Житие ты наше уральское. Ч.1.

щелкая зубами от ледяной колодезной воды до тех пор, пока Дарье не наскучили смотрины, и она не ушла чаевничать к женщинам. И, даже переболев после этой купели двусторонним воспалением легких,  Анатолий не озлобился и словом не обмолвился Владимиру о просчётах того в воспитании дочери. Прирожденный такт либо толстокожесть тому причина- нам неизвестно, но поступок, признайтесь, благороднейший, достойный похвалы!
 А восприятие юмора? Господи! Ну, почему здесь то никакой преемственности нет?! Тортом в физиономию- это же должно смешить в любые времена! Или Петросян!.. Как загнёт что- нибудь! На века же!..
 Нет! Сидят, уставились пустыми глазами на экран, шептаться начинают, а потом и вовсе сматываются! Ни стыда у людей, ни совести! Для кого Евгений старается, в сотый раз про сантехника рассказывает?! Для нас, что ли?! Вам! Вам вдолбить хочет высокие понятия юмора и сатиры! Мы -то всё это уже знаем, приобщились... Это... дай бог памяти, когда первый раз- то услышали?..  в семьдесят пятом?.. нет, в семьдесят восьмом году! Во-о, и до сих пор смеёмся! А вы... Э- эх... Живанецкий у них, Живанецкий. Несёт какую-то лабуду, слушать противно, а им смешно. Одногодок, поди, мой, а шутить не научился... Или эти, бандиты, иначе и не назовёшь, в «Прожекторе Перис... Прис...», тьфу ты, прости мою душу грешную! Садить таких надо! На пятнадцать суток, не менее! Одно слово- Равшаны с Джумшутами!
 А вот Масяня мне у них нравится! И «Тупой, ещё тупее» мне по душе. По- детски наивно, правда, глубины нет, но смешно.
 Но Кэрри этот придурошный!.. И рожи- то строить не умеет, а всё туда, в комедию... Вот в наше время строили так строили! На Эйнштейна  посмотрите! Это я понимаю: человек шутит, язык в пол фотографии! И ведь даже без носков, говорят, ходил, а чувство юмора сохранилось! Крепкие люди тогда были, крепкие! А эти над чем смеются? Горе одно!
 Зашёл я здесь как то по случаю к знакомому. Работали вместе по профсоюзной линии лет двадцать семь с половиной на радиозаводе. Немного не вовремя зашел. Детишки его с друзьями   вернулись из похода по уральской реке Юрюзань. Детишки, правда, взрослые. За тридцать всем. А всё, как малые, какую- то романтику ищут. Остепениться бы пора, солидность приобрести... Да и неприлично, с моей точки зрения, директорам да главбухам шляться по лесам и песни у костра горланить. Люди же могут увидеть. И что подумают после этого?..
 Посидели, как водится, за столом, по стопочке- по другой пропустили. А ребятишки не умолкают, всё впечатлениями делятся: и так -то было, и то- то видели, и это- то случилось...
 Тут им Игорь Корнилович и говорит: «Вы, дети мои, хочь бы мне переписали  что- нибудь на видеомагнитофон, раз камеру с собой таскаете... Я бы и товарищу своему показал, и сам посмотрел... А то всё россказни да россказни...»
 Скорые детишки оказались. Мы и первую еще не успели приговорить, а они уже несут запись с последней вылазки. Прихватили мы с Корнилычем кое- что для закуси со стола, да отправились к нему в комнату: смотреть, как наша молодёжь свободное время проводит.
 И вот, честно говоря, позавидовал я товарищу! Как на духу говорю!
 Снимают берег реки, по какой они сплавляться должны. Каждого для начала снимают, и каждый передаёт привет папе- маме! Здесь же где- то дети бегают, птички чирикают... Уж на что я крепкий- и то от умиления чуть слеза  не прошибла! Доброе потомство выросло, доброе!
 Потом сплав начался. Смотрел я его, признаться, отрывочно. Замутило меня от качки. Вверх- вниз, вверх- вниз... Кто ж такое выдержит? Пришлось периодически отлучаться. А им хоть бы что! Сидят в своих спасательных жилетах, песни поют.
 А когда в пороги заплыли, то я вообще смотреть не стал: уж шибко дурно мне стало, того и гляди утопнем, и снизу вода, и сверху...
