Оператор удивленно дернул вверх бровью, но мудро сдержался что-либо ответить, видимо из жизненного опыта уже зная, что трудно предугадать и просчитать реакцию заносчивого богатенького Буратины, на любое возможное высказывание: может оказаться нормальное, положительное восприятие, а может, из-за, казалось бы, совсем нейтральной фразы, человек впасть в абсолютную неадекватность, и что потом со всем этим делать. Да и разница в возрасте была чуть ли не в три раза не в мою пользу, а людям зрелого возраста обычно эмоционально трудно принимать подарки от молодых, ощущая себя в ущемленном положении, так как дарителем, по идее, должен, по возрастному статусу, быть старший, по годам, а одаряемый – младший, по количеству лет, а никак не наоборот. Иначе всплывает скрытый подтекст, говорящий: «Не доучился ты в свое время, дядя, упустил возможность, вот теперь ходи, пинай горшки».
- Ну, я тогда пойду? – Спросил он, - а во сколько лучше подойти?
- Э-э, да сегодня можно пораньше, часов в шесть вечера, это нормально?
- Да. Вполне. В шесть вечера я буду здесь. – Согласился оператор.
Проводив его до двери вместе с Анжелой, мы вернулись в номер.
- Что-то еду долго не несу-ут, - нараспев проговорила девушка. А я, в противофазе этому мнению подумал, что, может быть, это и хорошо. Ну зачем пожилому оператору видеть пиршество двух недоношенных буржуев, которое решила устроить Анжела. По меньшей мере это было нескромно, или надо было приглашать его третьим, а на третьего ничего ведь не заказано. Так и так выходила нелепая, дурацкая ситуация. А потому я втихую порадовался, что обед не принесли при операторе. Он каким-то своим неуловимым шармом, добросовестным и искренним старанием, стремлением сделать дело качественно и на высшем уровне, внутренней установкой, подтверждать свою репутацию делами, а не словами, вызывал к себе неподдельное расположение, и почтительное уважение. Помнится, как-то отец рассказывал про своего коллегу на заводе, что его послали помочь там что-то сделать в заводском управлении. Он пошел помогать. Работа предполагала заход в один из кабинетов администрации, в котором располагался в мягком вращающемся кресле совсем еще молодой человек, можно сказать – юноша. Ну какой он вообще руководитель? Он встал и вышел из кабинета, чтобы не мешать проведению работ. А на столе, наверное, по рассеянности, оставил небольшой листок - квиток, какие выдают в бухгалтерии, представляющий собой уведомление о начисленной и предполагающейся к выплате, зарплате. Вот знакомый отца, на свою беду, возьми, да и загляни в этот самый листочек бумажки. А в нем значилась сумма более трехсот тысяч рублей. Это в тот-то самый период, когда рабочие получали двадцать тысяч. Ну, кто-то чуть больше, кто-то чуть меньше. На жизнь хватало с величайшим трудом, решить только самые экстренные свои потребности, но в основном - только на еду. На такие деньги даже одежду покупали, частями накапливая из месяца в месяц порциями, кусочками, дольками, частичками и даже крупинками зарплаты. А здесь – триста! Не на тысячу, не на две, а в пятнадцать раз больше! И за что?! За какие-то нематериальные руководящие, или, как на заводе говорят, «руками водящие» действия! Это же не деталь какую-то выточить, или сложный агрегат отремонтировать. Нет! Просто руководящие пассы! И все! Триста тысяч! Так вот, этот знакомый отца, из-за накативших переживаний, в тот же день загремел в больницу с сердечным приступом, а отлежав положенные больничные дни, вернулся, и при каждом возможном случае, с возмущением, рассказывал и пересказывал тот случай с зарплатным уведомлением, возмущаясь, что на рабочих даже копейки найти не хотят, чтобы зарплату довести до приемлемого уровня, а тут в пятнадцать, блин, раз!
