Как российская культура искала свой смысл и предназначение

почти единственным советским сериалом «Семнадцать мгновений весны». Первые сериальные ласточки прилетели в СССР из Латинской Америки. Первопроходцем стала бразильская «Рабыня Изаура». Сразу стало понятно, что жанр пользуется бешеной популярностью. Следующий «шедевр», взорвавший советскую аудиторию, был уже из Мексики. Сериал «Богатые тоже плачут» вызвал нечто вроде массовой истерии. Говорят, когда исполнительница главной роли мексиканская актриса Вероника Кастро прилетела в Россию в 1992 году, её автомобиль публика несла на руках. Ну а с появлением на наших экранах американской «Санта-Барбары» (1992 год) россияне честно признались, что обожают подобное сериальное «мыло».
Первыми русскими сериалами стали исторические ленты: «Петербургские тайны» (1994) и «Королева Марго» (1997). Однако все попытки снять нечто современное проваливались из-за полного непрофессионализма авторов («Зал ожидания», «Клубничка»). Первый оглушительный успех выпал на долю криминального сериала «Улицы разбитых фонарей» (или «Менты»), который начал выходить на телевидении с 1998 года. Дешёвый в производстве, но захватывающий по вертикальному (то есть каждая серия рассказывает об одном детективном расследовании) сюжету сериал немедленно стал самым успешным телепроектом года. За рейтинги с ним боролись ещё два хита: сериалы «Убойная сила» и «Бригада». Последнюю и вовсе расхватала на цитаты вся российская братва. За ними последовали не менее успешные, но гораздо более качественно сделанные сериалы «Каменская» и «Агент национальной безопасности». Самым продолжительным российским сериалом стал детективный сериал «След», выходящий с 2007-го (на ноябрь 2022 года снято более 2900 серий). Большим успехом начали пользоваться российские ситкомы. С начала нулевых стали производить мелодраматические сериалы.
Революцию в сериальном контенте произвели стриминговые платформы типа американского онлайн-кинотеатра Netflix, появившиеся в России в середине десятых годов. По данным на конец 2021 года, 68 миллионов россиян оплачивали просмотры на стримингах. Ведущими платформами в России стали IVI, Okko и «Кинопоиск». По примеру западных аналогов все наши онлайн-платформы активно производят оригинальный сериальный контент, что сильно расширяет рамки, диктуемые на ТВ.
Ещё одной важной заслугой отечественного кино можно назвать возрождение производства мультипликационных фильмов. Советская мультипликация подошла к рубежу 90-х годов с багажом в 150 международных наград и всемирным признанием. В 2003 году на Международном анимационном фестивале «Лапута» в Японии мультфильм Юрия Норштейна «Ёжик в тумане», снятый на студии «Союзмультфильм» в 1975-м, был признан лучшим мультфильмом всех времён. Однако с начала 90-х годов всемирно известная студия становится ареной борьбы интересов разнообразных частных структур. Речь идёт не о съёмках новых мультфильмов, а о правах на использование золотой коллекции советской мультипликации, которая приносила миллионы долларов. Студия перешла в частные руки, а коллекция была продана в США.
Только после решительного вмешательства властей студия «Союзмультфильм» пережила период бурного возрождения. Золотая коллекция советских мультфильмов (около 80 часов, в том числе «Чебурашка», «Снежная королева», «Маугли») была возвращена в Россию при помощи бизнесмена Алишера Усманова и передана в ведение «Союзмультфильма».
Надо заметить, что пока «Союзмультфильм» находился в бедственном положении, честь отечественной мультипликации поддерживали частные анимационные студии. И очень успешно. Так, студия «Анимаккорд» в 2009 выстрелила мультсериалом «Маша и медведь», завоевавшим популярность по всему миру. Студия «Пилот» в 2004 году выступила с успешным мультсериалом «Смешарики». К настоящему времени сериал превратился в известный бренд.
За минувшие 30 лет российское кино прошло огромный путь от разрушенных студий до огромной индустрии, удачно сочетающей частную инициативу с господдержкой.

Литература и книжное дело
12 июня 1990 года в СССР вышел закон «О печати и других средствах массовой информации». В первой статье было сформулировано одно из основных положений: «Печать и другие средства массовой информации свободны. Свобода слова и свобода печати, гарантированные гражданам Конституцией СССР, означают право высказываний и убеждений, поиска, выбора, получения и распространения информации и идей в любой форме, включая печать и другие средства массовой информации. Цензура массовой информации не допускается». Тот же закон и все последующие подзаконные акты подтверждали право граждан, организаций и политических партий на издательскую деятельность. Это привело к массовому созданию новых частных издательств. За следующие 10 лет было выдано более 10 тысяч лицензий на издательскую деятельность, к 2002 году в России официальным правом на книгоиздание обладало около 15 тысяч организаций. Впрочем, заметных игроков на книжном рынке всего около шести тысяч.
Хаос первых рыночных лет привёл к резкому сокращению ассортимента изданий и тиражей. Если в 1988 году было выпущено 1 млн 815 тысяч экземпляров книг, то в 1999 году всего 407 600. Однако издателям быстро стало понятно, что новые рыночные условия требуют не количественного, а качественного подхода к книгоизданию. С 1994 года ситуация стала постепенно выправляться: тиражи оставались небольшими, но число наименований росло. Именно такая политика соответствует запросам читателя. Рыночная модель предполагает, что во главе угла стоит возможность выбора и удовлетворения потребительского спроса.
