стол перед Ягодой. После чего обращается к Командору. – То, что я скажу, предназначено только для ваших ушей. Так что пусть они отвлекутся игрой. – И то дело. – Уловив смысл послания Вильяма, Командор вынимает из глубины своего плаща тугой кошель, а других кошелей у Командоров в плащах не водилось, и, бросив его на стол к картам, делает объявление. – Это для того, кто в ладах с фортуной. – Ну а после таких слов, а особенности звонкого их подтверждения, ни у кого и нет возможности о чём-то другом думать, кроме золота в этом кошеле, ну и как ловчее обойти на поворотах всех остальных желающих его заполучить. И в первых рядах соискателей награды, само собой Ягода, уже схвативший колоду карт и, не сводя своего взгляда с кошеля, начавший усиленно её тасовать.
Вильям же тем временем присаживается на лавку рядом с Командором, угощается до дна из придвинутой к нему кружки, и следуя местным приличиям, вытерев рукавом губы, озвучивает знаковую для Командора фразу. – Как говорил один мудрец древности, не нужно искать чёрную кошку в тёмной комнате, а нужно зрить в корень своих проблем. – Вильям перевёл дыхание и заговорил дальше. – С виду ты всем доволен и ничто не может омрачить твой разум, а уж что говорить о том, что ты не знаешь отбоя со стороны прекрасного пола, зовущего тебя никак иначе, с восторгом при произношении и возвеличивании твоего имени: «О, боже! О(!)тело!», тогда на самом деле, это только маска, под которой скрывается совсем другое, твоё желание быть одомашненным человеком, посвятившим всю свою жизнь одному человеку, а не всему тому, что от тебя требует природа и слабость характера, вечно идущего на поводу чужих мнений. И ты своей беззаботностью жизни и боевитостью поведения, может быть и можешь обмануть всех вокруг, но только не себя, а также того человека, кого ты одновременно можешь и не можешь обмануть.
– И кто же этот человек? – наигранно усмехнувшись, с потемневшими глазами спросил Командор Вильяма.
– Кто этот человек? – в задумчивости повторил вопрос Командора Вильям, немного подумал и дал свой ответ в несколько странной манере, с использованием рифмы и иносказательного языка. – Когда ты раздражён и выведен чрезмерно, то ты не прочь того, что б звать её милая чертовка. Когда же ты собой располагаешь, и пребываешь в особом состоянии духа, то, как не звать её к себе, милая чертовка. И это всё, её величество, кудесница Варунга. – И только Вильям закончил, то бледный, как полотно, Командор, схватился за него и шепотом закричал. – Молчи, молчи! – Вильям же и не собирался пока ничего говорить, так что ему было легко выполнить просьбу Командора. Сам же Командор, с мучением во взгляде смотрит куда-то сквозь Вильяма, затем фокусирует взгляд на него и с надеждой спрашивает его. – И что мне делать?
А Вильям между тем, человек, в общем-то, для Командора посторонний и он как бы не при делах, которые так волнуют Командора. И Командор, прежде чем у него спрашивать совета, мог бы рассказать о них. Ну а то, что Вильям чисто случайно услышал о том, что так волнует Командора, то об этом он распространяться никому не будет, прекрасно догадываясь о том, что это не будет способствовать решению волнующих Командора вопросов. Впрочем, это решение Командора довериться и испросить совета у Вильяма, как ему быть, без предварительных объяснений ему, что да как не так у него, можно объяснить тем, что он поверил в гений Вильяма, которому ничего и говорить о себе не надо, а он сам, всё с первого на тебя взгляда увидит и найдёт выход из того тупика, в котором ты оказался.
И Вильям, человек не без амбиций и тщеславный Уильямом, решает понять Командора с той стороны, которая указывает на его гений. – А ты будь с ней сегодня честен.– Заявляет Вильям. Но по Командору было видно, что он не такого ответа ожидал услышать от него.
– Но тогда она меня не простит. – Пытается образумить Вильяма Командор, начав приводить существенные аргументы для своего не прощения. – И если следовать твоему совету, то на её вопрос: «Где я так задержался, что заставил его опять остаться голодной? А ведь ты прекрасно знаешь, что я дала себе зарок, не садиться без вас, мой господин, за стол. И оттого, что вы не держите своё слово, я уже целую неделю не сажусь за стол, – вон посмотрите на меня, что от меня осталось, одни кожа да кости (здесь Командор непроизвольно дёрнулся, чтобы заглянуть под платье своей супруги, которая чертовски стала соблазнительной в такой лёгком виде), – и если так будет дальше продолжаться, то я совсем скоро, да буквально завтра, умру от любви к вам», должен ответить, почему я, в который уже раз, пренебрёг её любовью и, соблазнившись уговорами своих приятелей, разделил стол с ними, а не с ней, – а она когда голодна, то до умопомрачения злюща в постели, – сделал задумчивую оговорку Командор.– А разве это заслуживает прощения? – не совсем уверенно задался вопросом Командор, видно было, что испуганный, угрозами своей супруги, умереть от любви к нему.
– Вот так в действительности получается иссохнуть от любви. – Сделал для себя вывод Вильям, чьи писательские сюжеты были приближены к жизни, но не настолько, чтобы от натуралистичности заскучать. – Я бы их охарактеризовал так: основаны на реальных событиях, но не более того. – Делал специальную приписку на своих рукописях Вильям, чтобы избежать гневных разговоров со своими соседями, у половины из которых была мания величия, а у второй половины паранойя в голове.
Между тем вопрос Командора требовал ответа, и Вильям делает всё объясняющие его замысел уточнения. – Вы одновременно не будете ей врать и в тоже время не врать. – Несколько многосложно объяснил Вильям.