Так вот, не хотелось ставить оператора в такое же некорректное, неловкое положение. Тем более, что и сам-то я лишь только сегодня и только первый раз сделал такой заказ, да и то не я, а Анжела.
Пока все это бурлило и кипело в моей голове, пытаясь распределиться по местам, в дверь опять постучали. Анжела, по уже начавшей переходить в традицию, прерогативе командира, громко произнесла: «Открыто!».
Сначала в двери появилась, поблескивая хромированными ободками, тележка на колесиках, уставленная всевозможными разнообразными яствами, потому что, если это нагромождение назвать обыкновенным словом «обед», было бы откровенным оскорблением к тому, что лежало и стояло на этом столике. Затем появилась и водитель этой самой тележки, высокая девушка-официантка или бармен, или еще как-то называется ее должность, наверное, на голову или полторы выше меня, одетая в белоснежную женскую рубашку и черную юбку. На ногах телесного цвета колготки и лакированные туфли, с острым носком, на каблуках, делая ее, в моих глазах, еще выше.
- Здравствуйте. – Сказала она с достоинством.
- Здравствуйте, - хором откликнулись мы с Анжелой. А с радостью для себя подметил, что у нас который раз получается отвечать хором, как у хорошо вымуштрованных солдат. Глядишь, к концу срока пребывания в этой гостинице, нас еще и маршировать в ногу научат.
Официантка закатила тележку в зал, аккуратно обогнула расставленную видео и светотехнику, и затормозила недалеко от дивана и журнального столика. Достала с нижнего отсека тележки электронный терминал.
- Ваш заказ. – Сказала она. – Можно на секундочку вашу карту нашей гостиницы.
Я достал из кармана стопку из трех карт и выбрав нужную, протянул девушке. Она навстречу карте протянула в руке терминал и тот едва слышно чирикнул, а затем из него выполз длинный чек.
- Спасибо. – Сказала она, отрывая и оставляя на тележке с кушаньями чек, и, развернувшись, добавила:
- Приятного аппетита, - и вышла, вместе с терминалом, из номера.
Я обвел взглядом тележку. На ней в трехъярусной вазе сочным букетом расположились зеленые и фиолетовые гроздья винограда, яблоки, мандарины, киви. Рядом с вазой стояла расписанная под гжель, голубыми фигурками на белоснежном фоне, но еще по караю с, нехарактерным для гжели, золотым ободком, супница, закрытая крышкой, из выемки которой возвышалась над посудой, как антенна космического корабля, блестящая ручка черпака. Рядом лежала огромная по ширине, почти как ковбойская шляпа, тарелка с жареным картофелем и большим куском мяса, которым можно было не только наестись доотвала самому, но еще и накормить небольшую семью. Там же, очаровательной коричневой лужицей, поблескивала подлива или соус, с выступающими маленькими цельными грибочками, и еще какими-то, аппетитно выглядящими, овощами. Все это было эстетично оформлено зеленью. По всей видимости, эта тарелка предназначалась мне. Другая тарелка, наверняка для Анжелы, лишь ненамного меньше первой, была заполнена больше салатом и овощами. Еще была тарелочка с разноцветными бочоночками ролов. Также стояли две вазочки с белыми шариками мороженого, припорошенного коричневой крошкой шоколада. Отдельная ваза с кучей небольших, но разнообразных пирожных, каждое из которых можно было положить в рот целиком за один раз. Нечто вроде пробных версий. Отдельная тарелочка была с красивой нарезкой черного и белого хлеба, который карточным веером разошелся по всему кругу тарелки. Еще красочным пятном натюрморта выступала небольшая корзинка с выглядывающим из нее горлышком бутылки с вином. Тут же рядом предусмотрительно был положен штопор. Еще стояли два пузатых, на тонких ножках, бокала под вино и два высоких продолговатых стакана под сок. Графинчик с зеленоватого цвета соком тоже удобно расположился на тележке. В белоснежные салфетки были завернуты блестящие столовые приборы: ножи, ложки, вилки, на две персоны и две глубокие пустые тарелки под суп.