 Зато когда на привал встали, то мы с Корнилычем расслабились: как- никак, позади всё, пора и по- маленькой... Налили, поздравили всех с прохождением порогов, оприходовали. А место- мать моя женщина! Тишина! Заводь какая то бирюзовая! Песочек белый- белый! Солнышко лупит! Костерком потягивает, ушицей!
 Открыли вторую. А тут и женщины купаться пошли. Причём, не жены наши, ...идесятилетние, а юные, ...цатилетние. Все такие... во- о! Что твоя Осеменович. Или Анастасия Заворотник.  Колер, конечно, другой. Игорь Корнилович сразу же предложил: «Александр Васильевич, давай за дам!..»  Мы наполнили фужеры и стали ждать, когда они вынырнут из реки.
 Здесь -то и случился этот самый казус. Вынырнуть -то они вынырнули, но почему -то не вчетвером, а втроём. И не в реке, а в каком то бассейне. И не в купальниках, а совсем в безкупальниках.
 Засуетились мы с Игорем Корниловичем, заавралили, раздеваться бросились, дабы спасти невинно утопшую четвертую душу, но не успели. Откуда не возьмись, явились какие- то незнакомые парни, мускулистые, как значкисты ГТО, и давай бегом одежку сбрасывать. Да и девоньки выплывшие им во всю помогали. Ну, думаем, за этими дело не встанет, спасут потерявшуюся! А вот вам, дорогие соотечественники! Ошиблись мы на все сорок градусов! Здесь такое началось! Я уж подумал: «Лишка с Корнилычем хватили». Посмотрел на посуду: нет, вроде норма, вторую только докончили. А напротив такое творится! Я себе во сне такого не позволял! Даже с подчиненной по Коелгинскому мраморному карьеру Юлией Владимировной Тимошенко!  А здесь!!! При людях!!! Да вперемежку!!! Да долго- то как!!! Мы б так не смогли. А что, придешь с работы, уставший, как собака, башка уже забита мыслями о завтрашнем дне- кого прижучить, а кого и похвалить, тяпнешь соточку под борщец и, ежели в сон не клонит, то минут этак пяток можно побаловаться... А далее- то как?.. Ложки, что ль, привязывать чайные?..
 Но у этих ложек не было. Ни чайных, ни половников... А работали! Да ещё как! Я считаю, что всё дело в тренировках. Ещё Суворов говорил, что тяжело в учении, зато легко на работе. Так я Корнилычу и заявил. Он согласился. Только всё не мог понять, который из этих мужичков его зятёк. Про утопшую мы с этими ребятами как-то забыли...
 И совсем уж было к кульминации дело клонилось, как зашёл так некстати помянутый  Корнилычем зять с дочкой и друзьями. И как- то ступорно встали у входа. Минуты две стояли, глазели то на нас, то на спасателей с купальщицами.
 Но тут Игорь Корнилович паузу прервал. Поднялся и по- отечески так, но строго (у меня прям мурашки на левой половинке заерзали) говорит:
 -Так вот вы чем, доченька моя с зятьком, на своих сплавах занимаетесь! А то, что одна из ваших не выплыла- вам по барабану?!-
 И как грохнет кулаком по столику! Пустая бутылка- бряк! - и на пол!
 Вот тут то я и услышал, как молодёжь смеётся. Гомер и рядом не стоял! А один, прям, скрючился весь и выпрямиться не может! Может, с детства болеет чем- то?.. Машет что то рукой и сквозь слёзы орёт: «Наташка, Наташка, кто ж на порнушку сплавы пишет?! Их же кондрат хватить мог!»
 Я на спасателей взглянул: нет, здоровяки, работают вовсю, сердечным приступом и не пахнет, к чему он про кондрата ляпнул?..
 В  общем, не досмотрели мы с Корнилычем съёмку до конца. Спать пошли. А вот над чем молодёжь смеялась- так и не поняли. Видимо,все же спасли ту, четвёртую... Иначе с чего веселиться то?..
 

                               
       Г Л А В А       12

            «Видения, оккультизм и прочие химеры,  
или встречи на высшем уровне»


 Толе Мишанову приснился Путин Владимир Владимирович. С ним, не от мира сего, подобные ляпы иногда случаются. Я имею ввиду- с Толей. Дорога в сад не отремонтировал, фасад вдоль участка не покрасил, а туда же- с Владимиром Владимировичем встречаться! Больной, одним словом. По- человечески же встречаться надо!
