Ж.И.Л. Б.О.С. Гл 6

ответ, ставя в неловкую ситуацию спросившего, и не знающего, как это всё понимать».
– Но на что я могу в своём имени опираться? – Вильям опять вернулся к себе из этих своих высоких мыслей о царствующих особах, которые с его низкого места видны только с одного места, и оттого у Вильяма такие жестокие и местами неприличные мысли на их счёт. – На волю, что оно и значит? – вопросил себя Вильям и вдруг замер в одном положении. – А ведь действительно, – рассудил Вильям, – нам от рождения ничего не даётся кроме воли к жизни. И это для меня знак. Я сам буду придумывать и наделять смыслом и значением мною рождённые имена, и это в итоге наделит моё имя своим славным значением. – У Вильяма аж внутри всё похолодело и мурашками пробежало по телу от этих своих мыслей.
Что потребовало для себя немедленного успокоения, заливанием из кружки, к которой тут же припал Вильям, и так до тех пор, пока она не опустела. После чего Вильям решительно так ставит кружку на стол, вытирает рукавом губы и начинает концентрировать свой взгляд, а вслед за ним и внимание, за находящимися в общем зале таверны посетителями. И хотя он их по своему, а затем по их приходу сюда, уже от классифицировал, – на этих стоит обратить внимание, а на этих нет, –разобрал и разбил по своим категориям, – эти умеют, а эти не умеют пить, – по своим подкатегориям, – эти люди с умом пьют, а эти, как на то душа ляжет, – то сейчас, после того, как у него появилась новая цель и мотивация, ему было необходимо пересмотреть свои прежние взгляды на окружающих людей и с новым взглядом подойти к ним. Чем он и занялся, приступив к более детальному изучению сегодняшних гостей таверны.
Ну а чтобы это дело более грамотно что ли пошло, – сюда входит объективность рассмотрения объектов своего внимания,тщательный анализ увиденного и принятие во внимание только существенных факторов, –то Вильям, как человек к тому же не без причуд, среди людей просвещённых это качество называется остроумием, подошёл к этому делу более чем как обстоятельно. А он к этому делу привлёк второе, мало от его мнения зависимое лицо, которое не побоится сказать ему правду в лицо, как бы она не была для его горька, – вот как хочешь обо мне после этого думай, но дурень ты, Вильям, вот такое моё мнение на твой счёт, – и ни в какую не будет соглашаться с ним, если у него имеется другой взгляд на увиденное. В общем, это лицо неподкупно и имеет на всё свою точку зрения. И это как не трудно догадаться, зная скрытую натуру Вильяма, был внутренний критик Вильяма, который молчит, молчит, но когда Вильям его выведет, а это, как правило, случается как раз в таверне после второй кружки, то уж тогда Вильям держись – он всё, что о нём, трепаче, думает, выскажет и не даст ему и слова в ответ сказать.
Правда, сейчас ситуация была несколько другая и Вильям на этот раз не искал выхода для своего внутреннего огня, а он был относительно холоден в мыслях и у него появилась цель. И его второе я, не стало вот так сразу его перебивать, как это было прежде, – опять нализался, да вылазь уже из под стола, да смотри, куда прёшь, – а присоединившись к Вильяму, принялось рассматривать гостей таверны.
И что интересно, так это то, что первым, кто на глаза Вильяма попался, так это была миссисЛонгли. – А она не плоха. – Облизнувшись губами Вильяма, промолвило его второе я, которое звали Уильямом. – Да, не плоха. – Мечтательно согласился Вильям, но тут он наталкивается на грозное лицо Угрюмого Джона, и считает за необходимое, осадить Уильяма. – Давай не отвлекайся на нам недоступное. Это всё рефлексы.
– Отчего это? – ожидаемо Уильям не соглашается с Вильямом и у него иная точка зрения на недоступность. – Ты же сам видел, как она на тебя искоса поглядывала. – Прямо-таки смущает дух Вильяма этот коварный и полный вероломства Уильям. И только ослабь за ним контроль и дай повод, то он не посчитает нужным ставить Угрюмого Джона в известность насчёт своих намерений с его миссис Лонгли, и договорится с ней завести шашни за его спиной.
– А оттого, что я хочу не ославить своё имя, на что ты меня подбиваешь, а ввести его в пантеон славы. – С решимости сделать так, как сказал, проговорил Вильям. Но куда там, Уильям строит из себя ничего не понимающего дурачка.
– И зачем? – в недоумении задаётся вопросом Уильям.
– А что непонятного? – удивляется в ответ Вильям. – Чтобы та же миссис Лонгли не воротила нос, а сама искала встречи со мной, прославленным своим родом деятельности человеком. – А вот против этого Уильям ничего не может возразить, и он даже искренне удивлён тем, что недооценил Вильяма.
– Так бы сразу и сказал. – Даёт своё согласие повременить с миссис Лонгли Уильям, снимая сдерживающие факторы над шеей Вильяма, который теперь может её повернуть в сторону от миссис Лонгли. А миссис Лонгли, при виде такого непостоянства Вильяма, человека для неё загадочного и оттого она временами позволяла себе о нём думать, и бывали моменты, что она даже сомневалась в том, что сумеет обуздать свои не тривиального характера мысли насчёт этого господина, и, пойдя на их поводу, поставит в неловкое положение своего супруга, Угрюмого Джона, перед зеркалом с рогами на голове, не сдержалась и фыркнула, затаив обиду, с решением отомстить этому ветреному господину.
