старался не дышать, ощущая тепло от её ладони. И в таком до удивления со стороны положении, мы стоим и каждый о своём думаем. Хотя она, судя по её, что-то там в уме считающему виду, скорей всего, ничего не думала, предоставив это занятие для того, кто до этого момента мало думал, а сейчас уже никуда не денется, а придётся о себе и своём будущем подумать, когда о тебе решили подумать, то есть мне.
И вот я, скрючившись в самое для себя неудобное и как мне это видится со стороны, до смешливости неловкое положение, стою в упор близко, напротив Рыжей, которая благодаря своим туфлям и каблукам на них, теперь вровень ростом со мной и мы к приятности моих ощущений, лишь слегка не касаемся своим носами (и только от меня зависит, потрёмся мы носами или нет, а это моё всевластие несколько сглаживает неудобство моего положения) и, ощущая лёгкую теплоту её руки на мой макушке, скорее пребываю в самом себе, чем о чём-то думаю, как того может быть хотела рыжая. И за всем этим я, пожалуй, мог бы и уснуть, несмотря даже на всё это моё неудобство стояния, но тут, с прежней неожиданностью, Рыжая убирает руку и говорит мне:
– Всё, можете расслабиться. – А как спрашивается, я могу расслабиться, если я до этого момента уже находился в этом состоянии. И само собой, я не расслабляюсь, а наоборот, напрягаюсь, хоть и вытягиваюсь в нормальное положение. Откуда смотрю на Рыжую, и даже не сомневаюсь, что она от меня что-то важное для меня скрывает.
– И что вы там, во мне, увидели? – спрашиваю я её. А она так многозначительно, да ещё иронично улыбается и с таким интригующим на любопытство посылом говорит мне: «Много чего», что у меня ещё больше разыгрывается интерес к себе и к тому, что она там во мне увидела. – А что конкретно? – спрашиваю я её уже настойчиво. А ей бы хоть бы хны на моё волнение и заинтригованность. – Много будешь знать, скоро облысеешь. – Рыжая прямо-таки срезает своей дальновидностью и знаниями моих слабых мест. Отчего я чуть было, невольно не потянулся руками к своим волосам, чтобы удостовериться, что там всё на месте и не осыпалось, оголив один из участков моей головы. А всё дело в том, что меня в последнее время беспокоит прореживание моей головы после расчёсывания массажной расчёской, на которой к моему потрясению остаются волосы, тогда как их прямое место на голове.
– Да таким макаром я все свои волосы вычешу. – Ахнул я и, решив отложить в дальний ящик массажную расчёску, этот инструмент подавления во мне анархического духа (вызывающая вопросы причёска, как один из элементов этого духа), взялся за голову руками, которым с этого момента, только и позволено прикасаться к моей голове в плане поглаживания и расчёсывания. О чём выходит, Рыжая узнала, приложив к моей макушке свою руку – волосы обогретые теплотой и мягкостью её руки, которая им с первого прикосновения к ним пришлась по душе, естественно подпали под её обаяние и всё, всё, в жалостливой манере, о себе и обо мне ей рассказали (это чтобы она их пожалела и погладила). А она взяла и использовала эти знания против меня.
И я ей бы сказал, что я на всё это думаю, с крайней жестокостью посмотрев на её волосы, которыми она явно гордилась и всегда хвасталась, но не успел, так как она, сместив акценты в своей тональности голоса, обратилась ко мне. – Я вот что подумала, – так серьёзно она сказала, что мне немножко в себе испугалось от того, что она могла у себя там надумать. – Надеюсь, не ту глупость, – в один момент во мне всё в мыслях восстало, запустив свою логическую цепочку предположений, – которую я себе сейчас надумал:
«Мы не можем больше встречаться. – Скажет она мне без всякой надежды голосом.
– Но почему? – еле сдерживая в себе эмоции, спрошу я.
– Я дала слово другому. – Почему-то ожидаемо мной именно вот это скажет она, блеснув в глазах слезой.
