растянутая в темноте, вползала на огромный плац, ограниченный двумя зданиями и автопарком.
- Ого аэродром! – удивился кто-то. – Как они столько снега сгребают зимой?
6
- Завтра приступишь к освоению боевой метлы, - отозвался Миха, но шутка растаяла, не вызвав даже смешка.
Пустынный, захолустный, жалкий городишко, серые и грязно-бордовые казармы, натыканные среди поля, ветер, уже совершенно зимний, огромное асфальтированное пространство плаца со скворечником-трибуной в углу – всё это тягостно и гнетуще подействовало на психику пацанов. Каждый остро ощутил, что свободная жизнь окончена, что теперь ты зависишь от воли других, и, весёлая ли, неудачная ли, но в общем-то хорошая и беззаботная гражданская жизнь прекращается на долгие два года. Митяй хмыкнул, чувствуя, что в горле першит и к глазам подкатываются слёзы. Миха нахмурился и вызвал в себе чувство злости и ожесточения: «Ничего, и здесь люди живут».
Призывников разместили прямо на полу третьего этажа учебного мотострелкового полка. По обрывкам разговоров они поняли, что находятся в учебной дивизии и завтра их распределят по разным местам. Поняли и другое, услышав инструкцию от серьёзного, с узкими усиками капитана: «Держитесь, ребятки, кучней, ходить – только в туалет. Если будут отзывать в сторону, не поддавайтесь. Наряд будет охранять вас». Пацаны зашушукались: «Если что, впрягаемся все вместе, нас много». Стало ясно, что теперь нужно быть начеку, как будто находишься в диком лесу среди хищных зверей.
Дожевав последние консервы, без пяти минут солдаты расположились на ночлег, постелив на полу телогрейку или куртку и сунув под голову шапку, пустой вещмешок, сумку – у кого что было. Митяй лежал на боку, вслушивался в скупые шутки, размышлял. Миха, задевая его и других соседей, долго устраивался, стараясь из своего скудного скарба соорудить и хороший матрац и приличную подушку. Неудобства выводили его из равновесия, и он тихо, но живописно ругал армию, начиная с маршалов и кончая последней ржавой гранатой.
- Это ещё начало, - добродушно сказал Митяй. – А что дальше будет?
- Как бы там ни было, но я думаю, что кровать с постельными принадлежностями мне в личное пользование выделят…
- В армии кровать для того, чтоб под ней ползать… - пошутил какой-то знаток.
- С таким подходом к делу, товарищ призывник, вы точно будете жить под мебелью, - оборвал его Миха и, наконец, лёг.
- Митяй, - тихо сказал он, - не забыл про уговор?
- Завтра видно будет. У нас фамилии рядом по алфавиту, может, и попадём вместе…
- Да, сейчас всё по алфавиту. Хоть номер на лбу не ставят, и то хорошо… Дом вспоминаешь?
- Да так…
- Задумался, вижу… Да, дома я весело жил, не замечал, как время проходило… А сейчас два года, двадцать четыре месяца козе под хвост.
- Если б хоть толк с нас был, - согласился Митяй. – У нас вон в городе солдаты…
- У нас тоже… Метут да гребут. Но, как говорится, значит, это кому-то нужно.
- Только не нам.
Митяй не помнил, говорили они с приятелем ещё или нет. Уснул – как всегда, непонятно,
7
в какой момент, на какой мысли. Ночью он воевал, дрался, отвечал на оскорбления кулаком; в ушах всё время был какой-то шум, разговоры… Очнулся от негромкой команды офицера и, открыв глаза, увидел перед собой Миху, который безмятежно зевал и расчёсывался. В окна весело заглядывал новый день. Напряжённые от кошмарной ночи нервы сразу расслабились.
- Ну вот, сегодня, наконец, узнаем, в каком роде войск предстоит проходить службу, - немного напыщенно сказал Митяй.
- Все рода одинаковые – лопатные. Бери больше, кидай дальше.
- Слушай, а где твоя гитара? – удивился приятель, приподнявшись.- Ты ж на ней спал.
- Продал, - ответил Миха тоном, исключающим дальнейшие расспросы.
