просто. Вы молоды и ничего ещё не пр…ли в наряде по роте. Соколов опытен: что пропало – идёт доставать на второй этаж.
- Было, было! – сказал Петрянин, хватая протянутый Лаанеоте окурок и впиваясь в него так, что щёки втянулись внутрь. – Я стоял с младшим сержантом Кареном Аракеляном… а старшина второй роты сказал…что в его расположении пропали все полотенца…
- Да докури ты, летающий дневальный!..
- Курю… Сказал: рапорт на нас напишет, а оказалось, что их собрал его же каптёрщик. А мы двадцать штук спёрли в третьей роте. Ой, батальон строится…
- Ну, всё, - Миха поднялся. – Пошли жрать, наряду конец.
… Тем же вечером Миха и Митяй подшивались в расположении своей роты и негромко вспоминали главные события минувшего дня и – особенно – ночи.
- Насилу наряд сдали. Пришлось подраться с узбеками. Досталось, зато отцепились, - рассказывал довольный Митяй.
Миха не стал говорить об увиденном из окна столовой: во-первых, и так всё ясно, во-вторых, после рабочего дня сильно гудели ноги и разговаривать не очень-то хотелось.
- Колька отмазался?
- От Остапа? С мандавошками?.. Да. Придраться было не к чему. Ты всё чётко придумал.
- Ещё до…ёт – не такое устроим.
66
- У него и водка пропала из бытовки. На аманины себе припас.
- Да?..
- На кого только не наезжал – без толку… И всё как специально в день рождения. Ты как чувствовал.
- Не чувствовал – знал…
- Как это?
- Пошли мыться.
Митяй не стал расспрашивать: не хотелось надоедать уставшему другу. Он и сам прямо сейчас завалился бы спать и никакого умывания и бритья не надо. Однажды ротный поздравит его с днём рождения, и Митяев узнает, что у Швердякина есть тетрадь с биографическими данными на каждого солдата, в которую Кольке по просьбе Михи, конечно, ничего не стоило заглянуть.
Первая рота у комбата Медведева была на хорошем счету, поэтому на новогоднюю ночь ей выпала честь заступить в полевой караул. Начкаром ротный назначил старшего лейтенанта Журавлёва, по возрасту уже капитана, но прозябавшего во взводных из-за несчастного случая: когда он был в отпуске, застрелился на посту солдат его взвода.
С продуктами, полученными на складах, тортами и конфетами, купленными в магазине, с ящиком под названием «переездная ленкомната» (уставы, брошюрки и т.д.), а также с автоматами первая рота расселась в машине Остапенко и отправилась за город. Полевой караул, который чаще называли боевым дежурством, располагался в узкой долине речки Каменистой, надёжно укрытой со всех сторон возвышенностями. Внутри территории, ограждённой двумя рядами колючей проволоки, находились секретные боеприпасы, большей частью под открытым небом, а также склад с химическим имуществом, благодаря которому население окрестных сёл во время дождя наряжалось в зелёные плащи общевойскового защитного комплекта (ОЗК). Дорога прямо от ворот закрытой территории вела к небольшому домику, где жил караул. В двадцать двадцать пять ворота раскрылись и впустили ЗИЛ-131 за номером 12-34 ХХ. Сержанты быстро проверили печати на складах, дырявые вёдра и ручки от топоров на пожарных щитах и имущество внутри караульного домика. Первая смена нового караула заступила на посты, старый уехал. В одиннадцатом часу Журавлёв проинструктировал своего заместителя сержанта Тюлебекова и пошёл на автобусную остановку: рядом проходила трасса.