– Как это? – ничего не поняв из сказанного Вильямом, спросил его Командор.
– А вы сошлётесь на то, что прикусили язык, а это выведет вас из числа спрашиваемых. – Уже более понятливо объясняет своё предложение Вильям.
– Хм. А это знаете ли, разумное предложение. – С задумчивым видом говорит Командор. – И спрашивай меня не спрашивай, ответ будет один. А значит, я буду честен с моей Летицией (Вильям впервые услышал имя супруги Командора). И всё будет зависеть оттого, как она меня поймёт и посчитает. А это даже интересно – Усмехнулся Командор. Но тут его лицо омрачилось и он спрашивает Вильяма. – Но как я ей скажу, что я язык прикусил, если я его прикусил?
– Я готов взять на себя эту миссию. – Немедленно следует ответ со стороны Вильяма. Но это только частично успокаивает Командора, у которого есть ещё вопросы, где один из них, указывает Вильяму на то, что Командор, как выясняется, не такой уж храбрец и он боязливо относится к претерпеванию боли. – Вот он почему заставляет страдать от боли рядом с ним находящихся людей. Он, таким образом, выносит свою боль за скобки своего существования. Ему кажется, что он таким способом предохраняет себя от боли. – Не слишком утешительные сделал выводы насчёт Командора Вильям, когда тот спросил его: А язык обязательно нужно прикусывать?
На что Вильям сказал бы ему пару ласковых для его супруги слов, отчего бы Командор тут же прикусил свой язык от зависти к тому, что он не знает таких ласковых слов, от которых голова идёт кругом даже у самых твердокаменных старых дев, но удержался при помощи расчётливого Уильяма, решившего приберечь эти ласковые слова для Летиции, которая, по его мнению, заслуживает того, чтобы эти ласковые слова сказал ей именно он. В общем, опять подлец, что-то там, внутри Вильяма, замышляет.
– Командор, здесь вы должны с ней быть честны. И я даже скажу больше, этот ваш поступок перекроет всю вашу нечестность, проявленную к Летиции, до его совершения. Ведь вы его совершили ради неё и любви. – Сказал Вильям на подъёме, чем сумел убедить Командора пойти на эти жертвы. А чтобы не возникло лишней и совсем не нужной боли, да и возможность заражения крови не нужно списывать со счетов, Командор сделал дополнительный заказ у Угрюмого Джона, включающий в себя напиток самой убойной крепости.
– Тогда только кончик.– Произнёс Командор, после основательных приготовлений к предстоящему действию по прикусыванию своего языка. Для чего он со всех сторон обследовал свой язык зубами, пощупал его пальцами рук и даже залпом выпил кружку наикрепчайшего напитка, от запаха которого у Вильяма свело скулы (Командор выдохнул в его сторону). При этом, как видит Вильям, Командор так и не может решиться приступить к итоговым действиям по прикусыванию языка – ему нужен толчок. И немедленный, так как Командор начал идти на попятную, принявшись причитать: «Ах, я несчастный, ах, она несчастная». А Вильяму не надо объяснять, какого рода люди так за себя и о своих жёнах беспокоятся – первые эгоисты и домашние тираны.
При виде же всей этой эгоистической нерешительности Командора, первой мыслью Вильяма было крайнее желание врезать ему, как следует, по макушке головы, когда он ещё захочет что-нибудь такое человеконенавистническое сказать, и тем самым добиться требуемого результата. Но что-то Вильяму подсказывает, что пока суть да дело, и разберутся, для чего он это сделал, то дружки Командора его втопчут в землю, а такой вариант его совершенно не устраивает. И тогда Вильяму в голову приходит весьма дерзкий и достаточно опасный план для своей головы. И как не трудно догадаться, то он исходил от Уильяма, рискованного человека.
– А ведь твоя Летиция, та ещё штучка. – Придвинувшись к Командору, говорит ему по секрету Вильям. Чем округляет глаза Командора в удивлении. – Как это понимать? – отпавшей челюстью в недоумении вопрошает Командор. – А так понимать, что при её виде, все твои дружки из числа сеньоров и другой родовитой знати, языки по прикусывали от зависти. – А вот этот ход мысли Вильяма всё меняет и Командор удовлетворён объяснением.
– Что есть, то есть. – Расплывшись в улыбке, говорит Командор.
– А что ты скажешь на то, что твоя Летиция не садится за стол и на глазах чахнет не по твоей вине? – исподлобья вопрошает Вильям.
– Что ты имеешь в виду? – несколько осторожно спрашивает Вильяма Командор.
– А она сохнет от любви к другому сеньору, на её глазах прикусившему язык от зависти к тебе и которого она, видя это его самопожертвование, как натура сострадательная, вначале пожалела, а затем воспылала безграничной любовью к нему. – На этом месте потрясённый Командор, упёршись руками об стол,как бы в приготовлении подскочить, широко, широко, раскрыл рот, чтобы разразиться неистовством, немедленно потребовав от Вильяма имя этого вероломного сеньора, но тут Вильям озвучивает ту им услышанную от Командора фразу: «Она его за муки полюбила, А он её за состраданье к ним», и это не просто всё меняет, а дальнейшие движения Командора принимают совершенно другой, трагический для него поворот.
Командор не просто ошеломлён тем, что он услышал, – откуда?! – а он находится в совершенной растерянности и непонимании того, что сейчас происходит, в результате чего он теряет связь с функционалом своего тела и как итог, его руки срываются со стола, а Командор, потеряв эти для себя подпорки, со всего маху, подбородком опрокидывается на стол. И это сотрясение им стола, многие люди надолго, а многие и на всю оставшуюся жизнь запомнят, не простив
