Ж.И.Л. Б.О.С. Гл 6

Резюме (Продолжение).
«В культурном плане я ближе всего стою к истокам меня вскормившим, родине-матери. При этом я не зацикливаюсь на одном своём родном и отдаю должное иноземным культурным веяниям. И хотя их культура жизни, мысли и поведения, не такая как наша, находящаяся в близкой связи с родной землёй и испокон веку разумная и понятная, а она, оторвавшись от своих корней, всё пытается выказать себя более мудрёней, чем на самом деле есть,– конкуренция в этой области жизни чрезмерная, вот они и выпендриваются, таким образом, заявляя о себе и продвигая в массы свой сознательный продукт, – но и в ней есть свои понятливые ростки для нашего брата. К примеру, та же философия свободного духа, пришедшая к нам от людей хоть и пришлых, но близких к нам по беспокойному и не сидящему на месте духу. Как на духу сказал бы и подтвердил наш человек, занюхав рукавом эту свою глубокую мысль. 
Ну а сама культура имеет в себе свойства всё проникновения и для неё не существует никаких преград и границ, кроме разве что понимания, а если она в сердцевине своей несёт общечеловеческие ценности, то она всегда найдёт дорогу к тебе и зайдёт в твой дом. Где тут же, через своё понимание, или как по иноземному объясняется, через интерпретацию или интерполяцию (здесь могут быть неточности), к местным колоритным условиям и приспособится. И совсем скоро зазвучат голоса, а что там насчёт Вильяма-нашего-Шекспира?! А не поставить ли его нам на своё место. А его соотечественники, будучи людьми крайне прижимистыми и отчасти завистливыми, не могут не расстроиться и огорчиться услышанным. Но что они могут поделать, когда этот Вильям принадлежит к мировой культуре. Ну а там где этот Вильям так особенно отличим, он лучше всех интерпретируется посылом по местным обычаям матом.
Вот так и во всём, одна культура вбирает в себя самое яркое, запоминающееся и не знающее границ из другой культуры, и, наоборот, в итоге обогащая, дополняя друг друга и становясь ближе.Ну а всё это смешение культур начинается с самых истоков, с нарекания тебя тем или иным именем. Что не обошло стороной и меня, чьё имя имело иноземное происхождение, но по духу оно было точно наше. Ведь главное не оболочка, а наполняемость этого имени. Так что ни у кого и мысли не могло возникнуть сказать, что это имя не наше, не твоё и оно что-то там другое значит, чем ты под ним скрывающийся.
Но всё же, что же  на самом деле данное мне имя значит?».

– Что в имени моём? – вместе со слюнными брызгами выплеснул себе в полупустую кружку свою досадливую эмоцию, никому, никому, неизвестный Вильям, и это его не то что бы только удручало, раздражало и не отражало его внутренним чаяниям, а он с этим не мог и не хотел мириться. А вот как не мириться с этим, то этот вопрос не так-то прост и требовал основательного обдумывания, чем и занимался никому, никому, и даже и себе мало что о себе могущий сказать Вильям, с настойчивой периодичностью посещая трактир «Черепаха». Где он занимал самый дальний от внутренних событий трактира столик, в углу, под лестницей, ведущей на второй этаж, и начинал черпать мысли, погружаясь в происходящие здесь, в таверне, события и ещё чаще носом в кружку, где тоже можно было черпануть немало интересного и утолить свою жажду к открытиям. Что тут же им и записывалось в принесённую с собой тетрадку.
А такое поведение в таком месте, как таверна, где люди, как бы это сказать более приличным языком, которым в этих стенах мало пользуются, не приветствуется что ли и заставляет людей здесь отдыхающих от забот, с подозрением смотреть на этого странного человека, который прячась за кружкой, ведёт за ними наблюдение и время от времени делает какие-то записи у себя в тетрадке. И посетителей напрягает даже не то, что он грамотный, что не частое явление и говорит о том, что этого человека готовили для лучшей жизни, а им кажется, что этот странный тип большой грамотей, и что он там делает записи не для себя, а для надзорных за порядком органов.
И, наверное, вскоре бы степень неприятия этого неизвестного никому и странного человека, о котором известно лишь одно, он большой грамотей и всего вероятней кляузник, дошла бы до того, что таверна осталась бы без своих основных посетителей, людей без забот и без спешки любящих на ночь глядя, пропустить стаканчик веселящего душу напитка, если бы хозяин трактира «Черепаха», Угрюмый Джон, не поговорил с нелюдимым Вильямом и, убеждённый им в его честности денежным вспоможением, да и постоянный клиент при своей щедрости нынче редок, успокоил своих вечерних гостей, записав Вильяма в писари, который без кружки грога из его таверны писать не может. – Выпивоха, каких редко встретишь. – По секрету делился своими знаниями нелюдимого Вильяма Угрюмый Джон. Ну а раз Вильям разделяет взгляды гостей этого заведения и смотрит в туже сторону, что и они, то тогда другое дело и на него можно не обращать никакого внимания, что все и делали, больше обращая внимание на аппетитную хозяйку заведения, миссис Лонгли.
А вот этот вопрос, куда как более повседневный и требующий внимания и внимания со стороны Угрюмого Джона, большого собственника и такого уж человека, который своего никогда не упустит и не потерпит, чтобы к его добру,– а миссис Лонгли несомненно относилась к этой категории имущества Угрюмого Джона, – тянулись чужие взгляды, а бывало, что и руки. Так что мало кому известный Вильям, мог не беспокоиться за то, что ему кто-то помешает вести его жизненные заметки, и он мог спокойно и дальше продолжать окунать свой разгорячённый волеизлияниями нос, в неисчерпаемый источник побуждения к иносказательным мыслям, в свою кружку.
