Житие ты наше уральское. Ч.1.

вспотели!
 Они позвали его к столу на третьей сигарете.
 -Садись, болезный.- любезно предложил Константин -Сейчас мы тебе «бяку» делать будем.-
 -Ну-ну... Кто играет?-
 -Я играть буду,- сказал Сергей и сделал ход.
 Александр сидел молча и напряженно.
 Константин же всё время порывался что- то подсказать и машинально гримасничал.
 Уже в процессе игры Владимир подсчитал:  «паровоз» из четырех взяток. И смирился с этим. Но тут нежданно- негаданно в дело встрял то ли «паровозный стрелочник», то ли ангел- хранитель  в лице семи пудового Кости. У того попросту сдали нервы от близкой победы.
 На очередном, главном для Володьки заходе, он вдруг поприжал Сережкину руку с картой и, торопясь, заговорил:
 -Серёга, ходи с червей, я тебе точно говорю! Серёга!!! Я всё просчитал! Ходи!-
 И, не дождавшись, пока Сережка вырвется и ответит, он схватил семь червей и бросил на стол. Сергей оторопело потянулся за ней.
 -Карту оставь, -спокойно, как два дохлых индейца, произнёс Владимир. Хотя, судя по цвету лица, давление зашкаливало далеко за двести. Пустая рука Сергея безвольно опустилась на стол. Что- то прошептали губы. Костя задорно посматривал вокруг, дескать, ну как мы его?!
 Володька сбросил ловленную когда- то (Боже, как давно это было! Жизнь прошла!) карту и остался с чистым «мизером». И в эту секунду в окошко постучалось послегрозовое солнце, салютуя победе разума над суетой, тщетой и прочей дребеденью!
Владимир вскрыл свои карты,  подошел к столику с питьём и закуской и выпил внеочередную «мизерную стопку». Ежели б его поймали, то пили бы эти трое, в общем -то чудесных и душевных, но  немного недалёких и и невезучих друзей. А сейчас ещё и несчастных. По его воле. По воле более удачливого, расчетливого, умного... Ведь ловля «мизера»- это не только фарт, везение, но и долгая, упорная, кропотливая работа ума, и ума незаурядного! Не каждому это под силу! И уж, конечно же, ни этим старым добрым, но наивным друзьям.
 Он под шумок замахнул ещё и с отеческой улыбкой прислушался к их перебранке.
 -Костя, в порядочном обществе за это морду бьют...-
 -Слушай, Серега, ну это каким надо быть идиотом, чтоб сбросить девять червей и оставить две пикухи?! Он совсем с мозгами не дружит?-
 -Это ты не дружишь... А он в шоколаде...-
 -Нет, ну что он дурдом устраивает? По-человечески сбросить не может?..-
 -Пойду- ка помогу им разобрать партию,- подумал Владимир. -А то ещё час  ругаться будут...-
 И в это время, молчавший до этого Жедяев, сказал:
 -Тихо! Серега, а если вот так?..-
 За окном громыхнуло и вновь полилось второй месячной нормой. Тьма навалилась на город и вползла в Володькину душу. Сашкиными стараниями... Он ещё не знал, какую пакость тот придумал, но что это непременно пакость- было несомненно. Стоило только посмотреть на это светящееся радостью враждебное лицо, на расслабленные после напряжения чресла, обтянутые тельняшкой (моряк хренов, небось, только фарцовкой и занимался!), послушать его  прорезавшийся голос, медленный, значительный (что ты! Того и гляди «Россияне!» ляпнет!), как становилось ясно: не только придумал, но и нашёл вариант! А ведь весь кон сидел, молчал! Ну, и сидел бы!.. Ну, и молчал бы!.. А я его ещё на рыбалку брал с собой! Вот Мазепа!
 И эти, покемоны! Бить же уже друг друга собирались! А сейчас сидят, будто близнецы однояйцевые, воркуют!.. И я их ещё мирить хотел, мормон несчастный!  
 Володька поплелся к столу на повторную экзекуцию...

