заорал: «Наряд, волки позорные! Ещё целый час до подъёма!» Соколов взглянул на батальонные часы и робко возразил: «Половина седьмого…» Но вот спросили ещё одного с личными часами, другого – у всех пять тридцать. «Сержант, сука, я тебе устрою!.. Не видишь: ещё темень!.. Ну-ка кричи отбой!..» - неслось со всех сторон. Пришёл дежурный по батальону, успокоил всех и разрешил спать дальше; взглянув на часы в коридоре, молча покачал головой.
- Но ведь в полседьмого тоже темно? – сказал растерянный Соколов, подойдя к Митяю. – Чего они?..
- Так же и темно.
- Часы, наверное, испортились. Ты им ничего не делал?
- Нет. Какая мне польза от подъёма на час раньше?
- Польза?.. Принеси-ка табуретку, я посмотрю на часы.
… Несчастья преследовали наряд по роте всё утро. Лишь прокричали о построении на
62
завтрак, как из бытовки выскочил, словно ошпаренный, Остапенко. Сначала он просто кричал и тыкал каждого из наряда в грудь. При этом Душман схватился за нож, но с дедом драться не стал и, обиженный, скрылся в ленкомнату, где из ряда маршальских портретов выбрал один и выколол полководцу глаза. Потом Остап со сжатыми кулаками и дёргающейся нижней губой стал допрашивать Соколова и Митяева о том, кто входил в бытовую комнату и украл у него две бутылки водки, приготовленные с вечера на день рождения. Грозу первой роты ждало страшное разочарование. Во-первых, за вечер туда входило до трёх десятков человек, всё больше старослужащих, которых Митяй старательно перечислил. Во-вторых, и у дежурного, и у дневального были железные алиби. Митяй после отбоя мыл умывальник и туалет, потом спал, потом стоял на тумбочке – всё время на глазах сержанта. Остап успокоился уже настолько, чтобы не сделать глупое предположение о сговоре этих двоих: сержанты первой роты слишком плохо обращались с духами, и вряд ли Соколов стал бы рисковать сговором с Митяевым. Появился Душман: роты уже строились, чтобы идти в столовую. Пострадавший как мог спокойно расспросил и его, но ничего толкового не добился и, удовлетворившись тем, что «мусульман водка не пьют», проворчал: «Суки, устроили день рождения» и ушёл. Зато Соколов, выслушав мирзоевское «нэт, ничего нэ знаешь…откуда знаешь…я нэт», неожиданно спросил:
- Мирзоев, а ты случайно не переводил ночью часы, чтобы раньше разбудить Митяева?
- Нэт, Олег, ты чо?! Я разве? .. Идыте, идыте завтрак. Митя, потом меня сменяй…
В это праздничное для Григория Остапенко утро Миха проспал на стеллаже в мойке на два часа дольше, чем остальные духи. Его напарники по залу Петрянин, Сичка и Лаанеоте накрыли на столы сами; старший их группы, Памфилов, пришёл только к завтраку. Проснувшись, Миха выглянул в зал: роты и батареи уже поели и выходили. Он быстро выскользнул в окошко, нашёл чистую чашку, полбачка пшенной каши и даже два кусочка сахара и сел завтракать. О том, что не досталось масла, не переживал: его в первой роте ели даже не все черепа, так как всё уходило на пайки старослужащим, которые холодными утрами предпочитали оставаться в казарме. Миха тоже носил пайку, если Памфилов не приходил на завтрак. Но здесь была явная выгода: добряк Саня, постоянно обитавший с Винокуровым в каптёрке, часто отдавал духу сахар и хлеб. Сам же старшина первой роты, как и другие старшины в батальоне, питался через складчика Батаева и если приходил в столовую, то даже не садился за стол. Зато три кусочка масла уносил с завтрака для своего шефа каптёрщик Шашков.
«Эх, выпить бы ещё раз, - подумал Миха, - а то вчера без закуски…»
- Жрёшь, су-ука? – Душман стоял, важно расставив ноги, положив руку на «кинжал». – Меня обманывай, ага? Разве думай: ты дурак?
- А Мухамед и Шериф?.. Нет, я не думаю, что ты не дурак.