Вильям же,находясь в беспечном неведении насчёт мстительных планов мисси Лонгли и оттого его сердце не было обременено лишними заботами, принялся за рассмотрение мужской части населения этой таверны, которая, не в пример миссис Лонгли, была не воздержана на поведение и на славословие, состоящее в основном из собственной похвальбы перед своими товарищами по оружию в виде кружки универсального напитка: для кого-то укрепляющего нервы, для кого-то восполняющего его храбростью, а кого-то веселящего душу.
Ну а слава, эта такая категории значимости и своей значительности, о которой можно говорить бесконечно и она не знает для себя, ни пределов, ни каких-либо ограничений. Слава, как правило, не имеет начала, твёрдых для себя основ, на которые она бы опиралась в своём начале возвеличивания, а уж до каких вершин она может взлететь, то этого никто и даже те, кто ею был обласкан, не знает. И единственное, что они могут сказать, то когда их слава взметнулась к самим звёздам, то там у них голоса закружилась от неё, и они и понять ничего не успели, как вдруг оказались в самом низу, среди самых бесславных людей (это такая аксиома – от славы путь всегда лежит к бесславию).
Правда, бывают и такие редкие случаи, когда она идёт, если не впереди человека, за которым она закреплена, а вместе или вслед за ним. И вот на такого значительного и всего на виду человека и наткнулся Вильям, стоило ему только отвернуть лицо от кипящей от негодования миссис Лонгли и посмотреть в сторону распахнувшихся дверей, в которые даже не вошёл, а ввалился человек исполинской конструкции, над которым природа на славу потрудилась, не пожалев для него ни сил, как его физической составляющей, ни внешней благовидности, как проявления его духовного я. А уж того, что этого всего в нём было с избытком, стало сразу по его заходу понятно, так он был шумен и не воздержан на проявление всего своего я, через громкую словоохотливость и поведение, отчасти грубое, а местами вызывающее недоумение на лицах выпивох, сбитых со своего места сидения на пол,его широкой души рукоприкладством.
Что он сразу же, со входа в таверну и продемонстрировал, громко хлопнув дверьми и на всю таверну громогласно заявив: «А вот и я!». И теперь все головы выпивох и другого рода местной публики, повёрнуты в сторону дверей, и все они, немного догадываясь, задаются про себя вопросом: «И кто же я?». Ну а вошедший вместе с шумной компанией, состоящей из таких же шумных типов,этот великан, понимает, что люди из числа посетителей таверны, скорей всего, волнуются, задаваясь этим выше озвученным вопросом, и он не откладывает на потом разъяснения на этот счёт и прямо сейчас спешит объясниться. А чтобы не возникло недопонимания и другого рода недомолвок, то решает на самом ближе к нему сидящем примере продемонстрировать, на что он способен и как все отлично поняли, что с ним шутки плохи.
Так он с одного удара по табурету, на котором, клевая носом в кружку, расселся в своём довольстве какой-то забулдыга, выносит табурет из под зада этого забулдыги, да так при этом эффективно, что забулдыга ещё несколько мгновений рефлекторно находится в сидячем положении. И только после того, как его мышцы зада, несмотря на свою обездушенность из-за нарушения связи с мозговым центром забулдыги, почувствовали странный непорядок под собой, как будто бездна распахнула свои жерла под ним, а его ноги давно уже жили отдельной жизнью и не нанимались брать на себя лишнее, то лишь тогда забулдыга, ничего не понимая, уселся на пол.
Сеньор Командор, как вскоре выяснится, так звали этого великана, получив со всех сторон восхищённые взгляды одобрения, быстро примечает для себя и своей компании самый лучший стол, который по своему недоразумению, явно что-то перепутав, заняли каких-то два неизвестных типа, и как думается Командору, даже не идальго, к страшному осознанию своей ошибки этих типов, решает направить и направляет свой ход прямо к этому столу. И хорошо, что в людях благоразумие по большей части всегда берёт верх и не успел сеньор Командор приблизиться к столу на расстоянии вытянутой руки, с огромным кулаком на окончании, как до этого неблагоразумные типы из числа ремесленного класса, проявляют здравомыслие и освобождают стол.  Ну а Командор и вся его команда шумно занимают за столом места и требуют от Угрюмого Джона для себя обслуживания.
– Вот кто не задумается над тем, что о нём говорят, и какая слава о нём идёт. – В восхищении глядя на этого шумного посетителя, которого все, кому было разрешено и дано право голоса, с большим почтением звали сеньор Командор, сказал Уильям. С чем Вильям не может спорить, видя, что это на самом деле так. И даже Угрюмый Джон, для которого в этих стенах не было авторитетов и его слово здесь было главное, взялся сам обслуживать стол с сеньором Командором за ним, держа миссис Лонгли за стойкой, от греха подальше. Что немедленно было замечено сеньором Командором, которыйявлялся большим специалистом по этому грешному делу, судя по его самоуверенному взгляду. Да и его внешние характеристики не подкачали и находятся в той самой исходности, по какой чаще всего сохнут романтически настроенные девы, а что тут уж говорить об исчерпавших себя в браке, когда-то верных своему долгу супружниц, которые после стольких лет сурового быта и бытия без развлечений романтического толка, не задумываясь, готовы на романтическую глупость с первым встречным, подстать сеньору Командору, предложи он им себя.
–Вот за что я уважаю Угрюмого Джона,– постукивая огромной рукой по лавке, усмехаясь, заявил сеньор Командор, – так за его бесхитростность. Что у него на уме, то у него на лице прописано. – Эти слова сеньора Командора заставляют сидящих с ним за столом собутыльников, отвлечься от наблюдения за тем, как Угрюмый Джон разливает им в кружки из кувшина горячительной жидкости и со всем своим вниманием посмотреть на его лицо,