 Смущаясь и краснея Толя искоса посматривал на ребят, блестя кругленькими рабфаковскими очечками 30- х годов. Замызганные землей и навозом адидасовские шорты сползали с добрых чресел, и он их периодически подсмыкивал.
 -Дурачки вы, дурачки,- в голосе его звучала укоризна. -Он просто объявился с женой- и всё. Это же сон! Раз- и всё! А вертушки и оцепление появились позже, когда Ленка учила Людмилу Александровну огурцы солить.-
 -В пику Мишель Обаме, что ли? Да и какие огурцы?! Июнь на дворе!- Лёшка корчевал старую яблоню. Окопал  вкруговую, обрубил топором побочные корни, и, засадив ломик под основной, навалился на него всей массой. С другой стороны кажилились в подмоге малохольные Володька с Сережкой.
 Пенёк, на удивление, подался легко и споро. Ребят силой инерции разметало по газону.
 -Я понимаю: у Вовки, в теплице, на навозе- и в мае огурцы появятся!- продолжил, вставая, Мамлин. -А у тебя то откуда? В открытом грунте всё растёт. Уйди отсель, кобыла!- прикрикнул он на путавшуюся под ногами Ульрику.
 -Э- э! Хватит ругаться! Айда к столу!- прервал их Степаныч, неся по пятёрке шашлыков в каждой руке. -Лен, мы идём?! Шашлыки готовы!-
 -Идите, идите,- отозвалась та с веранды. -У меня тоже всё готово!-
 Гости, как разбитый партизанский отряд,  потянулись со всех уголков двенадцатисоточного сада. С чувством выполненного долга рассаживались за громадным столом на веранде. Ворота покрашены. Колодец почищен. Старые деревья выкорчеваны. Прогнивший пол бани поменян. И баня, в ответ на заботу, благодарно наполнялась жаром от каменки и ароматом веников и свежего тёса.
 Заливался в кустарнике местный соловей. Остатки майских жуков пикировали на наполненные горячительным разномастные фужеры и стаканы. Садовая плодожорка, одуревшая от обилия жратвы, здесь же, на листьях, и засыпала. День смеркался и плакал от умиления.  
 За столом, наконец то, все расселись.
 Редко они так собирались, чтоб с женами, детьми, внуками у ребят в саду. Раза два в год, не чаще. То у Володьки, то у Анатолия... Собирались бы и чаще, но городские хлопоты засасывали и тянули то на озёра, то на рыбалку, то в гаражи... А сад... Как то далековато (пятьдесят верст!) и не с руки... Да и сам сад... Странный он какой то... Взять хотя бы его двойное название «Тракторосад №6 «Юбилейный». И сколько в конце кавычек ставить?! Вот и мы не знаем! И как в таком саду жить? А как много удивительного и загадочного творится на его просторах. Засилье ёжиков. Бешеные урожаи черноплодки. Отсутствие мухи це- це. Появление ужастиков про «Черного дачника», основанные на рассказах почивших в бозе очевидцев. Странные вещие сны, как сегодняшний, Толин... Хотя Анатолий, как приземлённый человек, всё сваливает на близость Щучанских химскладов. При этом он рисует «розу ветров» и прикладывает метеосводки о его силе и направлении на момент случившегося. На резонный Володькин вопрос , как объяснить появлении «Черного дачника» в полное безветрие, Анатолий начинает злиться, наполняться слюной и желчью. Затем желчь из него выходит вместе с фразой: «Да ты мне  по- ка- жи  его!!! По- ка- жи!!!-
 -Не знаю, не знаю... На Двенадцатой Восточной вчера его видели в два часа ночи. Я что, за тобой в темноте бежать должен?-
 -Если хочешь, чтоб поверил- прибежишь!-
  -Ну- ну, ты сказал...-
  -Толя. Толя!- Степаныч постучал шампуром по стакану. -Ты поосторожнее с этой оккультикой... «Есть многое, мой друг Гораций...» А я Володьке верю!-
 -Да иди ты, Степаныч, со своим Горацием!- обиделся Мишанов. -Ты вот с этими поживи восемь лет в одном саду,- кивнул он на Володьку с Ульрикой. -а потом уж говори: верю- не верю, врёт- не врёт... Они уже столько здесь про меня насочиняли- на улицу выйти