– Это ещё кому и что ещё за слово? – возмутившись на такую глупость, на которую вечно попадаются самые привлекательные героини рыцарских романов, сурово спрошу я её. – Ты его не знаешь, он из моего будущего. – Скажет печально Рыжая. Что меня ещё больше заводит: «Она что, решила его защитить, раз так о нём отзывается. Нет уж, мне нужно имя и адрес этого ловкача, да по подробней».
– Так что за слово? – спрашиваю я её для начала, чтобы так сказать, ослабить её контроль над именем того ловкача, а как только она забудется, то через неожиданный вопрос: «Не задумываясь, прямо сейчас говори, кого ты любишь?», выманить имя этого негодяя и похитителя её сердца. – А если она назовёт моё имя? – с потеплевшим сердцем вопросил я себя. – Тогда знать имя того негодяя не обязательно. – Успокою я себя. Но сейчас я жду от неё ответа на другой свой вопрос.
– Я ему обещала не влюбляться в человека из прошлого. Ведь это неразумно. – С такой печалью это сказала она, что у меня в сердце затеплилась надежда, а в горле почему-то пересохло (наверное, тепло в сердце просушило горло). И я, прокашлявшись для смазки горла, исподлобья глядя на неё, спрашиваю её. – Так вы нарушили слово?
– Но ведь это неразумно. – Отвечает она и я счастлив, а имя того типа, кто всегда за расчётливые и разумные отношения, мне неинтересно, хотя я догадываюсь, как его звать: Наум Наумыч Разумович».
И я, вдохновленный этим своим разумением, смотрю на Рыжую, а она в ответ с укором качает головой, показывая мне, что всю эту требовательную к ней историю во мне прочитала, и ей хоть и приятны некоторые детали из представившегося мне разговора, но всё же я, по её мнению, слишком самонадеян и вопросительно требователен к ней. – Нет, не эту глупость. – Незримо, но мне доступно для понимания, озвучивает она свою мысль и добавляет. – Но ладно, я так уж и быть, тебя прощаю. А теперь слушай то, о чём я на самом деле подумала. Я всё-таки должна дать тебе некоторые подтверждения того, о чём я тебе говорила. – Уже вслух добавила она.
– Ты это о чём? – играю непонимающего я.
– Ты знаешь, о чём я. – Прищурившись, сказала она.
– А мне не нужны доказательства, – говорю я, – я вчера не мог долго заснуть, как ты того и добивалась, всё перематывая в голове нашу встречу, останавливаясь не по разу на самых волнующих и интересных моментах («На каких? – так и порывалась Рыжая спросить, но удержалась»), чтобы внимательно их рассмотреть.
– И что ты увидел? – всё-таки Рыжая не выдержала и спросила.
– Что я тебе могу полностью доверять. – Сказал я. Рыжая внимательно смотрит на меня и после небольшой паузы спрашивает. – А ты справишься? Ведь быть в чём-то уверенным, а тем более в человеке, это ой как не простая задача.
– Вот как. А что-то об этом не подумал. – Деланно озадачился я, опять начав теребить свой затылок, в результате чего меня осенила истина: так я сам, таким образом, вычёсываю из себя волосы! – Надо немедленно это прекратить! – мгновенно среагировал я, убрав от затылка руки и, успокоив Рыжую. – Я постараюсь.
– А вот в это я верю. – Улыбнулась она. – Ну а теперь моя очередь сводить тебя куда-нибудь, ведь у меня перед тобой должок. – Откинув головой назад волосы, сказала она и так на меня многозначительно посмотрела, что мне было впору задуматься о том, на что это она намекает. Но отвлечённый этим манёвром её волос, я не придал особого значения этому её предложению с дальним посылом, – хочет меня отблагодарить за эту красоту на своей голове, – и дал ей своё согласие. – Идёт. – Говорю я ей. – Но ей видимо хотеться видеть меня заинтригованным, и она, прищурившись, спрашивает меня. – И не спрашиваешь, куда?
