Солёный ветер

Мажуга не  был  бы  Мажугой,  если  Ларион  не  узнал  бы  от  него  о  планах  Андрея,  который  не  хотел  раскрывать  их  раньше  времени.  Но  однажды  Андрей  с  удивлением  увидел  в  столовой  Лариона  пристроившегося  с  разносом  за  ним  в  очередь.  Тот  всегда  обедал  дома.
 -  Ты  чего  удумал?  -  неожиданно  начал  Ларион,  ставя  на  разнос  тарелки,  компот. -  Ты  куда  собрался?  - 
- Как  куда?  -  удивился  Андрей  не  ожидая такого  поворота. -  В  отпуск.
  Ларион  был  явно  не  в  духе: 
 - Ты,  давай,  дурака  не  валяй!  Ты  что,  уезжать  собрался? 
Андрей  рассчитался  на  кассе  и  пошёл  с  разносом  за  столик.  Ларион  сел  рядом  с  ним.  Суп  и  пюре  с  компотом  не  мешали  ему  говорить: 
- Ты  чего  удумал?  Это  что?  Жена  твоя  мутит?  Дай  мне  её  адрес,  я  ей  напишу!  В  чём  дело?  К  зиме  двухкомнатную  квартиру  получишь! 
Андрей  мотал  головой: 
-  Нет.  Дело  не  в  жене.  Она  сама  хочет  приехать,  да  я  против. 
Ларион  поднял  на  него  глаза:
 -  Так  в  чём  дело? 
-  Понимаешь,  Леонидыч, -  Андрей  крутил  по  столу  стакан  компота,  уставившись  на  него  и  не  глядя  в  сторону  Лариона. -  Там  моя  родина …  я  там  родился …  там  мой  дом. 
Ларион  бросил  ложку  на  стол  и  взъерошил  свою  шевелюру:
 -  Родина,  говоришь?!  Родина  -  это  там,  где  ты  живёшь!  А  дом  там,  где  твоя  семья!  Там  и  дом!  Я  пожил  с  тёщей,  знаю,  что  это  такое!  Где  ты  там  будешь  жить?  У  тёщи?  У  тебя  там  есть  жильё?  - Андрей  пожал  плечами: 
-  Я  не  знаю,  где  буду  жить.  Нет  у  меня  жилья. 
Никакие  слова  Лариона  не  доходили  до  его  головы,  одержимой  одной  мыслью.  Ларион  видел  это  и  понимал.  Он  отодвинул  тарелки  от  себя:
 - Я  думаю  так,  что  надо  взять  тебя  за  шиворот  и  встряхнуть хорошенько,  чтобы  дурь  выбить.  А  ещё  лучше,  так  это  дать  тебе  хороших  трындюлей,  чтоб  ты  за  ум  взялся! 
Андрей  вдруг  почувствовал  благодарность  к  Лариону  за  то,  что  он  так  бьётся  за  него.  Мог  бы  просто  послать  к  чертям  и  дело  с  концом,  а  он  специально  в  столовую  пришёл. 
-  Знаешь,  Леонидыч, -  начал  он,  с  трудом  подбирая  слова  и  испытывая  неудобство  перед  Ларионом  за  то,  что  не  разделяет  его  взглядов.  -  Я  на  всё  согласен и  понимаю,  что  заслуживаю  всего  того,  что  ты  хочешь  со  мной  сделать.  Делай,  что  хочешь.  Я  одно  знаю,  что  такой  работы  у  меня  больше  не  будет,  я  это  чувствую.  Когда  приходишь на  работу  и  чувствуешь  себя  как  рука  в  варежке  -  тепло,  уютно  и  на  своём  месте.  Не  думал,  что  так  бывает,  но  я  это  испытал.  Зато  буду  дальше  жить  и  знать,  что  такое  возможно.  Мог  бы  и  не  узнать.  Теперь  знаю.  Это  будет  согревать  мою  душу.  Я  знаю,  на  что  иду  и  что  теряю,  только  ничего  не  могу  с  собой  поделать. …  Делай  со  мной  что  хочешь. 
Ларион  покачал  головой: 
 - Как  ты  это  представляешь?  Тебе  никто  не  отдаст  трудовую  книжку.  По  закону  не  положено.  Куда ты  без  трудовой? 
Андрей  пожал  плечами: 
- Не  знаю.  Будет  проблема -  буду  решать.  Ничего  не  знаю. 
Ларион  встал  из-за  стола: 
- Я  сделал  всё,  что  мог. Дело  твоё, -  он  повернулся  и  ушёл,  оставив  на  столе  тарелки  с  обедом. 
В  комнате  Андрея  почти  не  оставалось  мебели.  Шкаф  и  стол  он  вернул  общежитию.  Спал  на  диване,  ел  по  вечерам  на  табурете  вместо  стола.  До  отпуска  оставались  считанные  дни,  когда  вечером  послышался  стук  в  дверь  и  в  комнату  вошёл  Абрам.  Движения  его  не  были уверенными  и  энергичными,  как  в  цехе,  он  покачивался  из  стороны  в  сторону.    Комната  наполнилась  запахами,  от  которых  Андрей  вспомнил  слова  Абрама,  что  деньги  он  тратит  не  только  на  цветы.  Это  был  как  раз  тот  случай. 
- Можно? -  спросил  Абрам,  присаживаясь  рядом  на  диван. -  Где  у  тебя  стол? 
Андрей  придвинул  к  дивану  табурет.  Абрам  молча  достал  из  кармана  бутылку  водки.
 -  Зря  ты,  -  начал  Андрей. -  Сейчас  начнёшь,  опять  долго  не  выйдешь  в  рабочий  режим. 
