| 2 |
поезде вы вечером ляжете спать у себя в городе, а проснетесь уже в Москве. Как вы на это смотрите, Владимир?
- Ладно, в субботу я сяду на поезд и приеду. А как вы меня встретите?
- Я буду стоять на перроне с табличкой «Владимир», вас так устроит?
- Конечно устроит.
- Если все же мы каким-то невероятным образом разминемся, то запишите адрес гостиницы. Сядете на любое такси, а в гостинице вас уже будут ждать.
Я записал название гостиницы, и мы вежливо распрощались.
- Ну, удачной тебе поездки в Москву, - проговорила Клавдия Ивановна.
- Спасибо, - почти прошептал я, соображая, какой объем дел предстоит мне выполнить перед поездкой. Надо было, в первую очередь, объяснить все Яне. Затем, во-вторых, рассказать все родителям. Но родители-то наверняка против не будут. А вот расставаться на целый месяц с Яной было для меня делом очень и очень нелегким. Я чувствовал уже нечеловеческую привязанность к ней, как собачка на невидимом поводке привязана к своему хозяину. Вроде бы и поводка нет, беги – не хочу, а убегать никуда не убегает. Я бы даже назвал это любовью. Хотя Яна подпускала меня к себе и в свою жизнь всего лишь на час-полтора, а потом я должен был уходить домой, потому что дальше она переходила под полное распоряжение детей, которых я, кстати, еще не разу и не видел. Какие они, эти дети вообще? И что это за распорядок такой: полтора часа в день личного контакта, а затем доступ к телу полностью прерывается, без права на дополнительные премиальные несколько минут. Такой же запрет общения касался и выходных дней. В Выходные Яна посвящала себя своим детям и больше никому.
К моему удивлению, сообщение о длительной командировке Яна восприняла очень стойко, будто всегда ждала этого, и лишь грустно опустила в пол глаза. У меня в кармане имелась пара тысяч, я их протянул ей. Потом подумал, что этого мало до унижения и решил сбегать домой еще за деньгами.
- Я сейчас еще принесу, - прошептал я, и даже не поев, развернулся и быстро ушел. По дороге домой я все думал, сколько же ей лучше дать. Деньги я сильно не тратил, куда-то берег или просто по привычке, старался быть экономным, поэтому у меня оставалось около восьмидесяти тысяч, да еще мамина заначка пятьдесят тысяч. Деньги очень даже неплохие. Но заначку я все же решил оставить, а от своих семидесяти девяти тысяч отложил в карман одну тысячу, на всякий пожарный, а остальные семьдесят восемь отнес Яне.
- Покушай хоть чего-нибудь, - беря деньги, проговорила Яна.
- Да, понимаешь, некогда. Надо много за сегодня еще успеть сделать. – Отчасти покривил душой я, вздрагивающим голосом. На самом деле было очень тяжело расставаться, все равно, что кусок живого мяса отрывают от тела. Я чувствовал, что сейчас еще секунда, и зареву, как корова, навзрыд, огромными коровьими слезами. Поэтому просто вырвался из Яниных объятий и бегом побежал сначала вниз по подъездной лестнице, а затем и по улице. Слезы, как и ожидал, сами хлынули по лицу ручьями. Думалось, ну ладно, всплакну тогда уж немножко, раз никак без этого, но слезы лились и лились беспрерывно. В такт слезам я еще начал немного в голос подвывать и всхлипывать. Чтобы не привлекать внимания прохожих, своим ревом, и чтобы побыстрее закончить истерический плач, я побежал по улице. Но словно нашелся какой-то неиссякаемый источник слез или в бесконечный режим включились слезные железы, но слезы текли и текли. Я бежал по улице, до наступления одышки, потом, перейдя на шаг, переводил дух и снова начинал бежать, но слезы текли и текли. Так я добежал до своего дома, и не решаясь войти, со слезами на глазах, побежал бегом еще круг и возле своего дома. Вроде истерика начинала утихать, слезы постепенно высохли. Но стоило мне войти в квартиру, как слезы опять хлынули ручьем с новой силой. «Блин, - думал я, - да что же это такое? И как это можно остановить?» Повезло, что родители занимались своими делами и не заметили моих всхлипываний. Раздевшись, я лег с головой под одеяло, зарылся лицом в подушку и превратился в спящего человека. Кто-то из родителей заглянул ко мне в комнату, но увидев, что я сплю, тихо вышел. Так это было вполне оправданно: после рабочей недели можно было позволить себе лечь спать пораньше и не просыпаться подольше.