– С тобой куда угодно. – Несколько самонадеянно и развязно отвечаю я.
– А не страшно, зная какая я мстительная натура? – спрашивает она, делая вид, что она на самом деле такая. А я вот что-то в этом совсем не уверен, и я скорее склонен поверить всему тому, чего она про себя наговорила, – то, что она имеет некоторое отношение к будущему, – в чём я ей и признался, чем этому её наговору на себя. Хотя, как мне помнится, она это логично обосновывала. – Что-то мне подсказывает, что это не её слова, а за этим её насчёт себя мнением стоял и в этом её убедил, чтобы, так сказать, она держалась в этих ограничениях и была под контролем, хитрейший из людей будущего, Наум Наумыч Разумович. – Осенила меня очень верная догадка.
Между тем Рыжая ждёт ответа и я его ей даю. – Немного.
– Осторожным быть разумно. – Усмехается она и, повернувшись в обратную от меня сторону, откуда она, в общем, и пришла, – мы стояли, если не посредине тополиной аллеи, то в одной из её частей, рядом с одной из ряда лавочек, которыми украшаются такого рода аллеи, – начинает с осторожностью набирать ход. А я, догадавшись, под чьим влиянием она это сказала, – сумел же этот Наум Наумович так заморочить ей голову, – выдвигаюсь вслед за ней.
И не прошли мы … скажем так, двух переходов от одной лавочки до следующей, как я понял, насколько я был недальновидным простаком, не придавшему значение сквозившему в словах Рыжей предупреждению. Она ведь ясно дала мне понять, что от неё можно ожидать всякой неожиданности, а я почему-то не поверил и счёл это за игру слов, шутку. И как сейчас же выяснилось, то зря.
Так на нашем пути, расположившись на одной из лавочек, явно не случайно, а как было задумано, а может и того больше, заготовлено Рыжей, чтобы так сказать, убедиться на мой счёт в чём-то своём и соответствии её ожиданиям (а вот какие были эти ожидания, то это большой секрет), оказалась задумчиво смотрящая на нас компания, всё сплошь состоящая из парней мускулистого вида. И совсем не трудно мне было догадаться, о чём они все до единого и каждый в отдельности думали, глядя на нас с Рыжей. Где на рыжую было любо дорого посмотреть, тогда как на меня совсем не так – вот они и смотрели на меня именно так. И как мне кажется даже очень не так. И скорей всего, стоит только мне каким-нибудь образом дать им повод вмешаться, – да хотя бы споткнуться на ровном месте, – то они и задумываться не будут, а сразу перегородят мне путь, и вон тот здоровый лоб, с татуированными плечами, ещё раз окинет меня презрительным взглядом сверху и так досадно для меня усмехнётся и обратится по поводу моей никчёмности к своим корешам.
– А не кажется вам, парни, что кто-то замахнулся на не подъёмное для себя. – Даже не вопросительно, а утверждающе заявит этот лоб с татуировками. И, конечно, всем этим парням это кажется.
– И что будем делать? – так, для проформы, вопрошает этот тип, когда на самом деле он знает, что делать, – вдарить мне, как следует, сверху своим кулаком-молотом и всё, – в общем, обманщик и совсем неподходящий для Рыжей человек.
И он бы немедленно приступил к реализации своего плана по моему укрощению, если бы в их компании у него не было конкурентов, а в частности, не менее бронебойно выглядящий тип, гориллообразной наружности, выступивший с более щадящим для меня предложением (но для типа с татуировками это был вызов).
– Сдаётся мне, что мы тут и щелбаном обойдёмся. – Выдвигает своё предложение гориллообразный тип, демонстративно для всех разминая пальцы на своей руке, от вида которых мне уже стало темно в глазах. Тип в татуировках, однозначно восприняв эти показательные пальцевые движения гориллообразного типа, как вызов его авторитету, напрямую не идёт на обострение конфликта, а действует умно,