Абрамов  открыл  бутылку:
 -  Где  у  тебя  стаканы? 
Андрей  принёс  из  раковины  два  чистых  стакана: 
-  У  меня  закуски  никакой  нет. 
Абрамов  разлил  по стаканам:
  - Зачем  нам  закуска?  Тут  закусывать  нечего.  Я  ненадолго.  Давай  выпьем  за  тебя, - он  протянул  Андрею  второй  стакан.  При  всей  своей  ненависти  к водке,  Андрей  в  какой  уже  раз  понимал,  что  это  не  тот  случай,  чтобы  отказываться. "Вот  так  и  спиваются.  Неотвратимость  незаметно  переходит  в  потребность",  -  мелькнула  мысль. 
Пока  он думал,  Абрам уже  выпил.  Андрей  залпом  впихнул  в  себя  водку,  надеясь  побыстрей  закончить  это  занятие.  Когда  он  открыл  глаза,  проморщившись  от  выпитого,  на  табурете  стояли  наполненные  стаканы.
  -  А  сейчас  за  кого  будем  пить?  За  тебя?  -  спросил  Андрей.  Но  Абрам  и  без  новых  тостов  был  уже  хорош.  Он  знал,  что  Андрей  уезжает  в  отпуск  с  билетом  в  один  конец.
  -  Не  понимаю,  -  пробормотал  он,  качая  опущенной  вниз  головой. 
-  Чего? – спросил  Андрей,  начиная  подозревать,  что  придётся  Абрама  укладывать  спать  на  диван.
  -  Не  понимаю, - повторил  Абрам  и  поднял  голову  в его  сторону. -  Приду  на  работу,  а  Андрюхи  нет.
Вдруг  он  вплотную  придвинулся  к  Андрею  и  своим  пьяным  языком  заговорил  о  том,  чем  долгое  время  была  озадачена  его  голова: 
- Слушай,  Андрей.  А  я  помню…  я  всё  помню.  …  Тогда …  зимой…. Помнишь?  Ты  почему  не  лишил  меня  премии,  а ?  Эти  были  бы  рады,  -  сердито  мотнул  он  головой в  сторону  двери.  -  Почему? -  Абрама  качало  из  стороны  в  сторону,  но  он  не  отрываясь  смотрел  на  Андрея. 
Андрея  всегда  злило,  если  кто-то  не  понимал  его  поведения,  и  надо  было  объяснить  свои  слова  или  поступки.  Сам  он  считал,  что  всё  должно  быть  понятно  и  без  слов,  упуская  из  виду,  что  все  мыслят  по-разному.  Каждый  видит  вокруг  не  то,  что  есть  на  самом  деле,  а  то,  что  он  хочет видеть.  Отсюда  и  все  непонятки  между  людьми,  которым  не  будет  конца.
  Почувствовав,  что  начинает  злиться,  Андрей,  не  дожидаясь  Абрама,  взял  с  табурета  стакан  и  залпом  выпил: 
-  Я  сам  всё  это  время  думал  об  этом,  -  тихо  сказал  он,  глядя  перед  собой. -  Я  скажу  тебе.  Мне  было  стыдно  за  тебя. …  Да  …  Мне  было  стыдно  тебя  наказывать.  Я не  смог …  Я  до  сих  пор  себя  ругаю,  что  не  лишил  тебя  премии.  Мне  даже  сейчас  стыдно  говорить  об  этом  и  я  не  собирался  об этом  говорить. …  Но  раз  ты  хочешь,  так  знай.  Я  мог  воспользоваться  своим  положением  мастера  и  всыпать  тебе  по  заслугам,  но  вдруг  стало  так  противно  применять  свою  власть.  Ведь  это  не  ремень,  а  ты -  не  пацан  сопливый.  Так  что,  считай  - сердце  -  тряпка,  как  сам  я  ругаю  себя,  -  развёл  он  руками,  не  глядя  на  Абрама.  Вдруг  Абрам  встал  с дивана,  словно  и  не  пил: 
 - Всё,  Андрей,  мне  пора  домой,  поздно  уже. …  Завтра  на  работу. …  Не  провожай  меня.  Дорогу  я  знаю.  Стоя  возле  Андрея,  он  при  своём  росте  был  чуть  выше  его,  сидевшего  на  диване.  Неожиданно  он  потрепал  Андрея  по  голове: 
- Ты,  Андрюха,  не  мастер.  Ты  человек, -  он  повернулся  и  твёрдой  походкой  вышел  за  дверь. 
Андрей  машинально  встал  с  дивана,  взял  недопитую  бутылку  и  вылил  водку в  раковину.  Взгляд  его  упал  на  бутылку  в  руках.  В  голову  ударил  не  хмель,  а  злость  на  себя.  Мелькнуло  жгучее  желание  разбить  эту  бутылку  о  свою  голову. Он  до  боли  в  пальцах  сжал  горлышко:  "Куда  я  еду?!  Зачем?!"  Ответов  на  эти  вопросы  у  него  не  было.  Он  не  врал  ни  Лариону,  ни  себе. 
Окно  комнаты  было  приоткрыто  и  в  комнату  украдкой,  лёгкими  порывами  задувал  слабый  ветерок,  приятный  после  дневной  жары.  Он  словно  заглядывал  внутрь,  проверяя,  на  месте  хозяин  комнаты  или  его  уже  нет.  Андрею  показалось,  что  он  ощущает  на  губах  солоноватый  привкус,  занесённый  оттуда,  с  акватории  завода,  где  у  причалов  стоят  в  ремонте  корабли.  В  кармане  у  него  уже  был  билет  на  самолёт.