искусством. Неужели всю жизнь в этой ментуре и проторчим. Не знаю как для тебя, а для меня так – смерть...
      -- Подожди, Серега, не горячись. Успеем и искусством заняться. Вот, только бы обстановку прояснить.
      -- Давай, хоть на ихнее посмотрим, что они умеют.
      -- А вот это надо. Может, чему у них поучимся.

      Серым ноябрьским днем по серой дождливой улице гордо шествовали двое. Выглядели они отнюдь не серо среди этой неуютной дождливой тоски. Все прохожие куда-то торопились, опустив головы под зонтиками, убегая от моросивших капель. Кто домой, кто на работу. Лица у всех мрачные, озабоченные, деловито настроенные, так, словно выше этих житейских бытовых проблем нет, и не будет ничего на свете. И только двое важно шествовали по мокрым улицам города, напоминая собой солнечный свет. У них не было зонтов, да они им и не были нужны. Шляпы с широкими полями, каждая самого модного фасона, лихо держались на их головах, но на каждом по-своему. Они были в самом рассвете творческих сил, энергичны и полны энтузиазма.
      -- Смотри, Серега, -- сказал один другому, -- Афиша: «Приглашаем всех желающих принять участие в съемках рекламы.» У них теперь рекламы, как фильмы снимают.
      -- Это что ж, опять с «частушек» начинать?!
      -- Эх, реклама – кормилица наша. Уж сколько я их делал в свое время. Она ж, родимая, меня и кормила. Но тогда стихи сочинять надо было. А теперь я в фильме бы снялся...
      -- Ну, ты как хочешь, а я халтурой заниматься не буду. Боюсь, что снова завязну.
      -- А тебя никто и не заставляет. Пойдем, хоть посмотрим.
      Они подошли к зданию, в котором проходили съемки видеоролика. Зашли. Вокруг много народу, бегают, суетятся. Кто-то подошел к ним:
      -- Вы к кому?
      -- Мы сниматься хотим. В рекламе, -- заявил Владислав.
      -- Это он хочет. Я – нет, только сопровождаю, -- подтвердил его спутник.
      -- Маша, нам нужны мужчины высокого роста, с темными волосами? – крикнул куда-то в глубь зала подошедший.
      Через несколько секунд послышался ответ:
      -- Нужны. Но крепкие и коренастые. А, впрочем, давайте, посмотрим.
      -- Прошу вас, -- подошедший жестом пригласил великана в глубь зала, где находились видеокамеры, -- Мы сначала сделаем пробу.
      Сергей последовал за Владиславом, но его остановили:
      -- Туда нельзя. Подождите здесь.
      Режиссер глянул на уверенный вид великана. На его грозный взгляд и сомкнутые на переносице брови и закричал:
    -- Так это ж то, что нам нужно! Вылитый капитан корабля! А ну-ка, улыбнитесь...
    Великан улыбнулся так щедро, что вызвал восторг у всей съемочной бригады. Режиссер ликовал:
    -- Быстро в гримерку! Будем пробовать.
    А сам удалился на площадку, напевая себе под нос: «Капитан, капитан, улыбнитесь...»
    Великану показалось странным, но весь процесс занял минут около сорока, включая гримирование и репетицию. На него надели «козырек», дали капитанскую трубку в руки и отвели на съемочную площадку. Там он должен был курить трубку с серьезным видом, потом, вдруг, улыбнуться своей незабываемой улыбкой. Великан старался, как мог. Съемочная команда ликовала. Никогда еще им не удавалось так удачно и быстро снять ролик. Все просто получили удовольствие от съемок. А после сделанного дела режиссер крепко пожал руку великану и объявил:
      -- Ждите положенного гонорара и выхода нашего шедевра на экран.
      -- Как и это все? – изумился великан, -- Больше вы меня снимать не будете?
      -- Конечно, все. Ведь это реклама, а не сериал... Маша, готовьте следующего. Кто у нас по плану?
      Режиссер отвернулся от новоявленного актера, так, словно его тут  и не было. Больше его талант не интересовал никого.

            ГЛАВА 51.
      -- Ну, как? – спросил Сергей, сгорая от любопытства на улице.
      Великан почесал затылок:
      -- Странные они какие-то все. Даже как звать меня не спросили. А вдруг я им еще пригожусь. Гонорар только пообещали. Так я ж не только ради денег...
      Серега озадаченно и ветрено вздохнул:
    -- Эх, реклама, дешевая вещь. А я мечтаю об искусстве. О большом искусстве. Как раньше...
    Великан опять нахмурился.
    --  Раньше от критиков некуда было деться, -- мрачно произнес он.
    Они вновь двинулись вперед. Но теперь их лучик солнца начинал прятаться за облаками. Оба задумчиво молчали, каждый о своем. И вдруг Сергей увидел еще афишу: « Приглашаем всех желающих пройти пробный кастинг на съемки в фильме «Поэты двадцатого века». Необходимы претенденты на исполнение ролей Есенина и Маяковского»
    -- Смотри! – закричал Серега, -- Про нас снимать будут.
    Вмиг его настроение поднялось. Он засветился весь, как лампочка. Но великан его снова мрачно предостерег:
    -- Если и этот фильм снимут так же погано, то я даже смотреть его не захочу. Ну, ничего, сейчас я покажу этим халтурщикам!
    -- Правильно! Халтуру снимать не позволим! – поддержал его Серега.

    Они вошли в здание, где снимали фильм и присели на скамейке у входа, дожидаясь, когда к ним кто-нибудь подойдет. Мимо ходили люди, не обращая на них никакого внимания. Наконец, великан не выдержал. Встал во весь свой огромный рост и заявил о себе:
    -- Эй! Кто-нибудь подойдет к нам, наконец, или нет?!
    Секретарша, проходившая мимо, ответила ему самым равнодушным тоном:
    -- Мужчина, что вы кричите. На сегодня отбор уже закончен. Надо было раньше подходить. У нас уже есть по три кандидата на каждую роль.
    -- А, может быть, мы – то, что вам как раз нужно! – подскочил Серега.
    -- Я же вам сказала, -- повторила секретарша неумолимым тоном, -- У нас уже есть по три кандидата. Вы слышите, по три. Куда нам их девать?
    -- А вам, что, главное качество или количество?! Или у вас все по знакомству делается? –