Анжела легко подхватила двумя пальчиками чек. И тут же воскликнула:
- Ничего себе: девятнадцать штук! – И тут же виновато посмотрела на меня. – Ничего?
- Наверное, ничего. – Неуверенным тоном предположил я. Но для Анжелы, видимо, это послужило неким спусковым механизмом, полностью раскрепостившим ее. Она обрадованно подхватила одну супную тарелку, и с ловкостью циркового жонглера, налила в нее черпаком тройную порцию супа, придвигаясь к ней носом и втягивая его запахи в себя.
- М-м! Какой аромат! Рассольник! – Воскликнула она и поставила эту тарелку на журнальный столик, рядом с ноутбуком. Рыбки внутри журнального столика вдруг испуганно бросились врассыпную от поставленной тарелки, но через пару секунд снова начали свое плавное, размеренное, элегантное плаванье среди гротов и потонувшего корабля. Во вторую тарелку Анжела налила всего один черпак супа, предназначавшийся ей, и считая, что этого ей будет вполнетдостаточно. Вторая тарелка, поставленная на стол, также вызвала взрывной ажиотаж у рыбок, которые рассыпались по сторонам, но тут же пришли в себя и успокоились. На столе появилась тарелка с хлебом и два свертка со столовыми приборами. Я подхватил со стола ноутбук и, чтобы не мешал, положил его в самый угол дивана.
- Покушаем? – Игриво спросила она. Я, уже захлебываясь слюной, садясь на диван возле столика, смотря, чтобы своей массой не раздавить лежавший радиомикрофон, согласно кивнул и отхлебнул первую ложку супа. Рассольник действительно был нетипичным, в котором прослеживались, само собой, основные черты и нотки классического рассольника, но присутствовали еще и особые вкусовые и ароматические фиоритуры, дополнительные украшательства, тона, полутона, и оттенки, привносящие и расширяющие гамму вкусовой палитры дегустируемого блюда, придавая ему налет царственной благородности, ощущения соприкосновения с высшей школой совсем не столовского поварского искусства.
- Ждрать охота, как стае голодных бегемотов! – Радостно сообщила Анжела, садясь в кресло и беря в руку свою ложку. Сняв первую пробу, она замерла на несколько мгновений, соображая и прикидывая что-то в своем уме. – Довольно вкусно. – Добавила она, и стала тоже кушать, делая это неторопливо, с четко выстроенным чувством меры и растянутого по времени ритма, и совсем не похожего на стаю голодных бегемотов. Скорее, с эстетической точки зрения, бегемота напоминал я, черпая ложку за ложкой и забрасывая их прямо в застоявшуюся без работы топку желудка, почти полностью пропуская этап пережевывания. Моя тройная порция закончилась быстрее, чем одиночная у Анжелы. Девушка же, плавно поедая свое блюдо, по всей видимости, не переставала периферическим зрением следить за мной, и стоило моей тарелке опустеть, как она тут же спросила:
- Еще супа или второе?
- Можно второе, - согласно кивнул я. И тут же суповая тарелка, негромко звякнув, исчезла в нижнем отсеке тележки, а на столике оказалось второе блюдо. Рыбки в столе опять игриво разбежались, но сразу любопытно подплыли обратно, смотря на эту чудесную вкуснятину. Я оглядел безразмерные просторы, явно не моего калибра, тарелки, но бояться было некогда, тем более, что картофельно-мясной ландшафт манил к себе и настойчиво звал немедленно попробовать его содержимое. Никогда раньше не имея дело с ножом, как со столовым прибором, а только видев его практическое применение в фильмах по телевизору, я некоторое время помешкал, но мысленно спроецировав в голове
С уважением, Пётр