Солдаты между тем расставляли напротив призывников столы, вешали таблички. Получалось что-то вроде конвейера. «Распределять будут», - догадывались пацаны. Через час их действительно построили, смешав три команды, и «конвейер» заработал. Осматривали документы, вскользь спрашивали о здоровье, подробнее – об образовании и способностях. Миха потихоньку вышел со своего места и встал за Митяем, пропустив вперёд человек семь. Одинаково отвечая, приятели дошли до последнего стола. Там сидело трое офицеров и ещё несколько стояли за их спинами.
- Фамилия?
- Митяев, Вячеслав Игоревич.
- Так. ПТУ. Токарь?.. Какой разряд?
- Третий.
- Ну, куда его?.. Будешь служить в учебной сапёрной роте.
Миха подался вперёд.
- А люди, умеющие работать лопатой, ломом, киркой, в сапёрной роте нужны?
- Этим у нас умеет работать каждый. На то она и армия, - офицеры переглянулись, изобразили улыбку.
- А я в этом деле профессионал. Вырос в деревне. Могу работать на любой машине, тракторе, даже на экскаваторе. Я в сельхозинститут поступал, на механизацию…
- Ишь ты, в сапёры захотел… Как фамилия?
- Кириллюк. Михаил Петрович Кириллюк.
Миха очень волновался, пока майор листал бумаги. В своём добродушном приятеле он чувствовал человека, на которого можно положиться, и расставаться с ним не хотелось. Митяй тоже просительно смотрел на офицера, хотя мог уже отойти от стола.
- Но ты же городской житель. А говоришь: деревня, трактора… И потом, почему – Кириллюк? Буква ка уже прошла.
- Я, товарищ майор, в туалет ходил. Что-то с желудком не того… А про город – это ерунда, там только прописан, родители живут. Я больше в деревне, у бабушки… И с техникой там имел дело. Дядя у меня тракторист, механизатор то есть. Я с детства с ним. Всё в деревне и в
8
деревне… Даже в школу там ходил два года. Всё равно тётя, жена этого дяди, моей матери сестра, - директор деревенской школы. Вот и я с ними… А ещё у меня батя, отец то есть, служил в сапёрах и дед по материнской линии. Традиция…
- Ну, даёт! – офицеры весело смотрели на Миху.
- Ладно, - подытожил майор, - служи в сапёрах, как имеешь такое сильное желание.
Миха радостно улыбнулся и пожал руку Митяю.
- Всё идёт по плану!
- Будем вместе.
Ближе к обеду младший сержант с детским ещё лицом, чистенький и строгий, вёл отряд из восьми человек по улицам учебной дивизии. Миха с Митяем шли впереди. Пацаны вежливо задавали вопросы о сапёрной роте, а сержант охотно рассказывал, картавя и как-то старательно выдерживая дистанцию и не сбиваясь на простую фамильярную беседу:
- Вота у нас чёткая. Чистая. Такой столовой нигде в дивизии нет. Даже офицевы не ходят домой обедать, в нашей столовой обедают… И «увюков» нет. Вотный их тевпеть не может. Только вусские, хохлы и татавы тоже…
- Эй, младшой, куда ведёшь?!
- Куда надо!
-Что, что?! – с забора спрыгнули два смуглых солдата в бушлатах.
- В сапёвную, - выражение самоуверенности и высокомерия быстро сползало с лица сержанта.
- Чё это, щегол, опухать, да? – один из солдат весело смотрел на то краснеющего, то бледнеющего командира сапёров. – Морда давно не били?
Второй попросил у Митяя свитер, и тот отдал, приговаривая: «Всё равно уже не пригодится». На прощание оба ещё раз строго посмотрели на сержанта и разрешили идти.
Метров пятьдесят шагали молча, каждый по-своему обдумывал произошедшее. Миха отметил про себя, что физическая сила значит в армии больше, чем звание.
- Звя ты отдал вшивник, - наконец, подал голос униженный командир. – В своей воте бы лучше отдал.