- Моя – Мухаммадшариф, Киря. Вставай – я тебя зарежешь!
Миха приподнялся. Мимо прокатил тележку с горой посуды Петрянин, в дальнем углу Памфилов выгонял запоздалого дневального, слышно было, как спорили в моечной Головко и Курбанов. Петрянин, выставляя грязные бачки для мытья, с опаской смотрел сначала на Душмана, пока тот расстегивал и вытаскивал штык-нож, потом на Миху – после какого-то странного удара ногой, от которого Душман отлетел назад, а его шапка упала на то место, где он только что стоял. «Слава богу, что много духов, - громко говорил неподалёку ничего не видевший Головко, - каши в бачках почти нет!»
- Один такой резал-резал – теперь через трубочку дышит, - сказал Миха потиравшему затылок
63
Душману.
Непременный атрибут каждой войсковой части, занимающий немалую часть её территории, - парк боевой техники. Вся техника делится на два сорта: та, с которой можно что-то скрутить и украсть (такая размещена в боксах), и та, с которой красть нечего (эта стоит под открытым небом). В боксах также находится – подальше от сглаза и шпионов – секретная техника типа танка Т-55, задуманного ещё при жизни лучшего друга трактористов и октябрят. Ежедневно через проходную контрольно-технического пункта в парк проходят строем водители, танкисты, помощники водителей и танкистов, офицеры и прапорщики. Народ рассасывается по углам, работает или бездельничает и собирается вновь в колонны по двое-трое перед обедом. Поев и перекурив, технический контингент части вновь приходит обслуживать грозную технику – теперь до ужина, а то и до отбоя.
В тот самый момент, когда в казарме второго батальона рядовой Митяев мыл коридор, а его напарник по наряду Мирзоев, немного отойдя от тумбочки – всё равно днём в батальоне почти никого нет, - читал по слогам боевой листок второй роты: «На уборке расположения на этой неделе прославились рядовые Иванов и Сидоров»; когда Миха, доверив Петрянину домывать полы в вестибюле столовой, пошёл выпрашивать у повара пару пачек киселя; в кочегарке автопарка сидели за чаем Остапенко и другие водилы одного с ним срока службы. Зампотех Габарян уехал за новым двигателем, и дедам можно было расслабиться.
-… Всё равно я найду того ублюдка, который так мне подгадил, - говорил Остап, с трудом размешивая толстый слой сахара в кружке.
- Тот же Рашид мог подрезать водку, - лениво предположил с лежанки замок автовзвода Коваль, - духи не украдут…духам пожрать бы…
- На хера ему воровать? Итак, вместе бы выпили, - Остап почесался и начал прихлёбывать чай.
- А ты как в старые времена: дай духу рубль, прикажи принести бутылку водки…
- Да ещё сдачу? – перебил Остап кочегара, гладя себе по шее. – Ты, Сулейман, думаешь, что так было? П..ли, на электрический стул сажали, «фанеру» проверяли…
- Какаулин с Пахомом, когда нас в фазаны переводили, - с умилением вспомнил Коваль, - посбрасывали на хер со второго этажа: лети, глупая птица…
-… Да, а чтоб в город посылали – не помню… Да что такое? – Остап поймал кого-то у себя на шее и поднёс ближе к огню.
- Мандавощка? – ласково съехидничал Георгадзе.
- Сам ты…Сулейман, ты здесь что, завшивел?
- Пошёл ты, Григорий! В этой пыли даже тараканы не выживают!
- Э-э, Грища, это от нервов, - грузин иронически-сочувственно покачал головой.
Остап побледнел, поставил кружку.
64
- Ну, если ещё хоть одну найду, убью каптёрщика: он вчера новое постельное бельё выдал… Зампотех приедет, скажите, что пошёл в батальон: понос…
- Бегай, бегай…бистро, как мандавощка!
Остап, не слыша хохота друзей, рванул прямо через забор. С перекошенным от злобы лицом он приказал Митяю вызвать из каптёрки Шашкова (там собрались все офицеры роты) и, ничего не объясняя, потащил Кольку в расположение.