За что не любят и за что любят офицеров в Советской Армии? Старослужащие не любят их почти всегда. За то, что мешают рубить колоду, спать днём, ходить в самоволки по ночам, даже просто за то, что попадаются на пути и заставляют застегнуть крючок на пэша и подтянуть ремень, одним словом, за то, что мешают жить так, как им «положено по сроку службы». Молодые же – за то, что дают «старикам» работу, но не проследят, кто её на самом деле выполнит, за то, что назначают в наряд солдат разного призыва, за то, что офицеры стараются как можно раньше вечером уйти домой, за то, что ругают молодого солдата, грязного, худого, слабосильного, но мало интересуются тем, почему он такой…
Но не на одной ненависти друг к другу и к международному империализму держится наша армия. Какие же офицеры нравятся солдатам? В первую очередь, справедливые. Дед,
67
пойманный ночью пьяным, никогда не скажет благодарного слова в адрес своего ротного, который раздует проступок до немыслимых размеров: наябедничает комбату и замполиту, добьётся пяти суток ареста на «губе», созовёт комсомольское собрание с неизменным «с занесением» и лишит до конца службы увольнений. А если вместо всего этого товарищ капитан заведёт провинившегося в свою канцелярию и по-товарищески отлупит, то солдат будет на каждом углу клясться, что своего ротного вынесет из боя под любым обстрелом, пусть даже совсем и не раненого. Кроме справедливости, уважение вызывают в общем-то те же обычные человеческие черты, что и на гражданке: добросовестность, опыт, такт…
Таким образом, сразу становится ясно, как воспринял тот или иной солдат полевого караула отбытие офицера Журавлёва в сторону областного центра. Если до сих пор иерархия шла следующим образом: начкар Журавлёв, помначкара Тюлебеков, разводящие Памфилов и Рашидов и так далее, то исчезновение старшего лейтенанта моментально перестроило взаимные связи и отношения среди его подчинённых. В караульной комнате уселись четверо: Тюлебеков, Рашидов, Остапенко и Памфилов. Сержант-череп Соколов руководил наведением порядка, духи убирались, Курбанов готовил ужин на взвод, Пахратдинова отрядили жарить картошку для избранных. Произошли кое-какие изменения и на постах: часовому Зайцеву приказали следить за дорогой, часовой Мамедов зашёл в домик и грелся у печки, не снимая с плеча автомат, вертелся у окон и Душман, но Рашидов прикрикивал на него по-узбекски и обещал скоро сменить. И только один Флюзин забрался повыше по тропинке часового, прислонился к ограждению и смотрел в сторону Голопольска. Там, за лесочком, свалкой, линией электропередач и кустарником светился большой город. Хорошо вглядевшись, можно было различить в некоторых окнах разноцветные ёлочные огоньки. Маленькие и слабые, они пробивались сквозь толщу темноты и доносили праздничный свет до одинокого человека с автоматом. Вот так и два года назад окна многоэтажных домов светились жёлтым, бело-жёлтым, лунно-белым, за окнами мелькали тени людей, воздух был пропитан мягким морозцем, а Ромка Флюзин бродил один по улицам и вздыхал, встречая радостно-буйные компании. Друзей у него не было. Дома пьяный отец храпел прямо у порога: видно, и новая семья в нём уже разочаровалась. Матери болезнь давно заслонила и праздники, и сына; наевшись лекарств, она уснула и даже забыла пожелать себе в следующем году облегчения…
Стук по оконной раме и злое причитание перебили ход мыслей. «Мить-я-а, Мить-я-а! Пост иди! Пост иди, су-ука!» - повизгивал у окна замёрзший Мирзоев. Флюзин посмотрел вниз: укутанные снегом склады, казалось, совсем вросли в землю, в углу территории металась туда-сюда фигура Зайцева в тулупе, враг отсутствовал. Душман уже спокойным тоном соглашался с кем-то:
- Да-а…да-а… Эй! Заяц! Проверка нет?!. Жди смена: пять минут!.. Флузин! Ты замерзай?! Ха-ха-ха – дедушка! Иди домик!