Митяй покраснел, стыдясь своего непатриотизма и удивляясь странному названию шерстяной одежды. Миха же с трудом скрыл улыбку. «Что же ты молчал, как обгаженный, когда тот отдавал» ,- мысленно возразил он.
По левую сторону дороги, резко делившей военный городок надвое, тянулись бетонные заборы. За ними – корпуса казарм, стоянки машин. В одном месте были расставлены палатки, и из их печных труб валил густой дым. Справа, вдалеке от дороги, уныло маячили белые и голубые панельные пятиэтажки, вокруг которых не замечалось ни деревьев, ни детских площадок, ни сараев, лишь гаражи кое-где.
9
- Вот наша вота, - сержант подтянулся, строго оглядел подопечных. – Вывовняйтесь в затылок! Идти в ногу! Ваз, ваз!
Вид учебной сапёрной роты радости не вызвал. С трёх сторон лежала степь с чахлыми кустиками. Белая двухэтажка нелепо торчала посреди пустыни и словно вжималась в землю, стараясь не выделяться. КПП и металлические ворота выглядели очень внушительно, но дальше забор терял вид, перекашивался и кое-где валялся на земле пролётами по пять-шесть метров, как будто не устоял от напора ветров. К казарме примыкала столовая, в углу территории угадывалась кочегарка, а слева от КПП с сапёрами граничила большая учебка с длинной синей четырёхэтажной казармой и стоянкой машин. На территории не было ни единого человека, лишь носился туда-сюда, завихряя мусор, злой колючий ветер. Митяй, поёживаясь, вспомнил до времени подаренный свитер. Миха не удержался и красноречиво присвистнул. Другие тоже зашептались, оценивая место службы.
Через полчаса ребят, державших в охапках форму, включая шапку и сапоги, отвели в кочегарку, в душ, а ещё через полчаса новобранцы впервые встали в строй и, растворившись среди одинаковых людей в тёмно-зелёном, пошли в столовую.
… От выхода из казармы до двери столовой – не более пятидесяти метров, и пробежать это расстояние по морозу да без верхней одежды можно было за несколько секунд. Но в нашей армии не любят лёгких путей. Солдаты строились внутри казармы, по одному выбегали на улицу и вновь строились. Выходил сержант и, скомандовав «Равняйсь! Смирно!», вёл роту к столовой, давая счёт и требуя петь песню. Вновь забегали по одному и выстраивались десятками за столами. Следующими командами, регламентирующими поведение, были: «Садись! Раздатчики пищи, встать! Приступить к раздаче пищи!.. Заканчиваем приём пищи, убираем со столов!.. Встать, выходи строиться!»
У свеженьких всё вызывало улыбку или недоумение. Столовая, действительно, прилично выглядевшая, оставила новичков равнодушными. Наоборот, с удивлением они смотрели на соседей по столам, которые жадно ели и строго контролировали движения руки раздатчика. Раздатчики же откровенно предпочитали свои чашки. Команда о конце обеда со стороны сержантского стола пришла ещё до того, как кто-нибудь успел прикоснуться к компоту. Сосед Митяя попытался было запить кашу стоя, тут же получил от сержанта затрещину, и ему пришлось искать шапку среди мелькавших сапог: все начали поспешно выходить.
Оставшиеся полдня молодым пополнением никто не интересовался. Солдат завели в ленинскую комнату, выдали по конверту и общую тетрадь на всех и, назвав адрес войсковой части, приказали написать домой. Когда в дверях появлялся сержант, кто-нибудь кричал «Смирно!», и приходилось подскакивать и тянуть руки по швам.
Ленкомната учебной сапёрной роты была типичной. Внимание человека, ни разу не бывавшего в казармах, могли приковать только стенды, озаглавленные «США – государство-агрессор» и «Китай – государство-агрессор»: всё большими чёрными буквами. Ниже приводились доказательства тезиса. Армейская ленкомната используется для политзанятий, которые проводятся несколько раз в неделю, поэтому она уставлена столами и имеет кафедру для оратора – замполита. Половину передней стены занимает портретная галерея членов политбюро ЦК КПСС. Рядом – тексты гимна страны и военной присяги, посвящённые