- Ну, дух, вешайся! Сейчас найду мандавошек в своей постели и убью тебя прямо здесь, на месте.
- Да ты что, Григорий! Мы вторую неделю стираем бельё в гражданской прачке. Ни у кого в роте мандавошек нет. Только у Петрова, Флюзина и Грибанина, но Грибанин в санчасти.
Остап, не обращая внимания на оправдания и с остервенением раскидав свою постель, стал внимательно всё осматривать. Ничего подозрительного. Бельё, отлично постиранное, выглаженное Зайцевым, не заслуживало и малейших претензий.
- Тащи чистое нижнее бельё. Живо! И хорошую подменку.
- Да как я возьму, там же ротный и Цезарев…
- Меня не…! – Остап влепил пощёчину и несколько раз прикрикнул на убегавшего в каптёрку Шашкова. – Бегом, сука!.. Ещё быстрей!
Переодевшись в принесённую Колькой одежду, Остап осмотрел свои шапку и бушлат, швырнул на пол бельё, а форму свернул.
- На, найдёшь в наряде по столовой Зайцева, пусть повар Хамид включит ему плиту. Прокипятит пэша и хорошо-хорошо выстирает. Скажешь: будет грязное – не пущу в казарму… Застели кровать.
Выходя из казармы, Остап оттолкнул Митяя, пнул его ведро с грязной водой, крикнул Душману: «Встань возле тумбочки, полено!» и довольно дерзко ответил на вопрос комбата: «Приходил обосраться, товарищ майор: понос. Возвращаюсь в парк».
Что такое «сдача наряда» в армии? Нет, это не какая-нибудь смена дежурства на гражданке, когда один сторож говорит другому: «Ещё не всё разворовали?» и отпускает напарника домой. Или приём груза у толстого экспедитора, когда в машине пусто, а на бумажке три тонны дефицитов. Нет, в армии как раз наоборот. Если вы хотите увидеть всё имущество войсковой части разом, то придите именно в момент приёма-сдачи нарядов. В течение дня в карауле не хватает стула, схемы постов, пяти кружек, пары валенок, керосиновой лампы и автомата. Но вот появляется новый караул. И всё мигом находится. Скажут, что на пятом посту, на гаупвахте, должен сидеть под арестом ещё один солдат, который вообще-то полгода как уволился, просто забыли вычеркнуть из ведомости – старый караул отыщет и посадит, а потом, сменившись, уйдёт на ужин, и всё вновь исчезнет. Каких только чудес не совершается ради быстрейшей сдачи наряда! У любого служившего, наверняка, имеется пять-шесть весёлых историй об этом. Вот и Славка Митяев ещё долгое время после службы будет вспоминать этот декабрьский вечер тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года.
65
Когда стрелки часов приблизились к отметке, говорящей о том, что новый наряд из второй роты ушёл на развод и пора готовиться к сдаче, Соколов встал на тумбочку и приказал своим дневальным поскорее наводить порядок. В столовой в это время рядовые Кириллюк, Петрянин и Лаанеоте сели покурить у окна, выходящего на их казарму. Столы были уже накрыты к ужину, и для этих троих наряд фактически закончился. Миха закурил сигарету, которую выпросил у Головко. Тот днём бегал в магазин и купил самого дорогого курева: «Покурыти, як дома». Напарники ждали «бычок».
- Что это? – спросил Миха. – Что-то тёмное упало со второго этажа.
- Где?
- Вон, где окна танковой роты… Смотрите! – Миха придвинулся к стеклу вплотную, приложил руку.
- Ну и ну: летающая простыня, - Петрянин захихикал.
Миха пригляделся: теперь что-то белое, скорее всего именно простыня, брошенная, очевидно, скомканной, широко развернулась в воздухе и, как большая птица, спланировала на освещённое место. На секунду мелькнуло смуглое хищное лицо с большим носом, огляделось враждебно и сунуло то, что упало, за пазуху. «Душман, - узнал Миха, - точно Душман».
- Калев, ты что-нибудь понял? – спросил он.
- Поглядите, поглядите: летающие тряпки! Полотенца, может.
- Полотенца не летают, а падают, - поправил Миха развеселившегося Петрянина.
- Всё