Утром стихийное бедствие, под названием истерический плач, закончилось и я смог доходчиво объяснить маме, что на месяц меня посылают в Москву. Проживание и пропитание оплачивает принимающая сторона. Да еще и заплатят за это. О какой сумме шла речь, я преднамеренно умолчал, чтобы на всякий случай не сглазить. Хотя ни в какие приметы и сглазы я конечно же не верил. Но все же. Впрочем, мама и так приняла это известие, как радостное, ведь ее сын посмотрит столицу, да еще и проживет в ней целый месяц. Только уточнив, когда и на чем я поеду.
Днем в субботу я составлял список того, что хотел бы с собой взять. После долгих соображений, пришел к выводу, что возьму паспорт, ноутбук, запасной комплект белья и зубную щетку с зубной пастой. А что еще нужно аскетичному командировочному, чтобы работать там, на чужбине в поте лица? Да, наверное, больше и ничего.
Билет мне в кассе выдали по предъявлению паспорта, не взяв за это ни копейки. В поезде досталось двухместное купе. Верхних полок, для пассажиров, не было вообще. Второе место почему-то никто так и не занял. У меня появились даже подозрения, что может все купе полностью выкуплено лично для меня. Хотя этим подозрениям не нашлось никаких подтверждений.
Рано утром кто-то настойчиво постучал в соседнее купе и женский голос громко известил: «Подъезжаем к Москве, скоро закроется туалет». Через мгновение тот же настойчивый стук в мою дверь, с объявлением той же информации. Затем проводница продолжила стучать в следующие двери, все удаляясь и удаляясь со своими словами: «Подъезжаем к Москве».
Собираясь, умываясь и одеваясь, я все мысленно пытался себе представить Викторию, которая будет меня встречать на перроне. Судя по голосу, это женщина с очень мягким, но настойчивым характером, довольно убедительна и может без создания излишнего напряжения, доказательно и рассудительно настоять на своей точке зрения. Проверено лично на себе, как она лихо убедила меня приехать в Москву. Впрочем, - успокаивал я себя, - сейчас, буквально через несколько минут мы увидимся лицом к лицу, и все само собой разрешится. Тем более, что она-то меня уже, пусть даже и на компьютере, но видела.
Выйдя из вагона, я тут же провалился в бесконечную реку людей, которые, на ширину от одного стоявшего поезда до другого, шли торопливо все в одном направлении к выходу перрона. Испугавшись, что в таком потоке легче затеряться, чем найтись, я замедлил даже шаг, рыская глазами направо и налево впереди себя, сканируя все лица, повернутые навстречу общему потоку. Так я дошел до самой головы состава, до его локомотива, где заканчивались железнодорожные пути, и тут только впереди себя увидел сначала белую табличку, с надписью «Владимир», а потом и встретился глазами с женщиной, державшей ее перед собой. Наши взгляды встретились и по ее изменяющемуся лицу я понял, что она меня узнала. Женщина дружелюбно улыбнулась, и я тоже не смог сдержать серьезное выражение лица.
- Вы Владимир? – Очень мягким тембром голоса спросила она. Это была женщина лет тридцати-сорока, выше меня почти на целую голову, с очень красивым лицом.