– Тьфу, да ничего в нём нет! – с досадой обратно в кружку загнал было возникшую мысль, бесславный в значении неизвестный, а не как-то ещё, Вильям. – И даже у Герострата, какое никакое, а было имя. – Вильям принялся возмущаться такой обойдённостью себя. – И его назови, то все сразу уловят, что имеется в виду. Хотя этот Герострат, скорей всего, страдал тем же не признанием, что и я. И выбрал для себя самый по своему уму доступный способ прославить своё имя. – Рассудил Вильям, заглянул в кружку и, посмотрев на своё отражение в поверхности жидкости, выказал себя за человека с претензиями на не одноразовый ум. – А это слишком примитивно для меня. – Пробормотал себе под нос Вильям. – Да и к тому же это выстреливает только один раз. Все остальные будут всего лишь его последователями, имитаторами. – Сделал горький вывод Вильям, пригубив из кружки, затем головой облокотился на руку и, глядя на происходящее в общем зале таверны, – а там всё согласно установленному местным бытием порядку, кто на что горазд, так и отдыхает, разогревая свой индивидуализм горячительными напитками, – взялся за свои рассуждения.
– А всё так происходит потому, что даваемое нам имя, нами не заслуженно и по своей сути вторично для нас. Мы ведь его никак не заслужили, а всего лишь являемся его носителем.Вот самый первый Александр, кто был так назван за свою доблесть и за то, что он выступал для всех защитником, имел право на это имя, ведь он его заслужил. Или же обратный случай с именем Цезарь, где это имя стало впоследствии нарицательным – здесь Цезарь сумел видоизменить начальный смысл данного ему имени. И теперь Цезарь уже употребляется в другом значении, нежели изначально. А вот что в имени моём? – Вильям опять вернулся на круги своя, с тяжёлым сердцем вопросив себя. Но на этот раз он не плюнул себе в кружку, а сдержанно процедил сквозь зубы. – Да ничего! И почему меня так это мучает? – задался вопросом Вильям и, посмотрев в кружку, понял – он до этого вопроса добирается строго в тот момент, когда кружка пустеет. После чего он посылает сигнал Угрюмому Джону и тот без лишних вопросов приносит ему добавки. Вильям не торопится разговляться и внимательно смотрит на поверхность, до краёв налитой жидкости, пытаясь понять, что от неё ему в будущем можно ждать.
Но как всегда, ответа на это вопрошание Вильям не находит у себя в голове, что совсем не касается его сердца, которое мыслит иначе и оно немного волнуется за Вильяма, который такой растеря и слишком душевный человек, готовый всему верить, когда он себе позволит лишнюю кружку возбуждающей воображение жидкости. И Вильям как всегда прислушался к своему сердцу, а не к разуму и, сделав глоток, перевернул страницу своего размышления и взялся за вторую главу:
«И даже те родовитые представители царствующих семейств, кому по наследству досталось нести славное имя своей при троне династии, да тех же Параллелограммов, то и они зачастую выражают недовольство своим именем и если не напрямую, то косвенно пытаются внести изменение в своё имя, запомнившись для потомков, не каким-нибудь очередным по цифровой очереди Леоном пятым, а Леоном беспутным.
– Раз мне большой воли не дают себя проявить и везде ставят запреты и ограничения, то буду пить, сколько в меня влезет.– С отличным знанием диалектики, математических наук и философии, что говорит об отличном образовании, аргументировал своё пристрастие к столу, этот Леон пока что только пятый, но скоро он всем докажет, что он не серая мышь среди семейства Параллелограммов, и что он способен на большее.
– Я, принеся себя в жертву науки, на собственном примере покажу и докажу сообщающуюся связуемость между математикой и геометрией, её образным отображением в пространстве. Я всё рассчитал,вес, количество, плотность и ещё массу различных параметров и характеристик, какими измеряется мой заказ к столу. – Крайне убеждённо и убеждающее озвучивает свои мероприятия Леон пока что только пятый, перед своими прихлебателями из числа всего лишь сановников при дворе, протягивая распорядителю стола лист бумаги со списком на двух страницах того, что сегодня требуется подать к столу. – И на основании моих расчётов, если я буду питаться согласно мною разработанного плана, то по окончании моего эксперимента, мои территориальные приобретения, – Леон, похлопав себя по животу, задрал голову вверх и, прищурив один глаз, принялся вести до расчёты. После чего он возвращается к своим прихлебателям, готовых ради Леона пятого не отходить от стола ни на шаг и испытывать на себе все причуды молодого короля и все те же ненастья, на которые обрёк свой организм Леон пятый, и говорит им, – позволят мне найти формулу успеха. Разве неуспешный человек мог бы себе позволить такие растраты? – Леон пока что только пятый, но семимерными шагами идущий для себя к новому имени,в один свой вопрос сразил разумение своих сановников, если честно, то не ожидавших от него такой логической законченности в доказательстве своих задумок.
– И плюс к этому, небольшой для себя бонус, эти приобретения позволят мне присовокупить к своему царствующему имени приставку Завоеватель. – Добавляет Леон пока что только пятый, занимая своё место за столом.
– И что? – спрашивали друг друга не настолько приближенные к столу и к Леону пока что только пятому, другие сановники.
– Не рассчитал. – Посмеиваясь себе в парик, шепотом звучал ответ.
– С чем не рассчитал? – непонимающе их спрашивают эти далёкие от стола сановники.
– С тем, на чём сидел. – Звучит