успевал за коротышкой Абрамом, который волчком носился из цеха в цех и знакомил его с мастерами смежных цехов. Андрей бегал за ним и запоминал. К вечеру он уже знал всё, что надо. Абрам даже рассказал ему про фонд мастера, который выделялся каждый месяц мастеру для денежного поощрения работников в непредвиденных случаях. По совету Абрама он узнал у цехового экономиста Галины, что в его распоряжении есть сто двадцать рублей.
- Если ты их не истратишь, то они пропадут, - поучал Абрам. - В следующем месяце будет другая сумма.
Первым делом на следующий день Андрей нарисовал эскиз полки настольной и отнёс его в столярный цех. Он выписал двадцать пять рублей столяру за эту полку, где у него теперь аккуратно стояли по ячейкам папки с документами на ремонтные суда, которые в любой момент можно было легко найти.
Так началась его судоремонтная деятельность, в которой он ровным счётом ничего не понимал. В организацию работы бригады он не вмешивался, потому что когда он приходил с утра в бригаду, Абрам уже всем раздавал дневное задание, и все расходились до обеда по своим судам, которые потом Андрей успевал обойти за день, на местах знакомясь с бригадой.
Первый рабочий день в конторе мастеров был единственным днём, когда он не видел там бригадира Лёши Довганя. Это Андрей понял позднее. Бригадир у Довганя был в годах, высокий, с крупными чертами лица, какие бывают у мужеподобных женщин. Он носил большие чёрные очки и целыми днями сидел за столом Довганя с газетой в руках, причём, даже появление Лариона не могло изменить эту картину. Звали его Ромасенко Валерий Григорьевич. Даже Толя называл его Григоричем. Когда забегал в конторку Лёха, то пристраивался сбоку возле стола с Ромасенко и о чём-то говорил с ним. После чего опять убегал, а Ромасенко оставался читать газету. И так было каждый день. Андрей ломал голову над тем, за какие заслуги у него на заводе такая курортная жизнь.
В конторке Андрей бывал редко, пропадая целыми днями на судах и в цехах, оформляя заявки на такелажников, заказывая компрессорщиков, согласовывая пожароопасные работы. Ногам приходилось работать, больше, чем другим частям тела. Но в любое время он заставал в конторе одну картину - Ромасенко с газетой за столом. Иногда там оказывался Толя Исмагилов, и тогда удавалось послушать одну из его историй. Раньше он ходил в море на траулере, и этих историй у него было не меньше, чем выловленной селёдки.
У них в цехе было два технолога. Главный из них, Нестеров Александр Михалыч, или просто Михалыч, был в годах. Низкого роста, сухонький, пенсионного возраста. Раньше он был начальником цеха, но это было давно, а сейчас он сидел в своём кабинете с Виталей Лукашовым и решал технические вопросы. Когда нечего было решать и им обоим надоедало сидеть в кабинете, они приходили в конторку к мастерам, угощали Толю Исмагилова коньячком, и тот развлекал их своими рассказами, от которых даже Ромасенко забывал про газеты и начинал вспоминать всякие случаи из своей жизни. Бесполезно было Славке Ревико обращаться с любым вопросом к Толе, когда тот рассказывал очередную историю, а все вокруг слушали. Более того, Славка сам невольно заслушивался вместе со всеми, забывая о том, что пришёл решать какой-то вопрос, за который будет очередная нахлобучка от начальства. Бывало, заходя в конторку, Андрей заставал там не только обоих технологов, но и Лариона с Кульченковым. Толя Исмагилов мог любого увлечь своими зажигательными рассказами.
По средам в кабинете Лариона проходили планёрки. Накануне Галина, экономист цеха, раскладывала на столы мастеров для ознакомления листки со сроками работ, которые требовали строители. На планёрке мастера с бригадирами отчитывались по этим срокам. Как-то получалось так, что Довгань всё время «зашивался» по срокам и вместе с Ромасенко на планёрках они требовали переноса сроков выполнения работ. Кульченков и Ларион наседали на них с двух сторон. Ведь им надо было обосновать «наверху» перенос сроков, а им этого совсем не хотелось. Споры были жаркие. Дальше была очередь Толи Исмагилова, и тогда начинался цирк, от которого все уставали в результате - и Кульченков, и Ларион, и сам Толя, который отбивался как мог, но ему не помогали никакие рассказанные истории, да и не могли помочь, потому что со всеми теми сроками надо было работать ежедневно, чтобы успеть вовремя. Все это понимали, убивая уйму времени на этих планёрках. Андрею было жаль, что Толя откровенно даже не пытался что-нибудь изменить, не меняя своего отношения к работе при своих недюжинных способностях, которые он каждый день заливал из бутылки.