Я согласно кивнул, услышав пароль, но забыл произнести отзыв: «А вы Виктория?», но она опередила.
- Я Виктория. Пойдемте, нас ждет машина.
Красивая новая белая иномарка с водителем поджидала недалеко от вокзала. Виктория показала жестом мне место на заднем сидении, а сама расположилась впереди. Так что я всецело провалился в мягкое сиденье, в котором и справа и слева были подлокотники для рук. Даже имелись углубления для стаканчиков и для бутылок. Прямо в спинке передних сидений вмонтированы телевизионные лед экраны. Всего скорее, задние пассажиры могли на них смотреть видео. В таких комфортных машинах раньше мне не то чтобы ездить, даже сидеть никогда не приходилось. Ощущения были такие, будто меня только что короновали, и я теперь имею ранг царственной особы. Машина не походила на такси, и классом уж точно превосходила автомобили из разряда, которые обычно приобретают для целей работы в таксомоторном парке. Значит, сделал я вывод, эта машина собственность фирмы. Во всяком случае мне так хотелось думать. А еще пронеслась шальная мысль: «Уж не слишком ли меня важно обхаживают?». Для полноты картины не доставало лишь приплясывающих и пританцовывающих знойных девушек с маракасами, кастаньетами и бубнами и красной ковровой дорожки. Не спрашивая адреса, водитель плавно тронул авто, и оно, как важный корабль поплыло вперед. Почти сразу мы оказались на дороге, по которой в одном направлении плотным строем двигались автомобили в шесть рядов. Через небольшой газончик, навстречу нашему потоку, двигалась такая же шестиполосная армада машин в противоположном направлении.
- Вот она - Москва! – Восторженно подумал я, смотря в боковые окна справа и слева. Кругом играли солнечными лучами стеклянные стены целых многоэтажных зданий и сооружений, неведомого назначения, витрины супермаркетов, фасады различных известных брендовых компаний с вертикальными или горизонтальными надписями их названий гипербуквами, каждая буква из которых была, наверное, больше человеческого роста в несколько раз. На всем протяжении пути, вдоль дороги располагались, один сменяя другого, гигантские рекламные билборды. Некоторые из них были даже огромными телевизорами и показывали не статическое изображение, а демонстрировали подвижную, сочную, сменяющуюся и двигающуюся графику рекламы. По тротуарам, вдоль улиц шли обыкновенные прохожие, и их было много, так много, что невольно напрашивалась аналогия с большим человеческим муравейником.
- Боже мой! – Думал я, - как много людей! У нас-то в городе народу тьма-тьмущая, но здесь творилось вообще что-то невообразимое, неописуемое, шокирующее. Где они здесь находят на всех столько еды? Где они все тут только работают? Как они тут разбираются кто есть кто? И зачем сюда еще вызвали и меня? Мало тех, кто уже под ногами мешается, так еще и я вливаюсь в эту массу.
Так за разглядыванием красот и достопримечательностей Москвы, набираясь столичных первых впечатлений, мы оказались перед широким парадным входом застекленного до самой крыши, высотой примерно в пять этажей, здания, с демонстративно выступающим вперед широким лестничным козырьком, который раздавался вширь над всей лестницей, чтобы стоящих на лестнице людей, в непогоду, не беспокоили небесные природные осадки. С боков лестницы, и справа, и слева, до высоты самого козырька, имелись стены из цельного прозрачного стекла, позволявшие видеть все насквозь, и отчасти были не только элегантным дизайнерским решением проектировщиков, но и защищавшие от бокового ветра. Прямо на козырьке огромными буквами выложено название гостиницы, той самой, которую мне еще в пятницу продиктовала по телефону Виктория.
- Кажется приехали, - подумал я.
- Ну вот и приехали, - вторя моим мыслям, проговорила Виктория, открывая свою дверь машины. Стараясь не изображать из себя вальяжного боярина, я
|
С уважением, Пётр