Крики Душмана о смене услышал и Миха. Он не торопясь убирался в командирской комнате и теперь, когда дело пошло, наконец, к ужину, быстро дотёр доски у порога и пошёл в караулку. В большой и самой тёплой комнате домика всё было готово к встрече Нового года: чистый пол, аккуратно выровненные постели, бодрый треск дров в печке без дверок. Один из столов украшали трёхлитровая банка с мутной жидкостью и большая сковорода. Миха, пользуясь тем, что все чем-то занимались и на него не смотрели, жадно втянул запах жареной картошки. Стол духов был уставлен обильнее, но ничего особенного Миха на нём не разглядел: бачок с кашей, чашки, ложки, кружки. Присутствующие крутились вокруг столов, Рашидов начал разрезать торты. «По справедливости», - ухмыляясь, советовал Остап. Новая смена – Митяев, Соколов, Петрянин и Сичка – уже ела.
- Слышь, Рашид? Что-то не прёт пить из банки. Там у кадетов есть графин…
68
- Григорий – ты дикарь. Из графина пьют – водка, коньяк…
- Спирт, бражку, - прибавил Тюлебеков.
- Во-во!.. Кириллюк, принеси графин от Журавлёва, а воду на хер вылей.
В другой момент Миха затаил бы на Остапа злобу: в последнее время ему удавалось отвертеться даже от маленьких припахиваний. Но сейчас он мигом вышел: не дай Бог, передумают. Графин был пуст, и Миха быстро открыл аптечку, деревянный ящичек, прибитый к стене, достал какое-то лекарство, повозился с ним над графином и поспешил назад. В дверях он столкнулся с выходящими на посты.
- Меняйте вовремя, - подмигнул Митяй.
Он уже насупился и ссутулился в предчувствии двухчасовой прогулки вдоль колючей проволоки.
- Скучать не будешь, - тихо шепнул Миха, - деды тебя будут навещать.
Митяй улыбнулся. «Подбадривает», - решил он. Часовые вышли вдвоём: Соколов с Сичкой не торопились на мороз и задержались в коридоре. Петрянин тут же сменил Зайцева, который, увидев их, прибежал к крылечку. Смена караула в отсутствии офицера заключалась в простой передаче автомата и вопросе: «Вы уже поели?» Днём же всё проходило по уставу: разводящий вёл новую смену к щиту заряжания, к автоматам присоединялись магазины, смены осматривали посты – печати на воротах внутреннего периметра и целостность колючей проволоки, - происходила словесная сдача-приём, и старая смена, разрядив оружие, уходила в караулку.
Митяй сделал круг вокруг здания, вспомнил, как после полной чашки каши едва справился с куском торта, и улыбнулся, потом пощупал в кармане конфеты. «Съем, когда начнёт надоедать стоять». Изнутри донёсся громкий разговор, и Митяй подошёл к окну. Тюлебеков как обычно что-то доказывал, над ним смеялись. Ничего не поняв в споре, Митяй начал считать круги вокруг домика, но сбился на седьмом десятке. Вышел в туалет Рашидов, попутно спугнув сидевших у входа часовых; Соколов пошёл на свой сержантский ночной пост в дальний угол территории, Сичка – к Петрянину, чтобы тот не проворонил проверяющих, коль такие появятся со стороны города.
Митяй опять побродил по кругу, потом забрался на верхнюю точку тропы и начал смотреть на город. Входная дверь открывалась и закрывалась, но его никто не искал, и можно было помечтать о чём-нибудь, например, о том, как он встретит восемьдесят седьмой через долгие два года. Плохо, что призыв-увольнение происходит в конце октября, в крайнем случае, до ноябрьских праздников. Вот было бы здорово заявиться домой в новогоднюю ночь, когда стол накрыт, все возбуждённые и радостные. Он входит, Вика бросается на шею, хлопает бутылка шампанского, и все кричат: то ли приветствуют красавца-дембеля, то ли желают нового счастья друг другу… А может, так и произойдёт? Позавчера из танковой роты уволились на дембель двое, о существовании которых молодые и не подозревали. Туманные слова Лаанеоте «попались на травке» ничего не объяснили, и оставалось лишь догадываться, почему «квартирантов» так долго продержали в батальоне.
Митяй медленно съел конфету. Ставший за последнее время жадным организм потребовал ещё.