Андрей как-то не замечал, что они с Абрамовым сидели на этих планёрках, и откровенно скучали. Листки со сроками строителей у них были самые короткие, похожие на обрывки бумаги, потому что претензий от строителей не было. Все сроки выполнялись. Абрам знал своё дело. Более того, Абрам в своей манере частенько распалялся на планёрках и тогда, прежде всего, доставалось Серёге Мажуге за то, что он снова в срок не обеспечил бригаду подшипниками и срывает сроки сборки двигателей или генераторов. Бедный Мажуга, как и Андрей, находился в своей должности первые месяцы и не умел отбиваться от яростных атак Абрама. Ему каждый раз приходили на помощь Кульченков и Ларион, в два голоса усмиряя разбушевавшегося бригадира. Сделать это было, действительно, непросто. Когда Василич «набирал обороты» в своих речах и распалялся, он не контролировал свою энергию, и она громогласно вырывалась из него потоками речей. Если он сидел при этом, то вскакивал с места и начинал бегать из стороны в сторону, словно акула вокруг своей жертвы. В таких случаях грозный рык Лариона делал своё дело, и Василич мгновенно приходил в себя, усаживаясь на место. После таких планёрок побледневший Мажуга первым выскакивал в коридор и нервно курил в уголке, опасливо поглядывая на проходящего мимо Абрама.
6
Андрей не заметил, как желание всё успеть и нигде не опоздать увлекло, затянуло его в новое для него дело, и он целыми днями крутился от цеха к цеху, от судна к судну. У него не было времени досаждать себе вопросами о том, зачем он учился пять лет? Чтобы бегать по заводу? Ему было просто интересно. Он сам не понимал этого, а просто получал удовольствие от всей этой живой суеты, от общения с мастерами в цехах, где решал свои вопросы, от общения со строителями, на которых он глядел с уважением, как на людей, способных держать в голове все мелочи, все нити управления судоремонтом. Неожиданно для себя он вывел разницу между работой специалиста и руководителя. Разница была такая же, как между игрой в шашки и шахматы. Разница в количестве ходов и разнообразии игры. Выучившись на специалиста, на технаря, он не хотел признаться себе, что работа организатора, работа с людьми ему нравится больше. Нет, не потому, что своей должностью он выше своей бригады и тех, кем обязан руководить. А потому, что он решает те вопросы, которые двигают производство вперёд, и он ощущает реальную пользы от своей работы.
Первый месячный план он оформил с помощью Кульченкова, который опекал его первые шаги. Зарплату они с Василичем без проблем закрыли по нарядам. Абрамов сидел рядом с ним в конторке и штамповал своей печатью наряды с выполненными работами. Всё прошло быстро, без шума, по-деловому. Андрей даже не обратил внимания на обоих технологов, которые уходили разочарованными, просидев полдня в конторке, ожидая концерта в исполнении Абрама перед новым мастером. Но Абрам просидел всё время с кротким видом, подписывая наряды. У него не было одного пальца на правой руке, и Андрей видел, как он держал ручку, зажав её в горсть. Когда Василич пригласил Андрея с женой к себе в гости на ноябрьские праздники, он после третьего тоста рассказал, что ему ещё в детстве оторвало палец. В руке разорвался самодельный пистолет.
Жена его работала в табельной на проходной. Андрей каждое утро, оставляя пропуск на проходной, с ней здоровался после того, как они неплохо посидели за праздничным столом.
Абрам не просто так пригласил в гости. Он успел дать Андрею весь расклад по бригаде, кто чего стОит, и кто за кем стоИт, намекая ему на свои симпатии и антипатии. Андрей только слушал и кивал головой, далёкий от внутрицеховой политики. Так или иначе, но застолье их сблизило. Тогда, за праздничным столом, Андрей не мог знать, что не захочет разделять антипатий своего бригадира к некоторым членам бригады и более того, примет их точку зрения на поведение Василича, которому начальство прощало иногда грешки, за что любого другого в два счёта выгнали бы с работы. Некоторым в бригаде это не нравилось, и Абрам с ними откровенно враждовал
Когда Андрей оформил в цеховой конторе свой первый месячный план и вышел в коридор, вслед за ним тут же выскочил Серёга Мажуга, их главный цеховой снабженец. В подчинении у него была одна молодая женщина по имени Татьяна. Она в любое время сидела за столом в конторе и занималась бумагами, за которые Мажуга отчитывался на планёрках и в конце месяца. Держала она себя как первая леди цеха среди всех цеховых дам в конторе и старалась всегда выглядеть более ярко и по одежде, и по речам, и по раскраске лица, больше подходившей для праздника, чем для будней. При виде Татьяны Андрею каждый раз приходили в голову слова: "На работу, как на праздник". Конкурентов у неё на звание первой леди в цехе не было. Все остальные женщины выглядели неброско, буднично, находясь уже в том возрасте, когда внешность утратила для них своё