 ...Что я хочу сказать... Как мы, человечество, все- таки не ценим счастье... Маленькое... минутное... пушистое... Но твоё! Пришедшее! Держи его, лелей! Нет! Шлея под хвост попадает- и всё!.. «Гоняемся за любовью, вожжами держим года!..», большого ищем, огромного!  А оно- вот, пришло уже! Пусть махонькое, чахлое, но пролившее свет на душу... Ведь получил ты, Володька, одну взятку вместо четырёх- радоваться бы да радоваться, «...задрав штаны, бежать за комсомолом», ан, нет! Насупился, желчность проступает в каждой фразе при общении со старыми добрыми друзьями, ищешь подковыку, скрытый намёк в   любом слове. И невдомёк тебе, что, может, жалеют они тебя, непутёвого, по- своему, по- товарищески, по- иезуитски, но жалеют!  Ведь на них, на жалости, доброте да любви к ближнему стоит и стоять будет земля уральская! Да и вся русская — тоже!
 ...А стихия через два часа кончилась. И ещё солнце выглянуть успело перед отбоем.







                                 
 Г Л А В А    8
         
« П Е Р Е П Е В Ы»


  Гуттаперчевость времени особенно ощущается во период ожидания. Секундные «двадцать один, двадцать один...» непременно растягиваются до «четырнадцать миллионов триста пятьдесят девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть...» И если этот «Бабл Гам» не заполнить делом, философскими размышлениями, светской беседой либо «Балтикой №3», то жизнь покажется до того никчемной и пустой, что хоть плачь, хоть вой.
 И  так как питие за рулём возбраняется законом, а философские думы были чужды  и Владимиру, и Анатолию Мишанову, то они предавались беседе. Не знаю, уж насколько светской, но время текло, а это главное... Тем более, что парк «Алого поля», где они расположились на витой чугунной скамье, всячески этому способствовал. Яркая после дождевая листва кокетливо шепталась с ветерком. Солнышко щадяще пряталось за облачками. Снизу тянулись запахи мокрой земли и высыхающего асфальта.
 Приглушенно звенели трамваи на Свердловском проспекте.
 Чрез без турниковый проход шествовали мамаши с колясочной ребятнёй, юные джинсовые стайки молодёжи, пожилые матроны с внимательными ефрейторскими глазами. Народ, кажется, никуда не спешил...
 Вид у Владимира, развалившегося на лавочке, скажем прямо, невольно диссонировал с праздничными нарядными одеяниями гуляющих.
 Был он одет в какую- то несерьёзную, красное с белым, тельняшку с коротким рукавом. На лохматой не чёсанной голове неведомо как держалось белая кепи с позолотной ленточкой «Подземный флот». В довершении ко всему обут он был в видавшие лучшие годы тапочки со стоптанными задниками.
 Толя же, в отличии от него, был облачён в строгий, серого цвета в полоску костюм, при серебристом галстуке и в начищенных черных туфлях.
 Как- то нелепо смотрелись они рядом, притягивая удивленные взгляды прохожих, как бледная поганка с мухомором. Даже странно было, что при таком одеянии они ехали в одно и тоже место: на дачи в «Тракторосад №6 «Юбилейный», что близ станции Чернявская. На Мишановском «РАФ- 4». Который в данное время ремонтировался в авто мастерской «У Васенко». Потому, что, едва отъехав от дома, Анатолию не понравилось, как работает «климат- контроль», и они попутно заехали к знакомому мастеру. В итоге, до двух ноль- ноль они были свободны, посему не придумали ничего лучшего, как скоротать время в парке.
 Почёсывая через футболку потную безволосую грудь Владимир широко зевал и сквозь дрёму слушал брюзжащего на произвол местных властей Анатолия. Тем были помянуты (не к ночи сказано) и пожарники, и санэпидемстанция, и милиция, и налоговики, и райисполком, и дирекция рынка, где располагался его магазин.
 -Вот ты говоришь: хорошие времена наступили, стабильность...- теребил Анатолий молчащего Владимира. -А я говорю: всё то же, что раньше... Как были они беспредельщиками-  так и остались! А что изменится- то? Те же люди... Права те же... А эта помощь малому бизнесу- что то сказочное. Может, где то и помогают... своим... или себе... Я зарплату девкам в магазине выплатить не могу, а они...  И эти... автослесари... помяни моё слово- не меньше «штуки» зарядят!-