Изменилась и структура книжного выпуска. В первые постсоветские годы резко увеличился выпуск художественной литературы лёгкого содержания: переводные детективы, любовные романы, фантастика. Росло и число социально-экономической литературы. Это сопровождалось критическим сокращением выпуска научной и учебной литературы. Только с середины 90-х годов тиражи специальной профессионально ориентированной литературы снова начинают расти. У читателей и издателей появляется интерес не только к переводной, но и российской литературе.
Пока перестраивался издательский рынок, российская художественная литература претерпевала не менее радикальные перемены. Начало 90-х отмечено бурным интересом к советским «изгнанникам»: Василию Аксёнову, Александру Солженицыну, Сергею Довлатову и т. д. Толстые журналы переживали пик популярности. Например, тираж «Нового мира» в 1991 году составил 4 млн экземпляров. Именно в них печатались ключевые произведения советской литературы, написанные десятилетия назад, но запрещённые к печати (например, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Жизнь и судьба» Гроссмана). Массово выходили и работы авторов Серебряного века. Российская культура жадно восполняла все пробелы собственной истории и пересматривала собственный взгляд на себя саму и прошлое.
Однако всё менялось очень быстро. Острые политические споры начала десятилетия сменились апатией. Запас горячих откровений постсоветской литературы иссяк к середине 90-х. Толстые журналы оказались фактически на грани выживания, где они находятся и по сей день. Распавшиеся механизмы книгораспространения привели к отрыву регионов от активной литературной жизни, а рыночные механизмы привели к разрыву отношений читатель – критика.
Сама художественная литература, которая в условиях внезапной и полной свободы ощущала острейший мировоззренческий дефицит, оказалась на распутье. С одной стороны, свобода позволила многим авторам сказать то, что раньше было сказать невозможно. Например, в 1992 и 1994 годах выходят две части романа Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», посвящённые жестокой правде о Великой Отечественной войне. С другой – авторам было очевидно, что российская литература стоит на пороге совершенно новой стилистической и тематической эпохи.
В 1990 году в «Литературной газете» вышла статья писателя Виктора Ерофеева «Поминки по советской литературе». Автор широким жестом объявлял фикцией всю советскую литературу. «Советской литературе, по-моему, пришёл конец, – писал Ерофеев. – Возможно даже, что она уже остывающий труп, крупноголовый идеологический покойник, тихо и словно сконфуженно испустивший дух. Что же, я буду последним человеком, который будет плакать на её похоронах, но я с удовольствием скажу надгробное слово».
Новое будущее отечественной словесности Ерофеев видел в расширении круга тем и диалогических возможностей литературы: «Сейчас возникает другая – альтернативная – литература, которая противостоит старой литературе прежде всего готовностью к диалогу с любой, пусть самой удалённой во времени и пространстве, культурой для создания полисемантической, полистилистической структуры с безусловной опорой на опыт русской философии от Чаадаева до Флоренского, на экзистенциальный опыт мирового искусства, на философско-антропологические открытия XX века, вообще оставшиеся за бортом советской культуры, к адаптации в ситуации свободного самовыражения и отказу от спекулятивной публицистичности».
Этим новым художественным направлением, которое всё больше захватывало читательское внимание, стал постмодернизм. Эстетический концепт постмодерна предполагал игру сюжетными конструкциями, стилями, цитатность языка, культурные аллюзии и ослепительную иронию, не допускающую пафос. Классиками отечественного постмодерна можно считать Виктора Пелевина, Виктора Сорокина, Дмитрия Пригова, Льва Рубинштейна. Однако самые высокие рейтинги были вовсе не у этих авторов. По оценке сайта libs.ru, к 2000 году в число самых успешных книг вошли славянские фэнтези Сергея Лукьяненко, Марии Семёновой, Андрея Белянина, Ника Перумова и других, детективы Бориса Акунина, Александры Марининой, Дарьи Донцовой, Екатерины Вильмонт, Татьяны Поляковой и других, а также книга исторических разоблачений «Самоубийство» Виктора Суворова. В эту когорту авторов странным образом затесалось «Введение в буддизм» Евгения Торчинова, что тоже многое говорило об интересах российской читательской аудитории.
Эта картина литературных пристрастий серьёзно пугала профессиональное литературоведческое сообщество. Начало новой литературной эпохи снова было отмечено программной статьёй, на сей раз главреда журнала «Знамя» Сергея Чупринина «Нулевые годы: ориентация на местности» (2003). Чупринин обвинял писательскую братию в согласии играть по «рыночным» правилам, согласно которым медийный и издательский успех стал важнее, чем подлинное художественное качество текста. «Может быть, как уверяют пессимисты, Виктор Ерофеев хоть и поторопился, но был, увы, прав, когда десятилетие назад объявлял поминки по русской литературе, и нам действительно пора прощаться если не с литературой, то с собственным, традиционным представлением о ней, – писал Чупринин. – Может быть, как надеются оптимисты, маятник ещё качнётся в обратную сторону, и читающее сословие ещё понесёт с базара не милорда глупого и Коэльо с Мураками, а книги Владимова и Петрушевской, Вишневецкой и Маканина, Королёва и Курчаткина, Эппеля и Шишкина, Гандлевского и