 -Да, «РАФ» дороже в ремонте, чем «Ока»,- лениво процедил Владимир, поняв, что подремать не удастся.
 -Да что ты привязался к моему «РАФ»у!- психанул  Мишанов. -Мне ещё три года ссуду за него выплачивать! «РАФ», «РАФ»... Вот привязался!-
 -Странные вы люди- директора магазинов. Ельцин вам дышать не давал... Путин- тоже... Медведев- тот совсем зажал. Люди стабильности радуются. Пенсии повышаются... Войнушки прекратили...Гордость появилась за страну- считаться хоть стали с нами... Башмаком никто по трибуне не бьёт...  иконостасы на груди не устраивает... пьяными оркестром не дирижирует... А, главное, не клянётся на рельсы лечь из- за повышения цен. Долги все отдали... Запаса- и валютного, и золотого- сроду такого не было! А ты всё плачешь и плачешь... Вот, давай, спросим у кого- нибудь- лучше жить стало или нет?! А?!- Володька оживился. -Вот прямо сейчас спросим, идёт?- Он засучил ногами, пытаясь одеть тапочки, вскочил, засеменил навстречу немолодой импозантной женщине.
 -Не надо,-  тоскливо произнёс ему вслед Мишанов, но было поздно: Владимир уже вёл её, поддерживая за локоток, к скамейке, попутно что то оживлённо наговаривая. Подошли.
 Женщина была привлекательна именно той, увядающей красотой, после созерцания которой почему то не хотелось смотреть на худущих перенакрашенных красоток. Близоруко щурясь, она нащупала висящие на цепочке очки, нацепила их.
 -Анатолий!- проговорила она радостно- изумленно.-Вот  не ожидала! А молодой человек говорит: опрос населения...-
 -Да нет...- Анатолий сконфузился -Это мы так... поспорили немного с товарищем...-
 -Я вот тоже думаю: какой может быть опрос? - она недоверчиво и немного скептически оглядела Володькин наряд. -Без анкет... без диктофона...-
 -Извините, а  В Ы  не могли бы спор наш разрешить?- Володька  нисколько её внимательного взгляда не стушевался и продолжал гнуть свою линию. -Вот скажите: лучше ли мы стали жить за последние десять... нет, пусть будет пятнадцать лет?! - И застыл в вопросе, улыбаясь щербатым ртом.
 Дамочка с неодобрением посмотрела на остатки его желтых прокуренных зубов, присела, обернулась к Мишанову.
 -Анатолий, представьте нас.-
 -Это сосед мой...  дальний... Владимир. А это Маргарита Павловна.-
 -Очень приятно!- Владимир отложил «дальнего соседа» куда то на задворки памяти, по- ротмистрски кивнул, чуть чепчик не слетел с головы, и щелкнул эфемерными каблуками. Та в ответ благосклонно кивнула. И опять оборотилась к Толе.
 -Как живёте, Анатолий? Почти год не видела ни вас, ни Елену Петровну. Только перезваниваемся с ней, да и то редко. Я смотрю- вы посвежели... стройней как то стали... Как здоровье то у Елены Петровны? Она же сама ни за что правду не скажет. «Хорошо всё, хорошо...»
 -Хорошо,- подтвердил Толя и опять замолчал.
 -А я весной к Ирише с Игорьком ездила в Москву. Ну, что за город,- вздохнула Маргарита Павловна. -Палата для буйных, да и только. Толкотня, спешка, пробки... Всё- таки Петербург нам ближе, роднее...-
 -К нам много ленинградцев эвакуировали в Отечественную,- встрял Владимир. -И заводы, и театры...-
 -Я сама из эвакуированных питерцев,- строго сказала Маргарита Павловна, делая упор на «питерцах». -И считаю Челябинск своей второй родиной.-
 -Ну, конечно, конечно!- живо согласился Владимир. -Извините, это я так...-
 Женщина недовольно помолчала, затем продолжила.
 -Так я что хочу сказать... Кажется: карусель, никому ни до кого дела нет. А вот коснулось- и видишь, что люди одинаково хороши и в Москве, и в Питере, и в глубинке. Сострадание, участие — как было заложено в русском человеке испокон веков — так и осталось. Я ведь давно артрозом мучаюсь,- доверительно сказала она, обращаясь почему то к одному Анатолию. -И на массаж хожу, и процедуры принимаю... А Игорёк «расщедрился», четыре